Аммар уже 8 лет живет в Беларуси: приехал сюда из Сирии во время гражданской войны, когда оставаться там стало небезопасно. Его историю рассказываем вместе с проектом «Живая Библиотека».
Минская Осмоловка, уютная кофейня, теплый, но ветреный будний день. Встречаемся с Аммаром и сразу договариваемся обращаться на «ты» – зачем все эти формальности?
– За все время, что я живу в Беларуси, – говорит Аммар, – еще ни разу не бывал в Сирии: только родители два раза приезжали ко мне в гости. Но часто с ними получалось встречаться в Ливане. Правда, уже три года мы не виделись, и сейчас особенно скучаю: у папы был день рождения, а потом еще сестра скинула фото моих племянниц – одну из них я еще никогда не видел.
О жизни в Сирии: «Пока добирался до Дамаска, начали стрелять в автобус – попали в двух девушек»
Аммару 27 лет, он родился в Сирии: окончил школу, поступил в университет на фармацевта и успел отучиться один год. На тот момент уже два года в стране шла гражданская война, которая началась в 2011 году.
Его семья – папа, мама и сестра – жили в городе Хомсе примерно в 200 км от столицы Сирии Дамаска. Начались и развивались военные действия очень быстро, но мыслей о том, чтобы все бросить и уехать, у 19-летнего парня не было: говорит, любил свой город.
– Но, когда конфликт развернулся настолько, что оставаться в стране стало страшно, когда появилась опасность, что можешь умереть, пришлось покинуть страну. Самым быстрым и удобным тогда вариантом для меня была Беларусь: сирийцам больше никуда не давали визы.
Конечно, мне тяжело это далось: в Сирии остались родные, друзья. К тому же о Беларуси я вообще ничего не знал, не знал язык – приехал, можно сказать, сюда как голый.
Хорошо помню последнюю неделю перед отъездом. Я уже взял отпуск в университете (он находится в городе между Хомсом и Дамаском) и поехал попрощаться со всеми, забрать вещи из общаги. Там проводили мероприятия, было все хорошо. Спим – а наутро началась война вокруг универа: со всех сторон идут боевые действия, а мы в самом центре. Но на следующий день на пару часов сделали перемирие, чтобы мы могли выехать.
В сторону своего города Аммар не мог поехать: там тоже шли военные действия – дорогу закрыли. Пришлось отправиться в Дамаск: пока добирался, начали стрелять в автобус – попали в двух девушек. Говорит, было страшно, но закончилось все хорошо, никто не умер.
О переезде в Беларусь: «Казалось, что я знаю русский, а на самом деле я ничего не знал»
Сюда Аммар приехал через компанию, которая приглашает иностранных студентов на учебу. Человек, встречающий парня в аэропорту, привел его в общагу, оставил на первом этаже – и уехал.
– Я стоял там часа два: английский-то я знаю, но вахтерша его не знала (смеется). Правда, мне повезло, что я познакомился с компанией сирийцев, которые мне помогли потихонечку освоиться.
Первый год жизни в Беларуси я пытался уехать в Германию: долго готовил документы, подавался на визу, но в итоге получил отказ. Поэтому я никак не продвинулся в изучении русского языка: думал, полгода – и уезжаю, зачем мне его учить.
Позже снова пробовал открыть шенгенскую визу в Испанию, в Литву – и везде получал отказ: пишут, что недостаточно доказательств, что мне нужна именно туристическая. С видом на жительство или без него – без разницы.
И вот через два года я получу белорусское гражданство. Может быть, тогда у меня появится возможность куда-нибудь переехать. Я бы, например, хотел попробовать пожить в Нидерландах.
Аммар остался в Минске и поступил в Академию искусств – решил пойти на актерское.
– Для начала пришлось встретиться с деканом и пройти небольшое интервью. Я выучил один листик подготовленного текста на русском: я знал, как выглядит кириллица, как произносятся буквы, – не зря ходил на подготовительные курсы для иностранцев в БНТУ! Этот текст и рассказал.
Мне казалось, что я знаю язык, а на самом деле ничего не знал. Но меня приняли.
