Евгения Тюленева, беларуская модель, переехала в Одессу за пару месяцев до 24 февраля. От войны девушка уехала в Молдову – но через несколько недель вернулась назад, потому что решила, что не хочет больше бежать. Мы поговорили о том, как живет город сейчас, каково теперь беларусам в Украине и как война меняет восприятие привычных вещей.
Про Одессу и начало войны: «Я по методичке купила все необходимое и заставила приятеля держать полный бак бензина»
– Почему вы выбрали именно Одессу, а не тот же Киев, как большинство беларусов?
– Впервые в Одессе я была в 2017 году, и мне очень понравился город. А в 2021-м, когда решилась на переезд, сначала приехала сюда на месяц присмотреться – но меня затянуло, и я осталась.
Относительно работы Киев, конечно, намного перспективнее, но, поскольку у меня не было планов устраиваться куда-то в Украине, я остановилась на Одессе.
Во-первых, думать о том, что делать дальше, возле моря всегда приятнее. А во-вторых, мне очень нравится открытость одесситов, их подход к жизни и юмор: даже сейчас, во время войны, его порог тут намного выше, чем везде, где бы я ни была. Я сама такая же, поэтому город меня принял быстро.
– Какой была ваша жизнь на новом месте эти месяцы до войны? Чем занимались?
– В Минске я занималась недвижимостью – это называется красивым словом рантье. И в Одессе увидела прекрасные возможности для вложения денег: сюда ведь приезжают круглогодично, а летом и вовсе полно людей.
Поэтому я начала продавать свою недвижимость в Минске и присматривать здесь. Это был большой кусок работы по нескольку часов в день, и, кстати, благодаря этому я стала хорошо ориентироваться в городе – даже одесситы удивляются.
За пару месяцев успела заключить два предварительных договора на покупку недвижимости – одну квартиру присмотрела для себя, другую для сдачи сразу с жильцом. В общем, планы на город были.
– Но случилась война.
– Я, если честно, вначале не особо следила за новостями. Но на этапе, когда уже начала заключать договоры, друг сказал: «Ты че, Женя, война скоро начнется!» Тогда я стала погружаться в тему, и стало очевидно, что вероятность и правда очень высока.
Я не особо переживала, потому что Одесса вроде как далеко – но, когда Тихоокеанский флот вошел на учения в Черное море, стало понятно, что и мы будем под ударом. И я стала готовиться: по методичке купила все необходимое домой, продумала, куда, чуть что, поеду, и заставила приятеля держать полный бак бензина, что позже очень нам помогло.
– Каким было ваше 24 февраля?
– Я проснулась от звонка из Минска, куда позвонил наш друг из Германии: он проснулся раньше из-за разницы во времени и уже читал о том, что Украину бомбят. На тот момент я еще ничего не слышала, но проверила новости и поняла, что да – действительно началось.
Было страшно, хотя вроде бы мы и готовились. Я решила, что лучшее, что сейчас можно сделать, – это доспать те несколько часов, которые остались. Но заснуть, конечно, не получилось, и пошла мыть голову, пока еще есть вода (смеется).
Про эвакуацию и возвращение в Украину: «Первый раз с беларуским паспортом обратно меня не впустили, но я решила, что теперь это дело принципа»
– Вы уехали на второй день. Как это было?
– Я бы, наверное, и не уезжала, если бы не мой незаконный статус. Я находилась в процессе получения ВНЖ и должна была податься в миграционную службу, но не успела – все закрылось. А мои легальные 180 дней истекали, и оставаться с беларуским паспортом нелегалом в воюющей стране не очень-то хотелось.
Изначально решила ехать в Молдову: во-первых, близко, во-вторых, виза не нужна. В первый день мы с друзьями пришли с чемоданами на вокзал, и у них получилось выехать, а я не захотела. Решила еще одну ночь провести с Одессой. Так что я уехала на второй день. В этом был плюс, потому что ребята, которые добрались раньше, уже нашли квартиру – и я ехала не в никуда.
Первые дни были в полном хаосе: ты в подвешенном состоянии, все бегут, очереди увеличиваются. В Кишиневе я сразу стала помогать знакомым, которые уезжали из Украины, и эмоционально это было очень тяжело.
Я сразу понимала, что в Молдове ненадолго. Друзья отправились в Грузию, а мне не хотелось бежать дальше: я всего несколько месяцев назад переехала в Одессу, успела продать свою недвижимость в Минске и снять все деньги (которые у меня благополучно заблокировали в Украине), плюс – арендованное жилье, которое надо бы как-то освобождать, если уезжать надолго. В общем, недели через 3-4 я решила возвращаться.
Первый раз с беларуским паспортом обратно меня не впустили. Но я со своим характером решила, что теперь это дело принципа. Солидная благотворительная организация, с которой я начала сотрудничать в Молдове, сделала мне документы на волонтерство и со второй попытки помогла вернуться в Одессу.
