Автор журнала «Имена» Вячеслав Корсак провел целый день с Андреем Жуковым – одним из лучших звукорежиссеров Беларуси. Получился материал о том, как сражаться за свои мечты и полагаться только на себя самого.
Когда-то Андрей Жуков жил в детском доме и сражался за свое выживание. Потом продавал компьютеры и изучал природу звуков в Европе. Ездил по гастролям вместе с группой Ace of Base, был знаком с Питером Гэбриэлoм, панковал в Лондоне, знал Цоя, Гаркушу и Гребенщикова. У Андрея миллион историй, и каждая из них вызывает сомнение в своей достоверности. В 2008 году Жуков даже стал прототипом одного из персонажей пьесы «Другие» крамольного «Свободного театра». Собкор российской «Новой газеты» Ирина Халип причислила Андрея и других героев пьесы к числу городских сумасшедших.
О Жукове автор написала так: «Он всем рассказывает разные версии потери рук. Фантазия зашкаливает: к примеру, он любит рассказывать историю о пустыне Сахаре, где будто бы провел две недели и отгрыз себе руки по локоть, чтобы не умереть с голоду… Или, наоборот, дрейфовал на льдине и обморозился. И никто не знает, что с ним на самом деле произошло».
Внести Жукова в список городских сумасшедших – это, конечно, слишком круто и смело. Несмотря на всю неправдоподобность его историй, факт остается фактом: Андрей давно известен в музыкальных кругах Минска как один из лучших белорусских звукорежиссеров. Он поработал с главными звездами белорусской рок- этно- и
Андрей Жуков сидит в темной комнате своей съемной квартиры. Шторы плотно задернуты, из наушников громко звучит музыка. Андрей качает сивой головой и отбивает ногой такт. С виду он похож на Чарльза Буковски, который
Жуков стал одним из лучших звукорежиссеров, будучи инвалидом. У него нет обеих рук по локоть, а он мастерски работает со звуком.
– Всю эту музыку я полностью нарисовал, – говорит Андрей. – Вот эта возможность меня очень радует в современных технологиях. Никто в этой песне не сыграл ни на одном инструменте, все я сделал в программе. Смотри, здесь есть разные семплеры со скриптами, и ты, если говорить просто, с их помощью рисуешь ноты.
Андрей снимает наушники и зажимает между культями деревянную палочку. Набирает ею текст на клавиатуре, показывая, как управляет скриптами в профессиональной музыкальной программе.
– Вот так я палкой просто набираю текст, – объясняет Жуков. – Но компьютер у меня уже старый. Если раньше я мог заработать деньги на апгрейд, то сейчас уже не особо много зарабатывается. В Беларуси все рухнуло в плане музыки. Чтобы выжить
Раньше Андрей, говорит, работал на пиратской программе, а теперь у него стоит лицензионная продукция. Большинство белорусских музыкантов, по его словам, пишут музыку в пиратских программах, и «получается г…но».
В 2015 году Андрей Жуков вместе с звукорежиссером Олегом Доманчуком победили в номинации «Лучшая запись» в профессиональной музыкальной премии за песню Thou группы Port Mone.
Фото: Александр Жданович, budzma.by
– Слышен алиасинг, знаешь, что это такое? – спрашивает Жуков. – Много всяких цифровых артефактов вылезает, если работаешь на дешевом компьютере или спи…ных прогах. Мы теперь программы покупаем, делает это Филипп Чмырь (лидер группы Drum Ecstasy. – Прим. авт.), и качество намного лучше.
В
Как бы то ни было, сегодня у Андрея Жукова нет ни бизнеса, ни собственной студии. Он работает со звуком на съемной квартире, но
«Мы были реальными волчарами»
История № 1. О секретном военном городке, маме, звуках и детском доме
– Еще когда я сидел на горшке в трехлетнем возрасте, меня интересовал звук, – говорит Андрей. – Когда я орал, то всегда увлекался отражениями голоса. Звуки завораживали и казались лучше, чем истории на ночь. Меня интересовало то, как капает капля, шумит трамвай, гавкают собаки – красота звука. И, когда в семь лет мне отрезало руки, я себе придумывал симфонии: прижимал ухо к подушке и водил обрубками рук по пружинам. Руки загипсованы, больно, ух! Слушаешь, как звук гуляет, словно его создает пружинный ревербератор.
