«Писали, что мы из собак делаем шашлык. Я так возмутилась!» Эта минчанка создала легендарное кафе «Сайгон» в Ждановичах – почитайте ее большое интервью

«Писали, что мы из собак делаем шашлык. Я так возмутилась!» Эта минчанка создала легендарное кафе «Сайго...
Римма Погребицкая уже больше 20 лет живет в Америке, ее муж мотается между Вьетнамом, США и Беларусью. Их история – о том, как важно никогда не сдаваться.

Римма Погребицкая уже больше 20 лет живет в Америке, ее муж мотается между Вьетнамом, США и Беларусью. Их история – о том, как важно никогда не сдаваться.

– В свое время я окончила филфак БГУ – довольно неплохо писала. Даже была мысль написать книжку о своей большой любви. Но в Америке я, честно говоря, деградировала. Уже не под силу это все – работа, дела.

– Было бы вдохновение…

– Как-то все сошло на нет. Все, что я умела, будто осталось в прошлой жизни. Но мне кажется, что эта история очень интересная.

Я родилась в Минске, училась в школе №136, окончила в 1980 году, поступила в БГУ на филфак. И в 1985-м пришла на работу в Минский пединститут на кафедру русского языка для иностранцев. Я была заведующей лингафонным кабинетом. У нас были студенты-вьетнамцы, несколько кубинских аспирантов – я проводила с ними лабораторные по фонетике.

История любви: я сразу сказала: «Да-да-да-да-да!»

– В 1987 году в Минск приехал мой будущий муж Фам Динь Тхань. Он бывший военный летчик. Учился во Фрунзе, не окончил – самолет разбил. Потом поступил в Ханой в пединститут, и на третий курс группа вьетнамских студентов приехала в Минск учиться.

До этого я была в браке: мы с бывшим мужем прожили три месяца вместе, у нас родилась дочка. Когда мы поженились, Тхань ее воспитал – для нее он единственный папа, самый любимый, самый хороший.

У нас в браке есть еще одна дочка – Лиля. Старшей сейчас 36 лет, младшей – 33. Пятеро внуков от старшей дочери.

Так вот, мы встречали вьетнамцев на вокзале. 17 августа – я этот день запомнила на всю жизнь. Увидела его, и у меня все внутри остановилось – первая любовь, такая сильная, до сегодняшнего дня. 33 года вместе!

– Кто проявил инициативу?

– Он бегал от меня.

Мы, педагоги, дежурили в общежитии по выходным. Однажды я пришла на дежурство, а там драка между вьетнамскими мальчиками и нашими. Наши выпили, стали к вьетнамским девочкам приставать, их мальчики стали защищать. А мой муж всегда в первых рядах! Он выскакивает: тут кровь течет, тут перья присохли.

Когда конфликт уладили, его нужно было вести к врачу – я его взяла, и мы пошли. Он немножко был лентяй ходить, но как-то не мог предложить поехать на такси. Потом уже, когда поженились, рассказал: «Мы с тобой идем, а у меня так болят ноги, я тебя так ненавижу, что ты меня потащила в эту поликлинику!»

Когда я дежурила, я всегда приходила к нему в гости, мы пили чай, разговаривали – настолько было интересно с ним. Он был старше всех студентов: второе высшее образование, очень начитанный, прекрасный русский язык. Конечно, он видел, что я к нему проявляю какие-то чувства.

Однажды мы пошли в кинотеатр «Беларусь» на фильм «Жюльетта» Жана Маре. Вышли из кинотеатра, и он мне говорит: «Выходи за меня замуж». Настолько этой историей был потрясен, что чувства нахлынули. Я сразу сказала: «Да-да-да-да-да!»

У меня даже мысли не было, что он «бедный вьетнамец». Когда мы уже были женаты и его не хотели оставлять в СССР, мой папа сказал: «Продадим машину, библиотеку, выкупим его, чтоб ты не страдала». У нас была очень хорошая библиотека, по тем временам книги ценились.

