«Всё “женское” стало ассоциироваться у меня с чем-то глупым». Откуда берет корни мизогиния (ненависть к женщине)

«Всё “женское” стало ассоциироваться у меня с чем-то глупым». Откуда берет корни мизогиния (ненависть к ...
Мир стремительно идет вперед, а предрассудки и стереотипы не спешат покидать умы его обитателей. Сегодня мы говорим про женскую мизогинию, потому что именно она заставляет девочек презирать собственный пол или обесценивать женскую дружбу.

Мир стремительно идет вперед, а предрассудки и стереотипы не спешат покидать умы его обитателей. Сегодня мы говорим про женскую мизогинию, потому что именно она заставляет девочек презирать собственный пол или обесценивать женскую дружбу.

– Помню, как один раз в лифте меня назвали мальчиком – и я пнула этого дядю в колено. Не знаю почему… Может, именно в этот момент я осознала, что я, вообще-то, девочка. Что он вот так решил меня оскорбить, сделав свое предположение только на основе того, что я в кепке. Сейчас, конечно, я бы так остро не среагировала, – улыбается Лиза, с которой мы говорим о женской мизогинии.

А что такое мизогиния?

Дословно этот термин переводится как «ненависть к женщине». В современном обществе женской мизогинией считается предвзятое отношение одних женщин к другим или в целом презрение к собственному полу. Например, девушка на высоких каблуках и в леопардовом декольте будет в таком случае автоматически вызывать чувство собственного превосходства или зависти. Или если еще и сядет в дорогой автомобиль, то в голове наблюдателя родится обесценивающая мысль не про «заработала», а что-то менее цензурное.

Мизогиния – вещь, корни которой прорастали в нас эпохами, поколениями и даже песнями. Вспомните хит Ирины Аллегровой про «все мы бабы – стервы» – это типичный гимн обобщения и мизогинии. И для того чтобы от нее избавиться, сначала нужно честно в ней себе признаться.

Именно для этого журналистка Катерина Ажгирей встретилась со своей однолицеисткой Лизой Дейкун, которая всегда отличалась для нее от «типичных» на тот момент девочек. Вызывала немножко страха и много восхищения, потому что не пыталась кому-то понравиться и подчеркнуть достоинства фигуры, чтобы быть замеченной парнями.

Лиза казалась Кате антиполицией типичного «женского» поведения. Недавно Лиза презентовала в Сети проект, посвященный изучению понятия «гендер», разобранного через призму собственного взросления. Про него и не только мы поговорили поздним вечером за блинами. Да, это было после 6, и никакой грусти по этому поводу мы не испытывали.

– Лиза, поделись самыми ранними воспоминаниями о семье: как тебя воспитывали, когда ты вообще поняла, что ты – девочка?

– Я не помню, когда именно это поняла, но, что касается воспитания, мне очень повезло. Моя мама – пример той женщины, которая все смогла сама. И мамины подруги были такие же, поэтому вплоть до подросткового возраста у меня были очень классные и вернонаправленные гендерные установки. Например, мне никто и никогда не выбирал одежду, не заставлял снимать кепку.

– Я верно понимаю, что ты росла без отца? А были бабушки, дедушки? Обычно они имеют на детей сильное влияние.

– Нет, бабушек и дедушек у меня не было, отца тоже. Только мама. И очень много маминых подруг, они всегда были рядом. Они и карьеру делали, и детей воспитывали, вообще заменяли мне теть. Это была очень классная ролевая модель, и в дружбе между мамой и подругами не проскакивало каких-то мизогинных вещей. 

– Но мы росли в советской парадигме, где женщинам не очень принято было «любить» женщин...

– Я не очень все это почувствовала в детстве, потому была еще не так подвержена влиянию социума. Пытаюсь вспомнить сейчас что-то, что могло быть не ок, но… Скорее, я столкнулась с этим в подростковом периоде.

– То есть от мамы установок «подружкам не доверяй, не подпускай к мужу» и т.д. не было?