Про учебу в Академии Аммар не очень любит вспоминать – в том числе из-за конфликта с преподавательницей.
– Она классная актриса, но как преподавательница мне не очень нравилась: у нее была система «любимчик – не любимчик».
Помню, однажды ее муж ставил у нас спектакль как приглашенный режиссер. Меня не было в этой постановке: попросили, чтобы я приходил помочь со светом.
Пришел на первую репетицию, все себе записал на арабском (на русском я очень плохо пишу). А на второй репетиции делаю все, что у меня записано, но режиссер останавливает и начинает на меня орать: «Что ты тут устроил “арабскую дискотеку”!»
– Кстати, а ты сталкивался с расизмом в Беларуси?
– Больше нет, к счастью.
В общаге Академии Аммар прожил полгода, а потом переехал к своей девушке (теперь уже жене): они познакомились на международной книжной выставке.
– На тот момент жена тоже была студенткой, но училась в БГУ на филфаке, а сейчас она репетитор английского.
Что было после: «То, что происходит в казино, не происходит нигде»
После окончания Академии Аммар так и не смог поработать по специальности: говорит, в театр не берут из-за акцента, сниматься тоже нет возможности. А на массовках клипов и рекламы, куда парню удавалось попасть, приходилось больше смотреть на процесс, чем работать.
– А следишь за тем, что происходит в театральной жизни города?
– Нет. Во-первых, нет времени ходить в театры, а во-вторых, мои первые опыты были ужасными: я засыпал во время спектаклей – мне не зашло.
– Чего не хватает белорусскому театру?
– Могу сказать только о тех спектаклях, на которые я ходил: не хватало молодого зрителя, пьесы повторяются – они просто надоели. Нет спонтанности, эксперимента, хочется, чтобы постановки были более живые, а сейчас все очень в рамках.
Театр теперь находится в борьбе с телевидением, которое находится в борьбе с интернетом. И нужно с этим что-то делать. Но просто приглашать людей на трехчасовую пьесу, которую люди видели уже несколько раз? Это не то. Нужен новый подход, который привлечет молодежь: быстрый, живой, удерживающий внимание. Пусть это будут полчасика, но зато какие!
– Как ты стал зарабатывать, раз не смог работать по специальности?
– Решили с другом открыть секонд-хенд детской одежды, но не получилось. Причины этому были разные, но самое главное – у нас в этом не было никакого опыта, поэтому кое-где допускали ошибки.
Сейчас я уже три месяца работаю в казино: по 12 часов четыре дня, а потом четыре выходных – восстанавливаю силы. Первое время вообще было очень сложно адаптироваться: с трудом понимал, чего хочет человек.
Например, есть гости, которые вообще не любят, чтобы к ним подходили, а есть те, кому, наоборот, скучно во время игры и хочется общения. И отличить их друг от друга очень сложно. Но в то же время интересно – это новый мир для меня: то, что происходит в казино, не происходит нигде.
По словам Аммара, сейчас ему в работе очень помогают актерские навыки: легче получается найти подход к людям, когда изучаешь их, думаешь, что у них происходит внутри. Рассматриваешь каждого как персонажа, пытаешься понять их.
– Мне очень интересно наблюдать за тем, как некоторые люди любят привлекать к себе внимание. Например, человек проиграл какую-то сумму – и он молчит, а потом выиграл намного меньше – и начинает вовсю кричать: «Да, я выиграл!» Очень интересная реакция.
Или есть те, кто стремится показать свое влияние. Допустим, когда человек не хочет, чтобы с ним рядом кто-то играл: только он за одним столом – это его территория, которую он защищает.
Еще нравится видеть то, как работает весь наш коллектив: как часы, как единый механизм. И это при том, что нас в составе около 400 человек: выработана очень хорошая система. Но никогда никаких конфликтов между нами не бывало, как и с гостями.
– Получается, здесь у тебя уже сложившаяся жизнь. Вернуться в Сирию не хочешь?
– Сейчас уже нет желания возвращаться в Сирию, там плохо живется: из-за последствий войны там нет бензина, нет газа, нет воды, электричество бывает только пару часов в день. Что там делать?
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Павал Хадзінскі для CityDog.by.