– Неужели родные не отговаривали?
– Конечно, отговаривали все – мне до сих пор постоянно звонят и просят уехать. Но я постаралась трезво оценить риски: если в первые дни до нас доходили новости, что взяли Николаев, а значит вот-вот придут и в Одессу, то через несколько недель стало понятно, что город не взят и вряд ли будет. Оставался только риск ракетных ударов, а они достаточно точечные и на момент, когда я возвращалась, еще не попали ни по одному жилому дому.
В общем, страшно – но терпимо. Мне кажется, многим беларусам это знакомо.
Про Одессу во время войны: «Из заведений, по моим ощущениям, возобновили работу больше 80%. Даже новые открываются»
– Какая Одесса теперь? Что изменилось?
– Такую Одессу летом не видел еще никто. Туристов нет, пляжи закрыты, плавать запрещено. Я люблю море, но вообще не фанатка купаться и загорать, так что для меня только чайки и таблички «Осторожно, заминировано» на берегу – вполне окей. Но понимаю, что многим не очень.
Конечно, Одесса без туристов совсем другая. Сюда все равно приезжают отдохнуть харьковчане и киевляне, но, конечно, не массово. Выехало и много местных, так что город совсем немноголюдный. Нет пробок, хотя в них Одесса раньше стояла всегда.
Вначале весь центр и порт были огорожены, вся Дерибасовская была в противотанковых ежах, на значимых объектах – мешки с песком.
Сейчас город уже максимально освободили от всего этого, но война, конечно, все равно чувствуется. Например, абсолютно нормальная история – встретить человека с автоматом, как в Израиле. Но к этому привыкаешь.
Ну, и комендантский час. Вначале он был до шести, но это я не застала. Когда приехала, его продлили до восьми, потом до десяти, а в июне сделали уже до одиннадцати – но транспорт перестает ходить в девять.
Из-за этого все начали ходить в гости с ночевкой – как в детстве. Я столько у друзей не ночевала уже лет сто. А если остаюсь дома, то позже двенадцати обычно и не ложусь, потому что делать нечего. Мне это даже нравится: я такой полуночный человек, а поскольку в Одессе очень жарко, то выходить на улицу лучше рано – и для этого сейчас есть все возможности. В общем, хоть режим наладился.
– Кто-то пытается нарушать комендантский час?
– А особо и не нарушишь. В неположенные часы быть на улице можно только со специальной бумагой от ВСУ о том, что ты едешь по каким-то важным делам.
Нарушителей, конечно, останавливают, и патруль над такими любит немного поприкалываться: например, заставят сто раз присесть или отжаться, снимут смешной видосик и загрузят в телеграм-каналы – это «наказание», чтоб другим неповадно было. Но сейчас сказали, что будут ставить «на карандаш».
– А как сейчас с культурной и социальной жизнью в городе? Магазины, заведения – все это работает?
– Все начало постепенно запускаться, потому что экономика должна функционировать, а это сейчас очень важно для Украины.
Торговые центры заработали почти сразу, магазины продолжают пополняться вывесками «Мы открылись». Многие бизнесы, конечно, не вытягивают: распродались и ушли.
Почти все, что касается стройки и ремонта, – салоны штор, мебели и прочего – закрыто, потому что люди сейчас, очевидно, не сильно вкладываются в недвижимость.
Зато в салоны красоты еще попробуй записаться. Во-первых, много мастеров уехало, а во-вторых, у меня ощущение, что от стресса многие стали ходить на бьюти-процедуры даже чаще. Мол, если умирать, так красивой (смеется).
Кафе тоже открылись достаточно быстро, а с ресторанами было сложнее, потому что сначала ввели сухой закон, а кому нужен ресторан без алкоголя? Барам, конечно, тоже не было смысла открываться.
Но потом разрешили продажу некрепких напитков до трех, затем ее продлили до шести, а теперь и до восьми, и клиентов в заведениях стало больше. В барах часто можно встретить кучу бокалов на столе про запас: главное – успеть закрыть чек до нужного времени.
Вообще из заведений, по моим ощущениям, возобновили работу больше 80%. Я скажу больше: даже новые открываются. Понятно, что они вложились в ремонт еще до войны, но потом, видимо, решили: а чего уже ждать?
Около месяца назад заработали театры – но только те, где есть что-то похожее на бомбоубежище. И на представление продается ровно столько билетов, сколько человек сможет туда влезть. Плюс, если начинается воздушная тревога, ты можешь уйти и обменять билет на любой другой спектакль.
Кстати, именно в театре я впервые и побывала в бомбоубежище – всех заставили спуститься во время тревоги.
– А где пережидали до этого?
– Дома (смеется). Как таковых бомбоубежищ в Одессе вообще практически нет, поэтому сначала вместо них люди использовали подвалы. Нанесли воды, свет протянули, а потом стало известно, что в подвалы, наоборот, лучше не спускаться – это сразу братская могила.
