«Весело и график хороший». Сотрудники «скорой» о пациентах и «сознательных» людях

– Работаю в «скорой» около двух лет. Мне нравится. Работа связана с частыми выбросами адреналина. Когда спасаешь человека от смерти, ощущаешь себя очень приятно, настроение улучшается. Нравится сам ритм работы: можешь сидеть пару часов и ничего не делать, а можешь ездить целые сутки напролет. И график хороший, не надо ходить на работу каждый день.

Есть и другая сторона медали: очень тяжелая работа. Особенно физически. Не женский это труд. Поначалу и морально было очень тяжело, но человек ко всему адаптируется, и я смогла. Хотя бывают сильные эмоциональные встряски: однажды мы выезжали на жуткую аварию, в ней погибли две 17-летние девушки. Я хорошо запомнила этот день, морально было очень тяжело. Или падение с высоты: молодой парень, еле довезли его, но он выжил. На такие случаи уходит много сил, а тебе, например, работать еще половину суток. К сожалению, бывает и такое, что реанимационные действия не помогают, а действия эти очень сложные физически. Как-то я работала на педиатрической бригаде, и мы целые сутки ездили, не заезжая на подстанцию. После этого домой еле дошла, сил не было никаких. Или аритмии целые сутки, тоже тяжело, там препарат нужно вводить не менее 20 минут, спина болит, есть хочется, спать хочется.

К пожилым людям нужно относиться уважительно. Я заметила, что в основном звонят одинокие пожилые люди. Амбулаторно они сами могут оказать себе помощь, но зачем, когда есть «скорая», больница? Поликлиники они почему-то не очень жалуют.

В последнее время, к сожалению, все чаще сталкиваешься с пациентами, которые цепляются ко всему, чуть ли не к внешнему виду. Жалобы не ленятся пойти написать. Есть один постоянный пациент, у него сердечная патология. Он всегда всем недоволен, всегда всё провокационно комментирует, командным тоном отдает приказы, что и как делать. У него жена, она всегда стоит у тебя за спиной и наблюдает, что и как делаешь. Наверное, очень переживает за мужа. Однажды этот мужчина вызвал «скорую» за пару часов до боя курантов, мы приехали, начали работать. Напарник делал инъекцию, а я заполняла рецепты. Потом коллега попросил меня ему помочь: инъекция вдруг стала затруднительной – в разрез иглы попал маленький тромб, закупорил иглу. Это норма, ничего страшного. Единственный минус – нужно переколоть повторно. Мужчина начал меня оскорблять, говорить, что я отвратительный специалист, бездарь, что я худая и злая, поэтому замуж никогда не выйду. Командовал, вопил, будто его режут. Я молчала – с пациентами не спорят.

Но бывают и милые пациенты, поесть предлагают. А некоторые бабушки еще и сватают.

– Физически легких дежурств не бывает. Потому что за ночь поднимают минимум два раза, а это уже разорванный сон, потом весь день чувствуешь себя овощем. Все дежурства необычны по-своему, тут сложно что-то выделить. Да и вообще, чтобы понять работников медицины, нужно там работать. Самое сложное дежурство в эмоциональном плане было, когда первый раз реанимировал человека – к сожалению, безуспешно. Тогда я до конца понял, откуда у медиков берется известная «маска цинизма». Очень тяжело переживаешь смерть.

Это неприятно, но многие пациенты к нам относятся так, будто мы участковые терапевты, вызывают на первый день заболевания и хотят, чтобы мы им назначали лечение, чем «скорая» не занимается. Либо просят вывести из запоя. На деле им просто лень обращаться в поликлинику. Недавно был вызов: у мужчины был талончик в поликлинику, он вызвал «скорую», можно сказать, на порог поликлиники – ему стало плохо из-за того, что ничего не ел с утра. В конце концов он отказался от осмотра: «Я, пожалуй, откажусь от ваших услуг». И такое встречается очень часто: пациенты считают, что мы оказываем не помощь, а услуги. А это, если честно, очень сильно бесит.

– Я работал на «скорой» 8 месяцев санитаром и 6 фельдшером. Очень нравилось. Весело, благородно, график хороший. Мне не было тяжело ни морально, ни физически. Да и не спать для меня не проблема. Напрягает иногда, когда почти сутки отработал и вызывает кто-нибудь просто так, например с температурой 37,7. Один раз ночью вызвали, мы приехали,  а там беременная, которая позвонила в «скорую», чтобы спросить, можно ли ей пить активированный уголь, а диспетчер зачем-то ей бригаду отправила. 

К сожалению, «пустых» вызовов процентов семьдесят, не меньше. Бывает, что смену отработал – и вообще ни одного толкового. Просто люди не понимают, что такое «скорая»: мы не лечим людей, наша работа – спасти от смерти и доставить в больницу. А кому-то просто лень в поликлинику сходить, кто-то вообще звонит, чтобы ему приехали и выписали лекарство, а самое частое – это повышенное давление. 

Вот тоже, кстати, проблема «сознательных». Лежит кто-то на земле, они не подойдут, не спросят, что случилось, а сразу в «скорую» звонят. Случай был на подстанции: вызов «плохо на остановке такой-то», приехала бригада, а там парень сидит с головой опущенной и бабулька какая-то бежит, говорит, мол, парню плохо. В общем, парень уснул, пока автобуса ждал, и ему вызвали «скорую». Хотя, бывает, вызов на такого «лежака», едем недовольные, думаем: «Опять алкаш». Приезжаем, а там у человека инфаркт или диабетическая кома. Но такое бывает очень редко.

