«Я не уехала по многим причинам, но главная – упрямство». Почему одни беларуские айтишники уезжают, а другие – остаются? Вот две показательные истории

«Я не уехала по многим причинам, но главная – упрямство». Почему одни беларуские айтишники уезжают, а др...
В последние два года из Беларуси массово уезжают IT-специалисты. По данным Dev.by на июнь, с осени 2020 года Беларусь могли покинуть более 20 тысяч айтишников, при этом волна эмиграции в ответ на войну в Украине оказалась больше, чем в ответ на политические репрессии в Беларуси. Но одним переезд дается непросто, а другие вообще не хотят уезжать.

В последние два года из Беларуси массово уезжают IT-специалисты. По данным Dev.by на июнь, с осени 2020 года Беларусь могли покинуть более 20 тысяч айтишников, при этом волна эмиграции в ответ на войну в Украине оказалась больше, чем в ответ на политические репрессии в Беларуси. Но одним переезд дается непросто, а другие вообще не хотят уезжать.

Мы поговорили с двумя представительницами IT-сферы, для которых релокация либо не случилась вообще, либо прошла не так, как было запланировано.

История о внезапной эмиграции: «Мы были в панике»

Илона (имя изменено по просьбе героини) – художница-дизайнер в беларуской IT-компании, которая занимается мобильными играми. В эту сферу девушка пришла из журналистики – «транзитом» через SMM и пиар, – о чем не жалеет. Как и о другом своем решении: после вторжения России в Украину Илона покинула Беларусь вместе с мужем и улетела в Грузию.

 

 

– Мы были в панике, – вспоминает девушка первые дни войны. – Испугались, что начнется мобилизация и границы закроют. Решение об отъезде принимали спонтанно. Разобрали компьютеры, закинули какие-то вещи в чемоданы. Отвезли питомца на платную передержку. Заплатили хозяевам съемной квартиры за два месяца вперед. И полетели.

С переездом помогла компания, где работает Илона. Многие коллеги девушки также уехали. По ее словам, «офис сократился на треть или наполовину».

– Первое время мы были типичными «внезапными» эмигрантами. Нашли временное жилье, чтобы осмотреться и обжиться. Узнали цены в магазинах, оформили банковские карты. Я практически сразу начала работать. После мы перебрались в другую квартиру уже на долгий срок.

Супруги сняли квартиру-«полуторку» на окраине Тбилиси за 450 долларов. На фоне «военного» спроса на жилье в столице Грузии это оказалось достаточно дешево: когда Илона и ее муж искали квартиру, цены на аренду доходили до тысячи долларов. Но девушка все равно уверена, что честная цена для их квартиры была не выше 150 долларов.

– В ней был простой ремонт, внутри все дешевое, что были видно невооруженным глазом: газовая плита и холодильник, которые тряслись при включении из-за своей легкости, «хрустящий» диван, старый телевизор и хлипкие двери. Все вроде бы новое, но в то же время имело потрепанный вид. Например, штора с дырочкой, – объясняет собеседница.

Коммунальные платежи в Тбилиси, по словам Илоны, для нее почти не отличались от платежей в Минске. А вот цены на продукты показались минимум процентов на 30 выше («дешевые были только фрукты и овощи, а еще вино и лаваш»). Да и сами продукты, как заметила девушка, отличались по вкусу и качеству:

– Были продукты, которых нет в Беларуси – и наоборот, потому что здесь другие поставщики. Например, молочных продуктов было меньше, и они были совсем другие. Показалось даже, что молоко разбавлено водой. Мы поэтому, кстати, от него полностью отказались, хотя раньше у мужа была традиция есть на завтрак молочную кашу

С выбором косметики и комплектующих для компьютера ситуация оказалась такой же. Но больше Илону расстроил уровень сервиса («банк, который теряет мою карточку, посылка, доставленная не по тому адресу, – это здесь никого не удивляет»). А вот транспорт, городская среда и развлечения в Тбилиси пришлись ей по душе:

– Здесь можно было увидеть переполненные мусорки на улицах или граффити на стенах, но это нюансы, которые меня не смущали. Зато во дворах даже не центральных районов много спортивных площадок. Детские площадки и зоны отдыха тоже хорошего качества. Часто можно было встретить питьевые фонтанчики, из которых удобно пить бездомным животным, например. Поскольку город туристический, очень много кафе, концертов, стендапов, других мероприятий. Ощущение, что «движа» больше, чем в Минске.

Несмотря на эти преимущества Тбилиси, после переезда, признается Илона, она затосковала по Беларуси. Свою роль в этом сыграло и то, что она и ее муж до войны готовились к переезду в Литву.

– Мы смотрели на Запад. Нам близки западные ценности, их уклад жизни: законы, которые работают, четкая инфраструктура, комфортная городская среда, хорошее качество жилья и так далее. Тут [в Грузии], с одной стороны, было видно, что страна пытается соответствовать европейским ценностям, и это круто. Но, с другой стороны, это все-таки не Литва.