Он даже друзьям иногда рассказывал: «Я был покорен тем, что она зимой меня возле общежития ждала». В мороз! У него до сих пор эта привычка: уже 58 лет он всегда везде опаздывает, если я его не подталкиваю.

«Вас все равно не поженят, это нереально»

– В 1980-е годы вьетнамцам в СССР не давали разрешения на брак. На то время в Минске была только одна пара, которая добилась разрешения, – наши друзья. Его даже в тюрьму посадили, а она бегала беременная вокруг тюрьмы, чтобы его выпустили. Потом все-таки расписали. Мы были вторыми.

– В смысле «разрешение»? В Советском Союзе? Или разрешение от Вьетнама?

– Был договор между СССР и Вьетнамом, чтобы браки не регистрировать, потому что вьетнамцы не хотели возвращаться домой. Русские жены ехать туда не хотели. И, когда в 1989 году мы поехали во Вьетнам, я поняла почему.

Я была комсомолка, активистка и считала, что если написать письмо генеральному секретарю ЦК КПСС, то весь вопрос решится. Сначала писала Терешковой в Комитет советских женщин, в Минюст СССР, ну и последней инстанцией был Горбачев.

Я очень трогательно расписала всю свою жизнь – первый брак не удался, муж пил, дочка есть, как Тхань относится к моей дочке, как мы хотим быть вместе. Пришел ответ: если есть подтверждающие документы, что он не состоит в браке во Вьетнаме, – разрешить.

Мы написали его папе, он занимал какой-то пост. Пришла справка с печатью. Но письмо на вьетнамском языке – в восьмидесятые годы найти переводчика было практически нереально. Мы поехали в Москву, во вьетнамское посольство.

Чужих на территорию не пускали – пуcтили только его. Он вышел с каким-то мужчиной: «Если я вам переведу это письмо и заверю, то практически я вам дал разрешение на брак. Горбачев вам разрешил, а я не могу вам дать такое разрешение, меня снимут с работы».

Была зима, мы стоим под окнами этого посольства, обняли друг друга, я рыдаю. Видимо, этот мужчина посмотрел в окно – вышел без куртки, в одном костюме, какой-то шарфик на нем был: «Дайте эту вашу бумагу». Приносит через несколько минут – стоит печать, подпись.

Я не знаю, как его зовут. Но то, что он сделал, решило всю нашу судьбу.

На кафедре был скандал: «Вот сейчас он сядет в поезд и уедет, а ты останешься»

– Декан факультета очень не любил Тханя. Мой муж всегда что-то придумывал. На вьетнамский Новый год он купил живых петухов (это традиция) и привез в общежитие. Петухи сбежали и бегали по коридорам, а вахтеры их ловили. Декан был в ярости.

Мы все скрывали от кафедры, но они узнали, и все против нас ополчились. Был такой скандал, не передать!

На тот момент я уже была беременна: нам сказали, что, если у вас не будет ребенка, ничего не получится – нужен веский аргумент. Я ушла в декретный отпуск, Тхань остался в институте.

3 мая мы еще раз съездили в Москву – его папа транзитом летел из Вьетнама, хотел познакомиться, потому что было неясно, пустят ли нас вообще во Вьетнам.

На следующий день, 4 мая, мы поженились в Минске.

Тхань пришел в институт через пару дней, а декан ему говорит «Ну все, ты мне надоел, я тебя отправляю обратно во Вьетнам, билет тебе заказываем, уезжай». А он отвечает «Ну мне же положено три дня на свадьбу». Декан: «Как? Кто тебе разрешил?» А он говорит: «Спасибо Михал Сергеевичу Горбачеву». На это декан уже сказать ничего не мог.