Я вначале старалась придерживаться правила двух стен (между человеком и улицей должно быть как минимум две стены: первая стена берет на себя силу взрыва – разрушиться может окно или вся стена, вторая принимает на себя осколки. – Ред.), но в моей квартире планировка оказалась такой, что этих двух стен не было. Но вообще в Одессе спасает застройка – в центре почти все дома колодцами, и, чтобы действительно прилетело, должно попасть прямо в твой. А если упадет в чужой, у тебя, по сути, есть две стены за счет чужих домов.
Поэтому сейчас соседи шашлыки жарят во время тревоги, а я по ночам уже даже не просыпаюсь.
Хотя у меня было две стадии. Сначала я реагировала вообще на все звуки: что-то громыхнуло – ты сразу дергаешься. А сейчас научилась определять, прилет это или ПВО, далеко или рядом, сбили или нет. Разбираешься – и уже так не паникуешь.
Самое страшное – это свист, когда летит ракета. Очень похожие звуки издают мотоциклисты, поэтому я их не люблю.
Про отношение к беларусам и моральное состояние: «Все эти конфликты – больше интернет-история»
– Как вообще с происходящим справляется психика? Есть тревожные звоночки – или пока все вывозите на юморе?
– На самом деле те, кто не в состоянии справляться с этим с долей юмора, уже давно уехали. Потому что иначе очень тяжело.
Конечно, есть сильная тревожность. Ложишься вечером, видишь сообщение, что летят ракеты над Черным морем в нашу сторону, и понимаешь, что все равно так и будешь лежать. Слышишь взрыв и думаешь: ну, долетели, теперь можно и спать спокойно.
Но, разумеется, на состоянии организма такое постоянное волнение сказывается. Недавно сдавала анализы, и у меня не очень хорошие показатели по гормонам – а это напрямую связано с сильным стрессом. Так что я не думаю, что все это пройдет для психики бесследно.
Вообще у меня тут эмоциональное состояние волнами: то очень страшно – то отпускает. Вот на днях шесть ракет попали в порт, а мне надо было в ту сторону, так что я взяла и пошла. Становишься фаталисткой: ну, прилетит – значит, прилетит. А потом, наоборот, думаешь: господи, да за что? Но пока тревожная фаза была у меня давновато – может, и не вернется.
– Каково сейчас жить в Украине, когда ты беларуска?
– Я ни разу не встретила к себе какой-то агрессии из-за того, что я беларуска, – скорее, наоборот, сочувствие. И вообще заметила, что если какой-то негатив от украинцев в нашу сторону и льется, то, как правило, от тех, кто не в стране. Чем дальше от войны – тем больше претензий. А люди, которые здесь, если ты остался с ними, воспринимают тебя на равных.
Безусловно, Одесса – это в принципе такой космополитичный город, где всегда было много разных национальностей и никто не судит тебя по паспорту. Но я общалась, например, с беларусами, которые сейчас во Львове, и они тоже не встречали какой-то неприязни.
Что могут украинцы – так это поучить нас делать революции. Но я себя в обиду не даю и стараюсь объяснять обстоятельства и погружать в контекст. Когда разговариваешь с людьми и приводишь доводы, в принципе, они понимают ситуацию лучше.
Так что все эти конфликты – больше интернет-история. И сами украинцы, с которыми я это обсуждала, говорят, что развивают их либо боты, либо просто глупые люди.
Вообще сейчас, поскольку почти все мои знакомые беларусы отсюда уехали, круг общения у меня по большей части состоит из украинцев. И, поскольку я возвращалась как волонтерка, вокруг в основном люди со схожими ценностями. А те, кто сами помогают, вряд ли будут обесценивать чужие старания.
– Как вообще изменилось восприятие жизни за эти месяцы войны?
– Я перестала привязываться к вещам. Покупаешь что-то и понимаешь: ну, это мне ненадолго. Мне это не очень нравится, потому что я люблю, когда у меня много всего красивого, но сейчас расстаешься со всем гораздо легче.
Я и в Минске распродаю любимую мебель. Раньше думала: ну как же я это кому-то отдам, это же от бабушки! А когда война, понимаешь, что на тот свет с собой все равно ничего не заберешь. Легче относишься и к финансовым потерям. Вообще я стала той старушкой, девиз которой «абы не было войны, а остальное переживем» (смеется).
И события в Беларуси, и война показали, что всё всегда может измениться – и что может быть еще хуже. Я держу это в голове и наслаждаюсь каждым моментом: теплом, едой, общением – какими-то базовыми вещами. Сейчас особенно понимаешь, как важно это ценить.
Перепечатка материалов CityDog.io возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Катя Красницкая.
Как будто героиня обесценивает происходящее
Ну такое..