Андрей в рабочем кресле.
– Как ты лишился рук?
– У меня родители военные, их туда-сюда мотало. Сначала жили в Красноярске, потом переехали в Беларусь. В Беларуси мы жили в военном городке «Столбцы-2». Мама работала в секретной охраняемой зоне, которую опоясывал забор с электрическим током. А точнее, на подземном заводе, где хранили ядерные боеголовки. Я туда в семь лет и пошел к маме, скучно стало. Ломанулся, взялся за забор – и меня е…ло током. И е…ло так, что, когда очнулся, увидел какое-то г…но на руках – кости, мясо, все такое. Не понял сначала, даже откусил, попробовал. Вонь страшная, голубое небо и тишина. Самое печальное – это тишина.
– Звука не было?
– Вообще никакого. Это был шок.
– А боль?
– Поначалу боли не чувствовал. Очухался, посидел, подумал, чего это никто не идет, как будто ничего не произошло, и пошел сам к солдатам. Вышел на них, крикнул: «Солдатики, помогите», – и вырубился.
Андрей лишился рук 43 года назад, после этого мать отдала в детдом.
– Что произошло дальше?
– Руки отрезали по локоть, и мать сдала меня в детский дом. Отца не было, они развелись еще в Красноярске. Мать сказала, что в детдоме в Ивенце мне будет лучше. Отвела меня туда и пообещала, что вернется через пять минут. Я прождал неделю. А в первый же день получил тряпкой половой по мордасам от технички, потому что прошелся по мытому. Это так меня детдом встретил. Но тогда жестко было – ох! Детдом – это вообще жесткая тема, особенно при «совке». Бандиты кругом, мы сами бандиты, все взрослые – гады, потому что они нас предали. Мы были реальными волчарами, и разборки вели жесткие – со смертоубийством. Насилие по отношению друг к другу и другим. В общем, целое дело, как на зоне.
– Как разделилась твоя жизнь до и после детдома?
– Был у нас в детдоме участковый. Учителей не помню, а участкового помню, потому что он приходил, отводил особо буйных (а я как раз относился к их числу) и избивал. Ну, он здоровый такой бычара был, садист настоящий. Нравилось ему людей бить. Мы ненавидели взрослых люто и устраивали им разные подлянки. Например, однажды директор купил себе машину, а мы вырыли перед въездом в детдом здоровую яму, прикрыли ее фанеркой и присыпали песком. Ну, и, как задумывали, он в нее въехал. А машина тогда ж – это было ого-го! Он очередь стоял, хвастался, что купил. Ну, вот и дохвастался.
Директор у нас был судьей и депутатом – занимал видное положение в Ивенце. В интернате жили умственно отсталые, алкоголики бывшие, дураки. Однажды, когда какой-то дурень умер, директор собрал всех нас, показал его и говорит: «Вот это труп, дети». Пинает ногой: «Ну, как свинья. Вы что, свиней дохлых не видели?» Директор у нас жесткий был, его любимая присказка была: «Скотина ты, а не человек, твой путь – на большую дорогу».
Андрей не думает, что детдом может дать человеку хоть что-то хорошее. «А ты думаешь, я вышел оттуда человеком? То, что я стал звукорежиссером, так это просто профессия, которая мне очень нравится. А я вышел законченным, отпетым негодяем и бандитом», – говорит он.
– У вас были понятия, как на зоне. А как ты справлялся в разборках без рук?
– А я дрался очень клево. Я ж из Сибири: терпеливый, драчливый, жесткий. И сейчас могу заехать неплохо. Если ударишь этой штукой (показывает на культю. – Прим. авт.), то придется худо, она же острая. А если подберусь в ближний бой, то тебе реально конец, это же не кулак.
– Из-за чего вы дрались?