В начале июля студенты уезжали на родину – все очень плакали, что Тхань остается: такого красивого парня потеряли! Мы пришли их провожать на вокзал, он стал заносить вещи в поезд своим друзьям. А декан стоит рядом: «Вот сейчас он сядет в поезд и уедет, а ты останешься». Мне через 20 дней уже рожать, а я стою и плачу...

Дочка родилась 25 июля. Мы жили у моих родителей. Денег, конечно, не хватало. Он пытался, как все, купи-продай. Потом началась перестройка – он ездил, покупал косметику, продавал ее.

Однажды ночью Тханя остановили, нашли ящик с этими тенями. Началось разбирательство, пришли к нам домой с обыском. Дома стоят коробки с детским питанием – мы получали бесплатно в поликлинике. Милиционер говорит: «О, они еще и питанием детским торгуют».

Мы взяли адвоката и, можно сказать, отделались легким испугом – два года работ. У меня дядя работал в то время в филармонии, в ансамбле танца у Дудкевича, и Тхань пошел туда гардеробщиком.

Поездка во Вьетнам: «Мне стало плохо, такого я не видела никогда в жизни»

– Потом все наладилось, мы поехали во Вьетнам – в 1989 году. Я даже не подозревала, что такое может быть. Как у нас показывали фильмы о гражданской войне, о разрухе – вот такое я там увидела.

Сестра мужа работала в «Интуристе». Мы приехали в Ханой и сидели рядом в кафе. Я увидела детей, мальчика и девочку, 4-5 лет. С сумой через плечо – как в кино показывают беспризорников в 1930-е: грязные, оборванные дети просили милостыню. Мне стало плохо, такого я не видела никогда в жизни. Мы купили им еды.

Конечно, сам Ханой… Маленькие домики, грязные улицы, среди всего этого кошмара – памятники старины, красивенные пагоды. Маленькие магазинчики, где за бесценок можно купить серебряные вещи, фигурки из сандалового дерева.

Иностранцев было мало, в то время в Ханое были в основном русские – строили электростанцию Хоа Бинь. На выходные все они ехали в центр Ким Лиен, там были адаптированные магазины, можно было купить что-то из европейского питания, европейскую одежду.

А потом мы поехали к родителям мужа – 200 километров от Ханоя, но дорога заняла целый день. Его брат был водителем автобуса, приехал за нами очень рано: выехали затемно и приехали в Туен Куанг ночью.

Фонарные столбы стоят на очень большом расстоянии, дорога темная, а дети из деревень собираются под этими столбами, чтобы поиграть. Мы едем очень медленно, кучки детей играют под фонарями в какие-то свои игры, в деревнях дверей в домах нет, видны проемы – где-то стол, керосинка чадит на столе.

Встреча с родственниками: «Они поняли, что для меня все необычно, посадили меня с мужчинами»

– У меня был шок. Мы едем, и я говорю мужу сквозь слезы: «Ты знаешь, мне очень нравится твой Вьетнам, очень. Но давай мы не будем здесь три месяца, а хотя бы месяц…»

Появление белого человека в маленьком городке было сенсацией. На меня ходили смотреть, как в зоопарк, дети показывали пальцами.

Папу я уже знала. Мамина реакция – я даже не представляла такого. Он привез белую женщину, совершенно не похожую на их девушек, а мама меня обняла так тепло, так крепко меня обняла и стала плакать. И так мы с ней, обнявшись, сидели. Мама была замечательная и папа. Они очень нас любили.

Когда умирал его папа, я была в Америке. Мне стало плохо, никогда так не было: холодный пот, сердце, давление. Я легла. Приехала моя мама, она врач, померяла давление – очень высокое. Позвонили на работу, что я не приеду. Вызвать «эмердженси» невозможно, очень дорого.

Мама дала какие-то таблетки. И так же резко, как мне стало плохо, все прошло в один момент. Я села в машину, поехала. Через полчаса звонит муж из Минска: «Римма, час назад умер папа». Он умирал в сознании – у меня такое чувство, что он думал о нас в последний час, прощался. И, когда ему было плохо, когда он уходил, я в Америке почувствовала.