– Почему? Разница менталитетов?

– Важный момент: у нас практически не было местных знакомых, потому что мы не планировали остаться здесь навсегда. Из грузин мы общались только с хозяином нашей квартиры. Он всегда говорил фразу, которую можно назвать в каком-то смысле девизом грузин: «Вы приехали в Грузию – расслабьтесь». И в целом люди в Грузии спокойнее, медлительнее, даже ленивее.

А литовцев я вижу более похожими по менталитету на беларусов, только они менее напряженные. Привлекает их цивилизованность, предсказуемость, «европейскость». В Литве не слишком высокие цены, приятный климат, да и расположена она рядом с Беларусью. Правда, пока я знакома с ней только как туристка, по роликам на YouTube и по рассказам друзей и знакомых.

От идеи переехать западнее Илона и ее муж не отказались. Спустя несколько месяцев после приезда в Грузию они все же уехали в ЕС.

– Мне все очень нравится, это именно то, к чему я стремилась. Отличная квартира, даже недорогая, удобная и приятная городская среда, большой выбор качественных продуктов в магазинах. Общение с госорганами оставило приятное впечатление. Красивая старая архитектура и красивая современная. В общем, пока все отлично, – радуется Илона.

История об отказе от эмиграции: «Вину я бы ощущала вне зависимости от местоположения»

24 февраля IT-специалистка Наталья (настоящее имя и должность изменены) также оказалась перед выбором: уезжать из Беларуси или оставаться. Несмотря на то, что работодатель мог обеспечить ей релокацию в Польшу, девушка выбрала остаться.

 

 

– Я не уехала по многим причинам, но главная из них – это упрямство. Меня раздражает, что у меня как будто отбирают родину и вынуждают уехать. Так что это моя принципиальная позиция. А еще я хочу посмотреть на то, как все это [действующая политическая система] будет рушиться.

По словам Натальи, она понимает, что эмиграция – это нелегкий опыт, и в данный момент не готова через него проходить. В частности, девушку смущает финансовый вопрос («Очевидно, что жилье в европейских странах гораздо дороже снимать, чем здесь») и связанные с легализацией хлопоты («Да, моя компания будет помогать, но бюрократия – это всегда трата нервов»).

Еще одной причиной остаться для Натальи стали друзья. Но многие из ее знакомых и коллег теперь тоже уезжают или открывают визы, чтобы покинуть страну, если придется. А уехав, зовут в гости и в шутку обещают «политическое убежище», если «совсем прижмет».

– Масштабы миграции [среди IT-специалистов] после начала войны огромные. По моим ощущениям, раза в три больше, чем после событий 2020 года. Точных цифр о компании, в которой я работаю, у меня нет, но, мне кажется, всего уехало уже около половины сотрудников. Одни пытаются вернуть себе потерянное чувство безопасности. Других вынуждают заказчики, которые не хотят рисковать. Остаются в основном те, кто пришел в сферу недавно или у кого есть что-то, что они не могут бросить: дети «привязаны» к школе, больные родственники и так далее.

По словам собеседницы, ей приходилось сталкиваться с обвинениями от эмигрировавших коллег: мол, оставшиеся в Беларуси «кормят режим своими налогами».

– Не то чтобы это популярная претензия, но несколько раз я это слышала. Я считаю, что это утверждение не терпит никакой критики. Очевидно, что все уехать не смогут, а на силовиков деньги найдут, – рассуждает IT-специалистка.

При этом она признается: ее действительно одолевало чувство вины из-за происходящего в Украине и причастности к этому Беларуси. Тяжелее всего было в первый месяц.

– Ситуация отбирает силы и мешает жить, но вину я бы ощущала вне зависимости от своего местоположения. Самое ужасное – это понимание, что, несмотря на свои действия, чувства и мысли, как-то повлиять ты не можешь. Спустя месяц депрессии я пришла к выводу, что не смогу ответить за все человечество и, чтобы этот ужас прекратился, нужно остановиться его непосредственным участникам. Вина на них, а не на тех, у кого не получилось сопротивляться до победы [в 2020 году].

Минус решения оставаться в Беларуси – повышенный уровень тревоги, говорит Наталья.

Постоянная тревожность, что я когда-нибудь сяду. Она была достаточно высокой перед референдумом [о поправках в Конституцию. – Ред.], потому что в этот период усилились репрессии. Но на фоне войны появилась другая тревожность, а эта тревожность ушла (смеется). В остальном особых минусов я не вижу. Хотя, если бы у меня были дети, возможно, я бы ответила по-другому.

– Что вас может вынудить все-таки уехать из Беларуси?