– Сначала делили посылки, потом – место на кровати. В город приезжали грузины с фурами, и мы им предлагали: либо оставляем твою фуру в покое, либо делись. Все как везде: обычный рэкет в обычных 1970-х. Все детдома так жили, при бабках были зато. Или еще такие ситуации случались. Весь детдом просыпается от выстрелов, а это наш «шеф» (так мы директора называли) нанял охотников, чтобы те постреляли всех ворон из-за того, что ему на лысину ворона нассала. Дохлые вороны валялись везде. Мы их поднимали и запихивали куда могли, например в карманы учителей. В детдом попадали отказники, инвалиды, цыгане, и у всех были свои законы.
Андрей за своим рабочим местом в съемной квартире работает над песней по мотивам романа-антиутопии «Мы» Евгения Замятина.
«Вы хотите, чтобы мы были бандитами и уродами?»
История № 2. О барабанах, дискотеках, «высере» агрессивности и первых мыслях смыться из СССР
– Как тебе удалось выйти из детского дома и остаться человеком?
– А ты думаешь, я вышел оттуда человеком? То, что я стал звукорежиссером, так это просто профессия, которая мне очень нравится. А я вышел законченным, отпетым негодяем и бандитом. Да, я любил учиться: в шестом классе изучил интегральные исчисления, знал физику частиц, Эйнштейна читал – общую теорию относительности, специальную. И Ленина. Его я читал для того, чтобы учителей затыкать. Просто у Ленина я нашел очень много цитат на все случаи жизни. И, как только начиналась какая-то фигня со стороны учителей, я говорил им ленинскую цитату, и все боялись слово поперек сказать. У меня почти пятерочный аттестат был, одна четверка и неуд по поведению. И отвратительная характеристика.
– Все это время, пока ты жил в детдоме, с тобой были звуки?
– Да, я был офигенным барабанщиком и уже лет в 14 играл во взрослом ансамбле. Лето было для нас самым клевым временем. Вообще, музыкант при «совке» жил как у бога за пазухой: свадьбы, рестораны, танцполы… Играли все, что хотели, в то время и началась у меня вся панкуха. Кому-то нравился Def Leppard, Machine Head. А мне нравилось все понемногу, в том числе Beatles, как это ни странно. У них реально красивая гармония и мелодика офигенная.
В 2002 году группа «Ляпис Трубецкой» приступила к записи своего переломного альбома «Золотые яйцы». После нескольких попыток записи Сергей Михалок остался недоволен результатом, и к работе приступил Андрей Жуков, с которым «Ляписы» писали альбом «Ранетое сердце». Альбом появился на свет в 2004 году и в плане звучания заметно отличается от остальных работ группы.
– А как ты играл на барабанах?
– Я до сих пор играю охеренно, если чо. Придумал специальную привязку для рук, чтобы рикошеты были, и играл. В конце 1970-х-начале 1980-х мы делали нелегальные концерты в лесу, закидывали крюки на линии электропередач и от них «подпитывались». Играли панк-рок, хард-рок, как мы это понимали. Это было жестко, ужасно, близко к Sex Pistols. У нас было несколько составов. Один официальный, где я пел «Родина моя-я-я, что было и что бу-у-удет» и всякую херню типа «Родительский дом». Был полулегальный состав, когда мы на лапу кидали местным властям, чтобы те не мешали, и лабали на танцах и в ресторанах. Это были танцевальные всякие штуки: «Теплый вечер, теплый самый был у нас с тобо-о-ой», «А я стою, чего-то жду, а музыка играет и играет». Попсовые хиты, какие-то сумасшедшие тексты. Подумай только: «Напрасно я люблю девчонку ту, которая меня не замечает. Останови-и-ите музыку! Прошу вас я, прошу вас я. С другим танцует девушка моя-я-я!» Ваще капец!
В рестораны нас сами приглашали, и там мы уже некисло зарабатывали. Когда заказывали песню, давали «десяточку», все знали эту «таксу». Если зарплата в то время была 120 рублей, то нам четверым за свадьбу иногда платили под «штуку». Плюс еще мы для себя панк-рок играли. Это был такой выкрик, высер агрессивности, молодости, свободы или, если хочешь, не свободы, а стремления к свободе. Нате вам! Вы хотите, чтобы мы были бандитами и уродами? А мы не хотели быть уродами на самом деле. Но и не хотели жить в этой системе и в этой стране. Это уже потом, когда я отучился, то уехал из Беларуси за границу.