Так вот, первая встреча. Накрыли стол – ну, не стол: за столами они не сидели, на циновках. На одной половине мужчины сидят, а на другой – женщины с детьми. И у меня такая растерянность: господи, сейчас он сядет там, а я – с какими-то чужими тетями, что я буду делать с этими палочками?

Они, видимо, поняли, что для меня это как-то необычно, посадили меня с мужчинами. Потом я приезжала и уже сама садилась с женщинами – хотелось показать, что я принимаю их традиции, уклад жизни. Это моя семья, я их очень люблю.

– Мне кажется, у нас такая белорусская черта – стараемся в другой культуре соответствовать.

– Друзья мужа считают, что ему повезло со мной. Уже многие поразводились, а мы до сих пор вместе, хотя он сейчас живет на три страны: Вьетнам, Беларусь и Америка.

Я всегда вьетнамцев в нашем доме принимала так, как положено в их традиции: подала чай, какие-то фрукты – и ушла в свою комнату, а они уже сидят, курят, разговаривают. Через какое-то время опять пришла – еще налила чай, может, поесть… Это обязательно для вьетнамской жены – не мешать, когда мужчины разговаривают, и вовремя подать чай, кофе, еще что-то.

У меня есть восточные корни – мама наполовину азербайджанка. Армянские, азербайджанские, грузинские женщины приспосабливаются, слушают своих мужчин.

– А вьетнамский выучили?

– Пыталась, но не выучила, потому что говорю, только когда бываю во Вьетнаме. Чтобы с семьей можно было общаться: «спасибо», «воды», «поесть». Младшая в детстве понимала все по-вьетнамски, но сейчас уже 33 года – ничего не помнит. Обе жалеют, что папа их не научил.

– Ну, еще не поздно.

– У них уже другие проблемы. Одна детьми занимается, у нее работа и муж, пятеро детей. Вторая в банке карьеру строит. От операционистки дошла до менеджера.

Как на Ждановичах появился «Сайгон»: «Мы поставили соусы на столах – алкоголики приходили за бесплатной закуской»

– Расскажите, как открывали бизнес.

– У нас был минский друг, он в свое время работал шофером на «Беларусьфильме». Во время перестройки он потерял работу – и вот однажды приходит к нам домой в костюме, при галстуке и говорит: «Ребята, я открыл фирму, назвал ее “Самсон”. Его фамилия Самсонов. Это меня жутко возмутило – блин, скромнее надо быть!

«Идите ко мне на работу, я вам буду платить по 100 долларов». Мой муж, конечно, засмеялся – в то время, занимаясь каким-то своим бизнесом, он имел другие деньги. А меня заела гордость: без образования, пришел тут. А почему мне не открыть фирму?! В то время все открывали.

Взял юриста, он тебе подготовил пакет документов, заверил – все. У тебя есть фирма. Муж сказал: «Вот тебе деньги, делай что хочешь». Так у нас появился «Сайгон», многопрофильное торгово-коммерческое предприятие. Три работника: я – директор, наш друг Сергей Артеменко – коммерческий директор, и бухгалтер.

В Минске в то время не было посуды, мы купили трейлер, поехали в Радошковичи на завод керамики. Торговали на стадионе «Динамо», прогорели, потом сами этой посудой пользовались.

Съездили с мужем на отдых в Италию, пару раз попали во вьетнамские рестораны. В Америке у меня была бабушка – были у нее в Чикаго, потом поехали в Нью-Йорк. Попали во вьетнамский район, а там такая вкусная еда в ресторанах! Мы посмотрели, сколько там людей: «Давай на основе нашего “Сайгона” попробуем кафе».

Открылись в 1995 году. Еще ничего не было – палатки, Ждановичи только начинали строиться. Мы поставили фургончик под номером 53. У нас были два вьетнамских повара, муж и жена, мы сняли им квартиру – и стали готовить.

