Вместе с проектом mainbooks CityDog.by спрашивает известных белорусов, что они сейчас читают и почему. Сегодня Татьяна Славинская разговаривает о литературе с Нобелевской лауреаткой Светланой Алексиевич.
СВЕТЛАНА АЛЕКСИЕВИЧ
Что сейчас читает Светлана Алексиевич
– Параллельно я читаю несколько книг. Только что закончила Юваль Харари, «Homo Deus. Краткая история будущего». Прочитав Харари, к слову, мне захотелось пересмотреть Библию. Ее я также сейчас пролистываю.
Кроме этого, очень медленно я перечитываю «Бесы» Ф.М. Достоевского. В этой книге есть много из того, над чем стоит сегодня подумать.
Скоро к нам должен приехать Тимоти Снайдер, и в этой связи я начала читать его «Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным» и книгу Клаудима Кунца «Совесть нацистов».
– На первый взгляд эти книги разные: Харари, Достоевский, Библия…
– Нет, они об одном и том же. В них много общего. Эти книги о нашем вероятном будущем.
– Все эти книги для вас о будущем? И даже «Бесы»?
– Знаете, все эти книги объединяет поговорка «Прошлое еще впереди». Мне кажется, в будущем нас ждут те же испытания, с которыми человечество уже сталкивалось ранее, например в Германии в 30-е годы XX века.
По какому критерию Алексиевич отбирает книги
– Я не могу сказать, что люблю читать о чем-то одном. Мне интересно понять мир, человека.
В основном я читаю литературу, которая нужна мне для работы, профессиональную и философскую, но, если мне что-то рекомендуют люди, мнение которых важно, я тоже прочту.
Например, сейчас для работы мне нужны «Эрос», «Кривое горе. Память о непогребенных». Когда я писала «Чернобыльскую молитву», очень много времени провела в библиотеке, изучая литературу по естественным наукам. В то же время тогда я прочла всего Циолковского, Федорова, Чижевского. В связи с Чернобылем меня очень интересовали идеи русских космистов.
– Почему? Вам интересны книги о перспективах развития нашей цивилизации, о том, каким будет наше будущее?
– Никто не знает, каким оно будет. Будущее невозможно прогнозировать, как мы выясняем. Оно не поддается прогнозам. Оно совершенно опрокидывает все наши представления о нем.
Скорее, мне интересна загадка существования. Поскольку я очень много, лет 40, занималась изучением истории Великой Утопии, жестокой и страшной, утопии, которая залила землю кровью, меня интересует природа зла. Природа зла – магическая вещь, и об этом я, конечно, очень много читаю.
– Есть определение, что зло – это отсутствие добра.
– Нет, это очень легкое определение. Зло – это что-то… Как вам сказать… Это что-то очень укорененное в природе человеческой. Я не говорю о первородном грехе, но то, что зло присутствует в задумке о человеческом мире, – точно.
Про победу зла и поражение интеллигенции
– Как вы думаете, почему добро не первично?
– Добро – это путь. К добру надо идти. И этот путь долгий. О каком добре можно говорить, пока страдает хоть один червяк?
Абсолютное добро недостижимо. И вообще, дилемма добра и зла гораздо более сложная и многогранная, чем это может показаться.
Вот, например, война: на первый взгляд, на ее примере сложно говорить о добре и зле, но при более детальном рассмотрении оказывается, что как раз таки в военное время более-менее понятно, где проходит граница между злом и добром. В мирной жизни все гораздо сложнее, более запутано.
Сегодня мы потеряны, мы не понимаем, где зло, а где добро.
– А как вы думаете, книги могут помочь нам в этом разобраться?
– На этот вопрос у меня нет ответа. Книги (самый очевидный пример – Библия) и искусство должны помочь, однако сложно говорить, насколько мы в этом преуспеваем. Кроме книг, ориентиры движения общества постоянно должна продуцировать интеллектуальная элита. Но насколько она с этим справляется?
Бывают, например, такие времена, как сегодня. Мы привыкли жить в конфликте с властью, для нашего художника этот конфликт уже стал нормой. Но сейчас наряду с этим интеллигенция находится в ситуации более страшного конфликта – конфликта с собственным народом. Он возникает от того, что народ голосует за действующую власть, а интеллигенция – нет, тем самым становясь изгоем в собственном обществе.
– В этом причина того, что наша интеллектуальная элита не может достучаться до тех, кому ее мысли очень нужны? Может быть, причина еще и в том, что наша культура в целом изменилась? Эпоха, когда книги были авторитетным и чуть ли не единственным способом трансляции знаний, закончилась. Сегодня мы живем немного в другое время, когда в дополнение к книгам приходят информационные технологии, которые привносят размывание информационного поля. Как искать ориентиры сегодня?
– Если говорить о наших книгах, они содержат в себе отпечаток нашей жизни: общества насилия, баррикадной культуры, жертвенности. О счастье человека и о ценности его жизни – вопросах, которые нас сегодня очень интересуют, – в них ничего нет. Эти вопросы у нас никогда не были актуальны, поэтому найти на них ответы в нашей литературе человек не может.
Мы всегда были общественными. Сегодня же нам интересно все частное: личная жизнь, приобретение собственного опыта согласно нашим желаниям и интересам.
Сегодня мы осознаем, что человек может просто жить, быть счастливым, а не выполнять какую-то глобальную общественную миссию, не ложиться на крышу чернобыльского реактора, не идти под пули за Родину или религию. Сегодня мы не хотим умирать неизвестно за что, сегодня мы хотим быть просто счастливыми.