Андрей Жуков: «Я тогда вообще был безбашеный. Кстати, так и с Чмырем познакомился. Мы устроили драку во время концерта»
«Если ты 90-е помнишь, значит, ты не жил»
История № 3. О белорусской консерватории, поездке за рубеж, Лондоне и драке с Филиппом Чмырем
– Получается, ты пришел в музыку сразу после детского дома?
– После детского дома меня отвезли на вокзал и сказали: «Иди, гуляй». Мне было 16-17 лет. Я приехал к маме – мамы не было. Потыкался-потыкался, вернулся на вокзал, ну а дальше началась жесть. Мыкался так на улице, а потом ломанулся в филармонию учиться (имеется в виду в консерваторию). Мне там сказали: «Без рук? Ты? В филармонию? Гуляй отсюдова». Конечно, меня это немного обидело, но надо было где-то жить. Поэтому решил поступать дальше, чтобы попасть в общежитие. А куда я мог поступить? Я был охеренным математиком и физиком, поэтому пошел на механико-математический факультет. А там мне снова сказали: «Без рук? Иди на хер». И тут я уже возмутился: «Как? Вы что, охерели? Какие руки? Это ж не музыка! Ладно там, в филармонии, – может, и надо на пианино играть. А здесь что, пианино, что ли?» А мне опять сказали: «Не, иди гуляй». И я пошел гулять в горком партии, и нагулял так, что меня зачислили в вуз. Отправили на врачебную экспертизу, убедились, что умею штаны застегивать самостоятельно и у этих козлов, которые меня возьмут, проблем не будет, и стал учиться.
– И чем запомнилась студенческая жизнь?
– 40 рублей стипендии после моих детдомовских замесов были смехом. Так я стал «цеховиком» – организовал землячества вьетнамцев, которые собирали для меня первые компьютеры, а я их продавал. Это называлось «цеховщина», и за нее предполагалась высшая мера наказания. Но я уже знал входы-выходы, начал терку с гэбистами и продавал эту херотень, причем очень круто. Партия уже объявила о компьютеризации всей страны, директоры предприятий брали охеренные взятки и по любой цене покупали технику. Я факс продавал за 180 тысяч рублей. Тогда просто никто не знал, что такое факс. Поднялся на компьютерах я офигенно. Купил себе в Питере крутую барабанную установку и поигрывал, пока не свинтил отсюда за бугор.
Аппаратура, с которой работает Андрей для создания аудио в квартире.
– Куда?
– В Австрию, и меня там без проблем взяли в академию искусств. Не посмотрели на то, что я без рук. А у меня тогда и бабок было уже дохера, там-то и началась вся движуха. Много с кем познакомился, ездил в микроавтобусе по Европе с группой Ace of Base. Представь, жизнь какая: водка, наркота и нихера больше. Как жрали, я не помню вообще. Помню только, что на седьмом концерте я не выдержал уже: вышел из автобуса и упал. Очнулся в автобусе, и опять меня отпаивали водкой.
Жил в Нидерландах, а потом мне понравился английский звук, и я поехал учиться продюсерингу в Англию. Там я познакомился с Питером Гэбриэлом (британский музыкант, экс-вокалист и перкуссионист группы Genesis. – Прим. авт.). У него была своя студия, и он набирал более-менее талантливых мудаков. Стал работать и при этом как панк по натуре панковал. Ты знаешь, как панки живут в Англии? Вот как ты смотришь в кино всяких, так мы и жили: нелегальные дома, заброшенные сквоты, пиленное электричество. Но потом люди вырастали, все обзаводились семьями, становились менеджерами, и весь этот панк быстренько заканчивался. Короче, скукотища.
– Сколько тебе было лет?
– Хрен его знает. Слушай, если ты 90-е помнишь, значит, ты не жил. У кого ни спроси, никто не помнит, что было в 90-х. Это было время угара, когда ты знакомился с наркотиками и перепробовал все. Но это не только наркотический угар, а угар по жизни. Рейвы, панковские наезды, тусовки… Именно за жесткость меня потом из Англии и выслали. К тому же я занимался бизнесом нелегальным, и меня тупо подставили. Был выбор: тикАть или оставаться, но в последнем случае меня бы просто прибили.