Меню было скромное, но очень вкусное: суп «Фо», блинчики «Нем», котлетки «Чаран», мясо «Бо Сао», салат «Го се Фай». Цены были низкие, народ пошел. Как-то Тхань нашел обалденного повара – он делал очень вкусный суп из креветок и подавал его в апельсине.

 

Мы на столы, как в Америке, поставили соусы. К нам приходили алкоголики, доставали свой хлеб, мазали этот кетчуп, наливали себе и закусывали. Потом уже, конечно, мы стали соусы убирать…

На рынке тоже торговали – ездили в торговые дома Вьетнама в Москве, привозили куртки, спортивные костюмы, майки, а вьетнамцы продавали здесь в палатках, они тоже у нас числились в «Сайгоне». Я занималась документами – регистрировала их, делала санкнижки работникам кафе.

Когда построился рынок, появились бандиты. Спортсмены ходили по рынку, могли снять любую вещь, которая им понравилась, любой костюм, любую куртку – и, конечно, никто не открывал рот. Потом они пришли в кафе, у нас уже было три «Сайгона».

Я ходила по рынку с сумочкой через плечо и собирала выручку – часть сдавали в банк, а часть я должна была заплатить этим качкам. В определенный день мы садились с ними в кафе, и я с ними рассчитывалась… Сейчас я думаю: «Господи, я же ходила с этой сумкой, у меня там было полно денег, что им стоило где-нибудь за углом кафе дать мне по голове, вырвать эту сумку и уйти?»

Мы сделали службу доставки, такого в Минске не было – стали ездить по разным предприятиям: собирали заказы, привозили еду, оставляли визитки, работали на выставках. К концу девяностых милиция прижала бандитов, они уже на рынке так себя вольготно не чувствовали, но приходилось платить в другие инстанции.

«Да, во Вьетнаме есть специализированные кафе, но шашлык из собаки – это очень дорого»

– Это был тяжелый труд. За всем нужен был глаз да глаз. Как-то я зашла к поварам домой и увидела, что они в ванне моют одноразовую посуду. У меня волосы зашевелились – мы быстренько эту проблему закрыли, конечно.

В 2000-е, когда я уже была здесь, в Америке, а муж еще был в Минске и все функционировало под нашим именем, про «Сайгон» начали писать в газетах, что мы отлавливаем собак на Ждановичах, что из собак и кошек делаем шашлык, – я так тогда возмутилась! Во Вьетнаме есть специализированные кафе, и шашлык из собаки – это очень дорого. Конечно, здесь этим никто заниматься не будет.

Стали обвинять в антисанитарии – да, в 1990-е такое было, но я их строила, ходила и проверяла всех. В 2000-х уже и мойки были как нужно, и посуда, все делалось с максимальным вниманием.

Просто конкуренты решили нас задавить. Один из комментариев был: «Я знаю эту семью, знаю, как там это все у них делается». А я этого человека не знаю! Было неприятно. Потому что мы, конечно, очень старались – и людям нравилось.

– А на данный момент вы этим еще владеете?

– Нет. Сейчас название «Сайгон» осталось, но ни меня, ни мужа уже в учредительных документах нет. Кто там сейчас, я не знаю. Мой муж сейчас большую часть времени находится во Вьетнаме и здесь. В Беларуси у нас осталась квартира, но нужно лететь через Турцию, это очень дорого, лучше подождать, пока все наладится.

Переезд в Америку: «Директор фирмы режет колбасу»

– Как вы решили переехать?

–Я уже 22 года в Америке и очень жалею об этом решении, хотя есть работа, квартира, машина, езжу раз в год отдыхать – чаще на Ямайку.

У меня здесь была бабушка и тетя по папиной линии. Когда мы съездили в 1994 году в Америку, появилась мысль переехать. Стали оформлять документы. Но пошел бизнес, мы открыли одно, второе, третье кафе – уже как-то было жалко уезжать.

