Пожарный о профдеформации: «Запах обгоревшего трупа ни с чем не перепутать»

Прошло три дня, сделано около семи звонков: Виталий Дембовский каждый раз вынужден переносить нашу встречу. «Вы знаете, перезвоните, пожалуйста, через два часа. Сейчас едем по вызову, ничего точно подтвердить не могу. Скажите, а как у вас со временем завтра? Можете снова набрать меня рано утром, там будет обстановка понятнее, сразу и договоримся». В день встречи мы опять уточняем время несколько раз – такая работа: с неопределенностью, будучи всегда собранным и наготове.

В оговоренное время вместе с фотографом ожидаем нашего героя в холле. На стене почетная мемориальная доска, на ней выгравированы портреты погибших на службе пожарных – они еще молоды, каждому не больше сорока. Слева от нас «плазма», на которой транслируют вырезки спасательных операций: обгоревшие сараи и устроившие пожар люди без определенного места жительства. Открывается входная дверь: к нам подходит молодой парень с широкой улыбкой – он только что приехал с очередного места происшествия. Виталий приглашает нас в музей, где мы можем спокойно поговорить.

Виталий работает в Министерстве по чрезвычайным ситуациям уже 15 лет. Девять из них занимался спасением людей и ликвидацией пожаров, а сейчас стал пресс-секретарем. Казалось бы, работа сейчас не такая активная, но привычка быстро реагировать и держать все под контролем осталась: «Я должен быть в курсе всех событий, поэтому выезжаю на каждое происшествие. Из-за этого договариваться о встрече приходится за несколько часов, в длительной перспективе я сам не знаю, где могу оказаться».

– Я начинал пожарным, затем работал старшим пожарным – это рядовые должности, не связанные с управлением. Уже работая командиром отделения и начальником караула, я руководил операцией на месте, нес ответственность за команду и все так же выезжал с бригадой. Затем меня пригласили на должность заместителя начальника пожарной аварийно-спасательной части по оперативно-тактической работе, а теперь я пресс-секретарь и занимаюсь профилактикой и информированием, – четко и канцелярски объясняет Виталий.

– А как проходило ваше обучение? Ведь многие молодые специалисты сталкиваются с тем, что учебная теория лишь на 10% совпадает с практикой.

– Уже с первого курса у нас были стажировки с выездом на реальные пожары в качестве пожарных. На втором – в качестве командиров отделений, где мы учились руководить уже первым курсом. Да, в самое пекло нас не отправляли – это было и нецелесообразно, но «понюхать пороху» до 4-го курса еще как получилось.

– Вы помните свой самый первый выезд?

– Да, конечно. До выезда нас всячески готовили – и морально в том числе. Но мандраж от того, что ты сейчас попадешь в реальные условия, никуда не уходил. Как сейчас помню, это было 30 октября 2001 года, на тот момент мне не было 18. В свой первый выезд я увидел даже не труп, а половину, которая от него осталась. Увидеть обгоревшее тело страшно. Происходило все в Шабанах, это был строительный вагончик, где заснул строитель, оставив на ночь включенным обогреватель. Он воспламенился, и загорелось одеяло, лежавшее у ног: нижняя часть мужчины, включая ноги, полностью сгорела. Запах обгоревшего трупа ни с чем не перепутаешь, – подбирая фразы, вспоминает Виталий. – После этого случая я неделю не мог есть мясо – всплывала картинка трупа перед глазами.

Но не скажу, что от увиденного я получил психологическую травму. Одно дело стать случайным свидетелем, а другое – морально готовиться. Сам факт психологической адаптации у пожарных происходит в момент заступления на службу. Именно тогда мы находимся в состоянии повышенной готовности, и даже наш организм готов к тому, что в любой момент нужно мобилизироваться и попасть в нестандартные условия.

– Гораздо большее влияние на меня оказал первый выезд в должности начальника караула. На тот момент я уже заступил в должность, окончил институт и практический опыт был за плечами. Но реальное осознание того, что со мной происходит и в качестве кого я еду на выезд, пришло в машине. Я должен был приехать на место и выполнить не то, что скажут, а принять собственное решение, от которого зависят жизни моих коллег и  других людей.

– После стольких лет работы постоянная собранность, полная готовность и быстрое принятие решений перенеслись в вашу повседневную жизнь?

– Не могу сказать, что я сильно отличаюсь от других людей. Я не педант, у меня дома не царит воинская дисциплина и не главенствует устав. Но в простой ситуации я не стану устраивать истерику и хвататься за голову. Одно могу сказать: быстро обдумывать и принимать решения, а главное понимать, что за эти решения я несу ответственность, – это в мою жизнь перенеслось.

Обычно человеческая психология срабатывает так: при чрезвычайном происшествии от большой толпы людей помощи можно не ждать – они просто впадают в ступор. Такой толпе нужен вожак, который сможет всех дисциплинировать и направить. Эти навыки мне довелось отработать не только в своей работе, но и в повседневной жизни.

Однажды я ехал по трассе, была зима или поздняя осень – помню лишь гуляющую метель. Вижу: впереди стоят три машины с включенными аварийками. Подъехал ближе – там авария, в которой водитель зажат между дверью и рулем, еще один парень орет в салоне, а через стекло вылетел на снег третий человек. Тот, что вылетел через стекло, молча стоит и курит – а между тем у него из горла капает кровь. Из всех машин вышли люди, но никто ничего не предпринимает. Мало того, что парень орет в салоне, так еще и две посторонние девушки подняли панику, бегают вокруг и кричат: «Помогите, помогите им».