– Нет, абсолютно. Более того, у меня всегда были подруги: и в детском саду, и в школе. Мне в принципе было тяжело заводить отношения независимо от пола, но все как-то само собой налаживалось, и это были очень классные годы: мы дружили компаниями, ходили друг к другу в гости.

– Но в одном из абзацев проекта ты писала, что твоими близкими друзьями в садике были мальчики, Андрей и Паша?

– Верно, но это была часть очень большой тусовки – и мальчиков, и девочек. Единственное, я очень хорошо помню момент, когда меня заставляли на утреннике быть снежинкой, а я хотела быть поросенком, как мальчики. Но, естественно, пришлось быть снежинкой, потому что так решила администрация. 

Я не хотела краситься, но мама мне тогда накрасила губы, как бы сейчас сказали, «нюдовой» помадой. Такой коричневато-розовый цвет, очень классный! Не сказать, что меня это травмировало, но я не понимала, зачем это нужно. Для мамы это было естественным, она ничего не имела в виду: праздник ведь, карнавал.

«Я начала думать, что я какой-то товар на рынке невест»

– Когда ты в первый раз почувствовала, что ты «отличаешься от других девочек»?

– Когда начала взрослеть, лет в 12-13. У меня был суперсложный подростковый период, несмотря на классное детство. Помню, меня начали ставить в тупик вопросы про жениха. То есть я начала думать, что я какой-то товар на рынке невест. Это было, конечно, безобидно, типа «какая невеста растет!», но мне было очень некомфортно от этих вопросов. Дико неприятное ощущение, как будто меня продают.

Именно тогда я поставила себя в оппозицию всему «девчачьему». Мне не нравилось розовое, подчеркнуто сексуализированное… Не могу объяснить почему. Видимо, все «женское» начало ассоциироваться у меня с чем-то глупым, хотя сейчас я абсолютно уверена, что это не так. Я думала, что «типичная девочка» – это что-то глупое, легкомысленное, недостаточно образованное. Мужское – вот это сильно и глубоко, а женщина – это поверхностно. Поэтому и начала дистанцировать себя от этого.

– А помнишь какие-то особенно яркие моменты, когда в компании кто-то начинал подчеркнуто вызывающе одеваться, все эти образы и времена Pussycat Dolls (не обесцениваю, сейчас с удовольствием бы их переслушала)?

– Я тоже, но не тогда (смеется)! Мне кажется, что то, как одевалось мое окружение, на меня не влияло. То есть если я видела девочку на каблуках и с блестками на ногтях, то автоматически записывала ее в разряд глупеньких. Но когда моя подруга, с которой мы дружили долгое время, решила тоже сделать ногти, меня это почему-то не трогало. Видишь, тут было интересное разграничение.

– То есть на улице с девушкой с наращенными ресницами и ногтями ты бы никогда не заговорила?

– Не думаю, что прям не заговорила бы… Ну, может быть, подошла. Просто это было где-то на подкорке: что все «такие» недостаточно умны и вообще поверхностны. В общем, мизогиния пустила свои корни глубоко. Девочек, у которых была очень яркая гендерная экспрессия, харизма, как в фильмах, я почему-то начала слегка презирать.

– Я все время боялась, что у меня такая экспрессия и ты ко мне в жизни не подойдешь!

– Не-е-ет, наоборот, ты мне очень нравилась и казалась очень легкой и такой, какая есть! Пока большинство как раз старалось произвести впечатление.

«В универе моей лучшей подругой стала именно “типичная” чикуля!»

– Так, обменялись личными валентинками и едем дальше. Помню, мне всегда хотелось быть больше красивой, чем умной, потому что про ум я слышала как раз часто. Но недавно делала анонимный опросник, который показал, что для людей, оказывается, я больше красивая. И я такая: «Эй!» Хоть это и потешило самолюбие. Это деление было всегда, как будто нельзя сделать его через «и», а не «или». В какую из категорий ты относила себя и не было ли тебе обидно?

– Эта дихотомия – ад! М-м-м… Я определяла себя, что я – панк (улыбается). Тогда я так думала. В 7-м классе я слушала «Седьмую расу»…

– И «1,5 кг отличного пюре», небось?