А папа мой настроился серьезно: у него и мама здесь, и сестра была, и племянница. И детей наших настроил на этот переезд, особенно старшую дочь. Она бредила Санта-Барбарой и всеми этими фильмами. Но я же ребенка одного не отпущу.

И мы все приехали, мы с мужем – временно. Пробыли три месяца, получили тревел-паспорта и вернулись в Минск, потому что если не контролируешь, сам не занимаешься, то бизнес со временем перестает существовать или работает на другой карман.

Каждый день я приходила домой, заходила в детскую комнату и рыдала. В конце концов муж сказал: «Поезжай. Ты с детьми там, я здесь, я буду ездить, ты будешь ездить». Я поехала. И так семь лет носилась туда-сюда. Пошла работать здесь.

В Минске муж дал мне возможность научиться чему-то – зарабатывать, заниматься бизнесом. Здесь, в Америке, я была никем. Пошла работать в русский магазин. На мне украшения с бриллиантами – директор фирмы стоит и режет колбасу!

За это мне потом было очень стыдно, но каждый любит немного похвастаться… Один дедушка слушал мои минские истории и говорил: «Деточка, замечательно. Ты там хорошо поднялась, но, когда ты здесь добьешься того же, ты сможешь с такой же гордостью об этом говорить!»

Потом перешла в другой магазин. Там была менеджером девочка из Минска, она знала меня до этого. Она водила друзей и показывала меня со стороны, говорила: «Знаешь кто, там стоит? Это стоит директор “Сайгона”». Тогда уже я молчала про свое прошлое – мне было стыдно, что я работаю в магазине, что ухаживаю за дедушками и бабушками – горшки и все такое.

Проработала в магазине 9 лет. 1 января 2013 года пришла на работу, и хозяин мне говорит: «Вчера был твой последний рабочий день...» Иногда захожу на шопинг в этот магазин, и он меня зовет назад, но тогда я ночью просыпалась и плакала: «Как же так? Как он так со мной?»

Я подтвердила свой диплом и устроилась в детский сад работать, была такая счастливая, что менеджер из магазина потом сказала хозяину: «Ты знаешь, Римма должна тебе коньяк поставить за то, что ты ее выгнал».

– Что вы посоветуете женщинам, которые хотят развить успешный бизнес?

– Честно, если бы мне сейчас вернуть все назад, я бы не занималась бизнесом, а только домом – чтобы мужу было хорошо, чтоб было хорошо детям.

Я потратила очень много времени на этот бизнес, не думая о том, что мои дети с бабушкой и дедушкой. Я ездила по командировкам, все куда-то бежала – в санстанцию, к бандитам. Все это могло закончиться неизвестно чем. В какой-то момент в ОБЭПе мне сказали, что я сяду, а муж будет носить передачи, потому что всё на мне.

Родители Риммы.

Я считаю, что надо выбирать – или бизнес, или семья. Вместе это нереально, чем-то нужно пожертвовать. И потом: мужчины, мужья не очень любят успешных женщин. Особенно восточные мужчины. Хотя мой муж разрешал мне заниматься тем, чем я хочу, поощрял это.

Мне нравилось. После школы я работала курьером в облисполкоме, потом культорганизатором на турбазе в Ждановичах, после университета была завкабинетом, а тут я директор фирмы – визитки, машина, норковая шуба. Теперь я понимаю, что это было в ущерб семье.

Поэтому я даю женщинам, которые хотят заниматься бизнесом, только один совет: если у вас есть семья, посвятите себя ей. А если нет, тогда дерзайте.

Римме хочется написать книгу о своей жизни, но мотивации недостаточно – поглощают будничные дела. Вы очень поможете, если напишете в комментариях пару слов поддержки!

 

Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.

Фото: из архива героини; unsplash.com

поделиться