– Если конкретно мне будет угрожать уголовное дело (хотя, по правде говоря, в Беларуси всем угрожает уголовное дело). Или если вдруг IT-сфера совсем «умрет», западные заказчики не смогут расплачиваться из-за санкций или просто перестанут работать с компаниями из России и Беларуси. Ну и, конечно, мне важно понимать, что все происходящее в Беларуси и России не на десятилетия. В противном случае я все-таки уеду. Тратить всю свою жизнь на борьбу с обстоятельствами я не готова. Но пока живу надеждой.

Рекрутерка в сфере IT: «Я думаю, здесь останутся только те, кто работает на беларуский и российский бизнес»

ЛЮДМИЛА

(имя изменено по просьбе героини), рекрутерка в сфере IT

– В каком состоянии сейчас рынок IT?

– Важно учитывать не только ситуацию в отрасли IT в Беларуси, которая сейчас находится в регрессе, но и мировую практику компаний-гигантов. Главная глобальная тенденция ближайших лет – сокращения: персонала, проектов, офисов – по сути, всего. А если говорить о локальных изменениях, реальное количество эмигрировавших IT-специалистов сложно оценить. Я предполагаю, что речь идет про 100–150 тысяч. Это очень большое количество людей, которые развивали индустрию.

– Какие процессы повлияли на текущую картину за последние годы?

– Одна фраза: риски безопасности для бизнеса. Не имеет значения, чем они обусловлены. Существует множество факторов, но те события, которые произошли, показали бизнесменам, что продолжать вести свое дело на постсоветском пространстве опасно. А любой инвестор, человек, который вложил деньги в бизнес, естественно, хочет их защитить.

– Какие специалисты уезжают чаще всего и почему?

– Если говорить об IT, риски безопасности остаются главной причиной. У программистов есть доступ к sensitive data: разного рода важной информации, которую нужно защищать. И работодатель, получая деньги от заказчика, перед ним обязуется это делать. А если это невозможно обычным способом, начинается поиск альтернатив. Это первая причина.

Вторая причина косвенно связана с пирамидой потребностей Маслоу. 60–70% эмигрировавших специалистов, которых я знаю лично, всегда говорят о двух вещах: будущее детей и собственные перспективы. У состоявшегося специалиста, скорее всего, уже к этому моменту есть дети дошкольного или школьного возраста. «Я не могу и не готов(а) давать такое образование моим детям», – вот что я слышала от них.

А если о втором пункте, умный, интеллигентный, образованный человек понимает, что с теми путями развития, которые наблюдаются в нашей стране, ее граждан ждет упадок медицины, образования, технического прогресса – уровня жизни в целом. Ну а зачем жить плохо, когда можно жить хорошо?

– Как происходит релокация сотрудников в большинстве случаев?

– Работает эта система по-разному, в зависимости от масштабов компании и ее деятельности. Богатые продуктовые компании (В2С), которые всегда имеют средства, так как разрабатывают какой-то универсальный продукт, обычно оплачивают релокационный пакет стоимостью от тысячи до трех тысяч долларов. Они берут на себя расходы на съем временного жилья на первое время и занимаются оформлением необходимых документов.

Другое дело – компании В2В, когда весь рабочий процесс зависит от бюджета клиента. Небогатые компании этой категории могут обеспечить средний релокационный пакет в 1000–1500 долларов, но есть и те, которые помогают только с документами. Есть нюанс, когда компании – хорошие, стабильные, но у них нет излишка денег – ощутимо урезают зарплату [при релокации].

– Какие причины не уезжать у тех, кто остается?

– Примерно 5–7% из оставшихся – это идейные сотрудники. Еще 5–7% – те, кто наработал свой капитал, и теперь им здесь максимально комфортно, их жизнь устроена. Все остальные – люди, у которых есть серьезные ограничения, например болезнь члена семьи.

Еще есть те, кого релоцировать не готова сама компания, потому что они имеют мало опыта. А также те, кто считает, что события в Беларуси справедливы и естественны. При этом такое мнение не влияет на высокий уровень их профессионализма.

– А что касается ухода из Беларуси компаний целиком?

– Уходят в первую очередь компании, которые были связаны с зарубежным рынком, потому что они не в состоянии принимать платежи из-за введенных мировым сообществом ограничений. Я думаю, что вскоре здесь останутся только те, кто работает на беларуский и российский бизнес. И мы будем все больше и больше видеть, как в Беларусь приходят российские компании.

– Понимают ли власти, на ваш взгляд, насколько важно сохранить здоровый IT-рынок в стране на фоне текущей экономической ситуации?

– Мне кажется, что они даже если хотят, то не могут понять всех масштабов проблемы. А ведь один IT-специалист своими выплатами и налогами обеспечивает, условно говоря, пенсию для четырех человек.

 

Перепечатка материалов CityDog.io возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.

Фото: Unsplash.com

поделиться