– О да, в общем, в плей-листе было то, что теперь стыдно произносить.

– А если вернуться к вопросу?

– Так, я не помню, чтобы меня приписывали в какому-то из лагерей: «красивых» или «умных». Возможно, я была где-то посередине или вообще нигде. То есть в какую-то из этих категорий вербально меня никто не определял.

Конечно, иногда я очень завидовала девочкам с красивым носом, например, но понимала, что у меня другой. И ок. Сама я себя причисляла к умным, особенно в подростковом возрасте. Но помню, что когда меня точно так же называли «красивой», то я сразу хотела доказать, что я умная! А когда называли умной – «вообще-то, я еще и красивая!»

– А были ли какие-то типы девочек (или конкретные), которых ты прямо не любила?

– Были. Опять же, в подростковом возрасте. Мне казалось, что все внешне меняются в лучшую сторону, а я – в худшую. Почему это у них вот так, а у меня – нет? Мне было странно думать, что мне тоже надо меняться под какие-то стандарты общественности. Но меня воспринимали не как сексуализированный объект, а как «о, Лиза, с которой мы тусили еще столько-то лет назад!» Я была этому так рада. Потому что многим девочкам доставалось от одноклассников: им оттягивали лифчики, задирали юбки… В общем, мне повезло в этом плане.

– У меня было что-то похожее. А с кем ты была дружна? Была ли у вас в школе какая-то клановость? Потому что в лицее эту дифференциацию помню точно, группы по интересам.

– Конечно. Девочки-чикули, девочки, которые умные... У нас было очень много маленьких группок, по 2-4 человека. Но между собой все особо не ссорились. Я держалась в стороне от этих четких делений, дружила и с мальчиками, и девочками. У меня были, конечно, свои личные предпочтения по поводу того, как якобы должна себя вести и как выглядеть девушка, но сейчас они совершенно поменялись: я больше не против декольте или разреза.

– Тогда переношу тебя в лицей…

– Ой, здесь все было интереснее. Мне кажется, там меня вообще бесили все (смеется). Просто был очень тяжелый период, новое место, социализация: я только вернулась из Германии, вообще не понимала, где я и что делать, а тут другие люди, мне было как-то скучно. Да, это был период, почему-то овеянный скукой. По поводу внешнего вида у меня все еще оставались свои предпочтения. Поэтому излишне сексуализированные образы лицеисток не вызывали у меня чувство комфорта, как и яркий макияж.

– Сейчас ты не против косметики?

– Вообще нет! Но мне нравится, когда ей пользуются осознанно, для себя, а не для кого-то. Моей лучшей подругой в лицее, кстати, стала такая довольно «типичная» девочка.

– Аня?

– Да. Ох, как она меня бесила в первое время! Помню, меня посадили на первую парту, мы оказались соседками. И она была вся такая активная, болтливая, было видно, что она очень хочет подружиться. Я сначала сопротивлялась, а потом мы стали общаться ближе и ближе. Вообще, благодаря ей лицей стал крутым, это была какая-то безусловная дружба. И я открыла для себя новый мир, который раньше не хотела видеть или воспринимать.

– О да, мне казалось, что ты вообще презираешь всех девочек!

– Блин, это было настолько видно?! (Смеется.)

– Просто ты как будто всегда была в стороне от всех этих «типичных» обсуждений, разговоров...

– Да, но в универе моей лучшей подругой стала именно «типичная» чикуля! Она ходила в клубы, тусовалась, красилась, но при этом мы прекрасно ладили. У меня было очень много предрассудков, я противопоставляла себя всей якобы «женской» культуре. А потом перестала оспаривать это в своей голове. Для меня это стало открытием нового мира, который я так долго презирала.

Про ревность: «Я делала такие вещи, за которые мне стыдно»

– Как думаешь, почему с детства в нас закладывали, что мужская дружба – это крепко и круто, а женской якобы не существует? 

– А посмотри на массовую культуру: книги, фильмы… Назовешь с ходу кино о крепкой женской дружбе? Кроме «Тельмы и Луизы». 

– Так сразу нет. 