Первым делом я спросил, звонил ли кто-то в скорую или МЧС, но в ответ услышал тишину. Тогда я громко объявил всем, что я сотрудник МЧС, рядом стоящему дал задание набрать «101», а остальных попросил принести аптечки. Пока несли аптечки, осмотрел автомобиль, по телефону МЧС сообщил, какая техника нужна, и предупредил, что понадобится скорая. До приезда я смог оказать первую помощь всем пострадавшим. Парня с кровотечением горла осмотрел на предмет травм крупных артерий и вен. Таковых не оказалось, поэтому промыл раны, скатал валик из ваты и бинтов, попросил зажать. Рядом находилась 10-я городская клиническая больница, поэтому отправил его туда с прогуливающимися мимо местными ребятами – так было быстрее и надежнее.

С профессиональной точки зрения на любом происшествии громче всех кричит тот, кто живее. Потому что человек, который получил фатальные повреждения, не сможет кричать, так как организму просто не хватит сил. Оказалось, парень в салоне просто сломал ногу. А водитель не мог двигаться потому, что у него был шок, и мои подозрения о травме позвоночника, к счастью, не подтвердились.

В этот момент нас прерывает экскурсовод, и мы опять возвращаемся в музей МЧС: «Извините, но через пять минут начнется экскурсия у седьмого класса». Виталий приглашает нас к себе в кабинет. Мы опять проходим мимо холла с мемориальной доской. «Нам на четвертый, а потом направо», – сообщает Виталий и сам растворяется в череде пролетов. Догнать его у нас так и не получилось.

– Все пожарные так быстро бегают? – спрашиваем с одышкой.

– Да, эта привычка тоже перекочевала в мою повседневную жизнь. Подъем по лестнице – часть норматива, который сдают пожарные. А еще устраиваются соревнования в высоких зданиях в полной экипировке – это 25 килограммов сверху. Особенность таких соревнований в том, что это бег на неровной трассе с рваным ритмом – то, что может поджидать каждого пожарного на выезде.

Особенность профессии заключается еще и в том, что график у пожарных ненормированный. Фактически в выходной день Виталию могут позвонить даже в 6 утра. «Именно поэтому я до сих пор легок на подъем, независимо от того, надо это мне или родине», – шутит герой. Но признается, что со временем, насмотревшись на разного рода события, его реакция на многие жизненные ситуации стала нейтральнее и спокойнее.

– Например, считается, что медики со временем черствеют. А ваше отношение к людям поменялось?

– Все немного наоборот. С годами я замечаю, как мой диапазон чувств стал более гибким. В одних ситуациях я могу быть жестким и хладнокровным, но в то же время сочувствующим и понимающим – в других. Например, могу расчувствоваться до комка в горле из-за фильма.

Дело в том, что мы взаимодействуем с людьми в экстренных ситуациях, как хирурги-экстренники, задача которых – собрать тело из кусков в целое. Так и для нас: не важно, кого мы спасаем, бомжа из подвала или ребенка. Признаться, то, как в фильмах показывают пожарных, выносящих из огня красивых блондинок на плече, – не совсем правда. За мою 15-летнюю практику такого не было. В большинстве это алкоголики и прочие люди, не очень продвинутые по социальной лестнице.

В основном отношение к людям меняется у врачей, которые взаимодействуют с людьми более продолжительный период, – и в чем-то я их понимаю, ведь благодарности от многих ждать не приходится. Даже на моей памяти был случай, который я просто не могу забыть. Как-то мы вытащили из горящей квартиры во всех смыслах здоровенного мужика – килограмм под 120. Вынесли его на улицу, положили на лавку и стали откачивать. Первое, что он сказал, когда открыл глаза и начал дышать, – «Вы кто такие? Идите на ***!» А в этот момент из соседнего подъезда стали кричать пенсионерки: «Нахалеры вы его вытащили, хай бы згарэў, пьянь такая». Вот реальность нашей работы.

– Но несмотря на безразличие людей и грубость ситуаций все пожарные, с которыми нам доводилось общаться, остаются отзывчивыми и веселыми. Почему так?

– Мы работаем в разновозрастных караулах. Это сделано специально, чтобы максимально сочетался опыт и физическая сила. В то же время караул – это семья, где все братья, и раз в три дня мы сутки видим друг друга. По факту это больше, чем мы видим своих жен и близких родственников.

Наша специфика такова: кого-то спасая, мы сами рискуем. Работая, каждый должен доверять друг другу на 100% и знать, что рядом крепкое плечо, которое подстрахует в любой ситуации. Поэтому, если в коллективе возникает конфликт, это очень быстро нивелируется под давлением того же коллектива. Плюс работают штатные психологи, к которым всегда можно обратиться.

– А вам приходилось обращаться к психологу?

– Нет, 15 лет я как-то сам справлялся, отчасти благодаря собственному увлечению психологией. Но у нас так устроено, что после сложных выездов по приезде в часть мы все начинаем делиться своей историей произошедшего. Это своего рода терапия: каждый может выговориться и обсудить. Дружеская атмосфера присутствует и вне работы – это совместный отдых или отпуск, общие тренировки.

Как-то проводили исследование среди работников экстренных служб. Оказалось, что люди с опытом работы более 10 лет в обычном режиме имеют пониженный уровень адреналина. Но в момент экстренных ситуаций уровень адреналина доходит до нормы. Именно поэтому мы можем видеть иногда хладнокровных, но все же профессионалов своего дела.