– С чем, на ваш взгляд, может быть связано такое изменение в приоритетах?
– Жизнь человека стала ценнее. Последняя война была много лет назад. До этого мы жили в эпоху насилия: гражданская и Вторая мировая войны, репрессии, гонения – все это делало насилие плоским и очевидным, жизнь в то время ничего не стоила.
Сегодня человек совершенно не хочет быть навозом или песком истории. Он хочет быть человеком. Сегодня мы движемся в сторону все большего уважения к отдельной человеческой жизни, и, возможно, мы к этому и придем. Опыт войн и революции сегодня все больше становится историей. Для нас он сейчас интересен в историческом контексте, для жизни нам нужен и важен опыт любви, путешествий, познания мира и своих чувств.
Почему в литературе не пишут про счастливую любовь
– У некоторых молодых людей не возникает и желания достигать чего-то даже в личном карьерном плане. Они не стремятся стать руководителями корпораций, лидерами мнений, они предпочитают локально заниматься любимым делом, например программировать, делать украшения, печь хлеб. Они работают ровно столько, чтобы получить средства. Может быть, это и есть путь избавления от условностей, путь к человеческой личности?
– Один из путей. Их наверняка много.
Любовь тоже может быть таким путем. Недавно, когда я начала работать над книгой о любви, я пыталась читать классику на эту тему, но отказалась от этой идеи. В классике нет положительного опыта любви. В классике нет счастливой любви. В классике любовь – страдание. Но в жизни бывает другая любовь.
Я встречалась с парой, которая не расставалась практически ни на минуту. Они познакомились, когда каждому из них было около 40 лет. У каждого из них было имя, каждый из них был хорошо известен в своей сфере деятельности, но после знакомства они настолько хотели все время быть рядом, что даже придумали общее дело. Они поставили свою любовь превыше всего.
О такой любви не пишут в классической литературе. О такой любви не принято говорить и в нашем обществе насилия, она здесь непонятна.
– Астрид Линдгрен в своей речи, которую она произнесла на церемонии вручения ей Премии мира немецких книготорговцев в 1978 году, отметила, что европейское общество культивирует идею насилия, передавая ее из поколения в поколение как модель воспитания детей. Она предположила, что изменить эту ситуацию может лишь новое отношение к детям, без насилия и подавления. Может быть, в этом и наш путь изменения?
В этой книге есть та самая речь Астрид Линдгрен.
– Мне кажется, это нереально. В первую очередь потому, что у нас нет родителей с такой философией. Сегодняшние родители воспитаны в культуре насилия. Они не знают любви и поэтому не могут ее дарить. Они могут купить конфеты, отдать ребенка в хорошую школу – и все. Родители не говорят со своими детьми на уровне эмоций, им это неподвластно.
– И что, ничего нельзя с этим сделать?
– Можно попробовать. Можно попробовать читать книги, в которых об этом написано, каждый день открыто говорить с детьми в семье и школе. Но много ли у нас таких родителей? А учителей?
– А счастье может быть без любви?
– Я не думаю; мне кажется, нет. Любовь многогранна. Любовь ведь выражается не только в том, чтобы встретить своего человека, это случается очень редко. Любовь гораздо более широкое понятие.
Она может быть в ощущении жизни, в наслаждении умным интересным разговором, в наслаждении природой, красотой, она проявляется во взаимоотношениях с родителями, детьми и в очень многом другом.
– Можно ли научиться видеть красоту жизни посредством книг?
– Думаю, да. Но, к сожалению, книг, способных на это, не так много. Пожалуй, только поэзия сегодня на это способна.
Какую поэзию и публицистику читает Алексиевич
– Из русскоязычных авторов мне близки Тютчев, Мандельштам, Бродский, Баратынский. Поэзия очень особенная вещь. С ней нужно совпасть по настроению, состоянию, ее нужно чувствовать. В зависимости от настроения и состояния одному и тому же человеку могут быть близки совершенно разные авторы.
– Вы перечитываете одни и те же стихи или все время ищете новых авторов?
– Скорее, перечитываю. Я много работаю, у меня не так много времени на то, чтобы искать новых поэтов. Но то, что мне рекомендуют, я просматриваю. А потом, когда есть такие авторы, как Пастернак и Мандельштам, не очень хочется искать кого-то нового. Этих авторов можно перечитывать бесконечно.
– Вам нравится публицистика?
– Да. Мне нравятся книги с концентрированной, плотной мыслью.
Мне нравится Герцен, Гиляровский, эссе Маркеса, Бродского, публицистика Хемингуэя. Не так давно я перечитала проповеди Антония Сурожского в аспекте того, как разговаривать с человеком, с его душой.
Мне нравится Ольга Седакова, ее эссе, статьи, интервью, например «Посредственность как социальная опасность».
Периодически я перечитываю дневники Платонова, Шаламова, Пришвина.
Нравится Чехов. Когда я переезжала, практически все свои книги раздала по сельским библиотекам, оставив только то, что время от времени перечитываю. Из классиков у меня остались Толстой, Чехов, Достоевский и Платонов.
– Что вы думаете о современной западной литературе, какие ее темы вам близки?
– Мне очень нравится, как в современной западной литературе представлена тема человека. Мне очень нравится ее интерес к сложностям человеческой души. Мне нравится, что в ней больше вопросов, чем ответов. Она все время заставляет задумываться о том, кто такой человек и какова его природа. Все это мне невероятно интересно.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: oz.by, chitai-gorod.ru, yakaboo.ua, litres.ru, respublica.ru, libris.md.