– Представление о женском или неженском ведь формировалось годами, и только сейчас массовая культура пытается реформировать все эти представления, которые изрядно устарели. 

– Твой экс-мч как-то сказал, что ты отличаешься от всех других девушек. Не считаешь ли ты, что это была манипуляция?

– Думаю, что так. Но она тогда очень потешила мое самолюбие. Это были довольно токсичные отношения, я бы не хотела возвращаться в ту ситуацию. Партнер был старше меня на 10 лет, а мне было 18. Скорее всего, он просто знал, что я хочу услышать.

– Хорошо, а во время отношений (любых) как часто ревновала к девушкам, чувствовала ли конкуренцию? 

– Постоянно! Это отвратительно. Я делала такие вещи, за которые мне стыдно. Тратила много сил и энергии, это просто дно.

– Лиза, поверь, я тоже этим страдала… просчеты маршрутов и сверка, кто онлайн, а кто не онлайн…

– Да-да, я делала то же самое! Мониторила, онлайн ли его бывшая. Почему-то автоматически к ней ревновала. И вообще считала, что все девушки вокруг – это потенциальная угроза.

– Как ты работала с этим ощущением?

– Не знаю, оно как-то само прошло. Не могу сказать, что я сейчас вырвала прямо все корни мизогинии, так не бывает, но я стараюсь себя останавливать и мыслить критически: «Какое мне дело до внешности другого человека, например?» Ну и здоровые отношения так не работают: что твой партнер или партнерша увидел (увидела) кого-то более красивого или более умного – и все, прощай, теперь я люблю его (ее).

– Спасибо за честность. Потому что в эпоху толерантности есть ощущение, что любая реакция становится немного идеализированной, но и я ловлю себя на обесценивании и тут же торможу, когда вижу, например, на Зыбицкой о-о-очень глубокое декольте. 

– Это нормально, главное – одергивать себя. «Почему я до*бываюсь до внешнего вида другого человека? Мне правда есть до этого дело?» 

– Отличный вопрос для любых ситуаций. А как ты относилась к девушкам-моделям?

– С восхищением. И теперь немного с жалостью, потому что сопереживаю, через что им приходится проходить в плане психологическом и физическом. 

– Но сейчас же эра бодипозитива и перемены модельных и рекламных стандартов.

– Я очень злюсь на рекламу. Потому что это то, что создает определенные социокультурные паттерны. А если ты подросток? Это очень давит на мозг и восприятие.

– Как думаешь, почему до сих пор пишут и реплаят сексистские шутки про «баб»? И из стендапа или, прости господи, «Камеди клаба» так и сквозит подчеркнутая мизогиния?

– О, я скину тебе очень крутой материал на эту тему. Там журналистка посмотрела 40, 40 (!) выпусков «Камеди клаба», за это ей уже можно ставить памятник. А такой юмор – это пережитки постсоветского прошло, каких-то устаревших представлений и парадигм, где людям неинтересно смотреть чуть шире собственных устоявшихся границ. Вспомни хотя бы недавний скандал с Волей и Никоновой. Ее вообще за что? Плюс все та же массовая культура, годами обесценивающая женщин.

«Это ужасно, когда девочек сравнивают между собой, а особенно еще и девочек с мальчиками»

– Анализируя ситуацию сейчас, на твой взгляд, что стоило бы поменять в воспитании в обществе, чтобы девушки перестали сравнивать себя с другими женщинами и проявлять мизогинию? 

– Во-первых, перестать сравнивать себя с остальными. Это вообще ужасно, когда девочек сравнивают между собой, а особенно еще и девочек с мальчиками. Нужно вырабатывать в себе не-осуждение, эмпатию и уважение. Очень важно принять в себе отказ конкурировать: не надо стараться быть лучше кого-то другого, каждый ценен и ценна сам (сама) по себе. Всем девушкам важно слушать опыт самых разных женщин: тогда они открываются перед тобой как реальные люди, а не как набор образов.

– Не могу не спросить: сейчас ты любишь подчеркнуто сексуальные вещи? 

– Да! Но в своем стиле – в которых я чувствую себя комфортно.

 

Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.

поделиться