Как пациенты относятся к работникам «скорой»? По-разному: бывают такие искренние, что выходишь с вызова с радостью, что помог хорошему человеку, а бывает отношение как к обслуживающему персоналу: «Мне надо», «Вы должны» и т.д. Народ постоянно ругается, что долго едем, но на самом деле «скорая» едет так, как ей передали вызов. А если на подстанции нет свободных машин, что делать? Люди не понимают, вот и злятся.

Я уже и не помню чего-то особо интересного. А-а-а, был вызов как-то: мужик в четыре утра встал, пошел в туалет, поскользнулся на какашке кота и сломал два ребра.

– Работа, в общем, нравится. Есть в ней своеобразная романтика: сутки напролет разговариваешь, смеешься с напарником, водителем, можно увидеть, как просыпается и засыпает город. Да и я все время хотела на «скорую». Тяжело бывает, если работаешь без заездов на станцию. Особенно когда вызовы глупые. А если все спокойно или вызовы по профилю «скорой» – все прекрасно.

В эмоциональном плане тяжело. Насмотришься и на истеричек, и на горе-мамаш, и на родственников, которые готовы убить бабушку из-за квартиры, и на просто тяжелобольных людей. Из-за этого становишься черствее, и, как мне кажется, изначально, еще до устройства, нужно быть готовым к этому.

Запомнилась первая реанимация. У нас была женщина: рак легких с многочисленными метастазами повсюду. Реанимация была неудачной, сердце женщины работало только на препаратах. Было очень жаль ее, часто к ней ездили.

Был однажды вызов к девочке пятнадцати лет на болезненную менструацию. Когда приехали, узнали, что заботливая бабушка дала внучке трамадол (опиоидный анальгетик). И дала ей сразу две таблетки, что у ребенка могло вызвать передозировку.

Был мужчина, который получал кайф от неразведенной магнезии. Он ее клянчил, умолял хотя бы пять кубов уколоть. Честно, не знаю, что в ней такого, кроме чувства жара. Но, судя по его виду, ему было очень хорошо.

Бывают пациенты, которые готовы расцеловать за помощь и сто раз извиниться за то, что вызвали, хотя есть повод и для госпитализации. А бывают бестолковые вызовы. Особенно когда заканчивается дачный сезон и все бабушки возвращаются в Минск: «Давление высокое, препараты не принимаю». Когда был грипп, однажды приехали на температуру 37,1 – это был рекорд. 

– «Скорой» города Минска я отдал три года жизни. До этого еще полгода работал на районной вместе с отцом. Он меня натаскал азам. «Скорая» лично меня научила работать руками, потому что практики всегда не хватает. Для профессионального опыта это отличная работа, но в будущем я хочу посвятить себя другой специальности.

На «скорой» для постановки диагноза у тебя есть ЭКГ, тонометр, глюкометр и стетоскоп. Ну, еще голова и руки. То есть поставить диагноз очень сложно без дополнительных обследований. В итоге ты предполагаешь какой-то диагноз и доставляешь пациента в больницу. Но ты не знаешь, верный диагноз или нет. Этим уже занимаются врачи стационара, у которых есть полное оснащение. Но лично я себя дальше вижу в диагностике, ибо за диагностикой будущее.

Мне нравится медицина, нравится оказывать людям помощь и даже иногда получать за это «спасибо». Потому что не все благодарят, ведь мы «должны», мы «обслуживаем», а не оказываем помощь. Поначалу работать было тяжело, потом привык. Сразу работал сутки, потом около года только на ночных дежурствах, на полставки. Это 7 ночей в месяц, 84 часа. В последнее время дежурства стали ужасными, последний год так точно: ночи по 8-10 визитов. Это очень много. Для сравнения: когда я только пришел, было 4-5 вызовов. Летом меньше, осенью и зимой их количество растет. К обычным визитам по поводу давления и боли в животе прибавляются респираторные заболевания. Эта работа без права на сон, без права на обед. А с моральной стороны… Знаете, есть такое хорошее высказывание: «Если врач перестал сопереживать пациенту, ему нужно уходить из профессии». Можно сказать, я привык к этой работе, но не стал черствым к пациентам.

А запоминающихся случаев хватает. Тяжелый случай был, когда приехали на бронхиальную астму к дедушке. Приступ длился около двух часов. Свистящие хрипы слышны на расстоянии. Мы «на мигалках» к нему примчали, быстро набрали препараты, оказали помощь и завезли в больницу под наблюдение.

Еще один тяжелый случай был перед Новым годом, когда приехали к женщине с болями в сердце, которые она терпела около пяти часов. На ЭКГ оказался инфаркт миокарда. Сделали все по протоколу, доставили «на мигалках» в стационар, минуя приемное отделение, сразу в реанимацию.

Очень тяжело приезжать к онкологическим больным. Особенно когда они молодые. Выходишь всегда в ужасном настроении.

Вообще, сложно вспоминать что-то конкретное. Все случаи сливаются в один. Если все запоминать, можно свихнуться.