– Сложный характер?
– Я тогда вообще был безбашенный. Кстати, так и с Чмырем познакомился. Мы устроили драку во время концерта. Он выступал, а мне что-то в этот момент не понравилось. Я поднялся на сцену, и мы начали драться.
«Я ведь делаю не просто музыку, а проекты»
История № 4. О музыкальных проектах, Михалке и рабоче-крестьянском подходе
– Расскажи о том, как ты работаешь сейчас.
– Есть несколько типов проектов. Например, когда к тебе приходят «Поющие трусы» при бабках и приносят какую-то лабутню: бэ-бэ-бэ, три аккорда. Я записываю инструменты, меняю аранжировку, делаю все необходимое. А бывает и другая работа, например как с «Ляписами». Когда я делал для них их самый первый альбом, то поменял весь состав, а гитаристу дал неделю, чтобы тот бросил пить (кассетный альбом «Ранетое сердце». – Прим. авт.). У меня пил только Михалок, и это была концепция. Я ведь делаю не просто музыку, а проекты. Кому-то говорю, как играть, работаю со звуком, иногда все меняю. А техникой управляю так, как умею. Рукастым, конечно, сукам, повезло… Мне бы под ноги клавиатуру специальную, тогда вообще шик-модерн был бы. Может, после этого интервью помогут с этим какие-нибудь хлопчики.
«Вот если тебе, не дай бог, отрежет руки или ноги, за тобой же будет выбор. Просто я человек другого вида, но все-таки человек».
– Кому ты делал альбомы?
– Я записал х..ву тучу проектов. «Троіца», «Сябры», Гюнешь, Егор Забелов, «Без билета»… Было время, когда, включая радио, слышал только свою музыку. В то время я работал на студии «Селах», но потом не сошелся с руководством и с той поры работаю дома.
Во время работы над записями Андрей очень сосредоточен. «Я записал х.ву тучу проектов. “Троіца”, “Сябры”, Гюнешь, Егор Забелов, “Без билета”… Было время, когда, включая радио, слышал только свою музыку».
– Чем ты так хорош: делаешь классный звук?
– И не только. Классную аранжировку, классный продакшн. Альбом «Жар-Жар» у «Троіцы» – это практически полностью моя работа. Комфортно работать с Port Mone, Егором Забеловым, с Михалком было все четко. Я учил его петь и нотной грамоте. С ним было просто, потому что он послушный. Михалок говорил: «Если ты скажешь мазать потолок сметаной, то мы будем это делать, не спрашивая». И с Ярмоленко работал (Анатолий Ярмоленко, солист и руководитель ансамбля «Сябры». – Прим. авт.). Я мог ему позвонить в три часа ночи и сказать «приезжай». Дохера мы с ним записывали. Думал, что сделаю из Тольки Питера Гэбриэла, типа уже возраст и все такое. А он – нет, давай по-нашему, по рабоче-крестьянски. Но один раз я сделал ему металлевую песню, реальный такой дум-метал. Он даже с ней перед Лукашенко выступал, ногу задирал на концерте, что-то про родину пел (смеется).
Альбом «Жар-Жар» этно-группы «Троіца» является самым тяжелым и концептуальным в истории коллектива. Андрей Жуков работал над ее звучанием несколько лет. Как отзовется об альбоме музыкант Сергей Пукст: «…так никогда не звучала группа, основу творчества которой составляет белорусский фольклор».
«Белорусский музыкант похвалил другого белорусского музыканта и не умер»
История № 5. О богатых людях, трудностях жизни и дожде
– Ты не чувствовал себя обделенным из-за того, что у тебя нет рук?
– Я дохера чего сделал и дохера кого поднял, ты чо. Очень много коллективов, начиная с тех же «Ляписов». Это после моего альбома они стали популярными. Большинство артистов прошло через меня. Если нужен какой-то реальный креатив – это я и есть.
– А здесь этот креатив востребован?
– Как и везде, где нет свободного рынка, востребованности нет. Понимаешь, хорошая серьезная музыка, как и серьезное кино, требует некислых денег. И если эти деньги не государственные, то должны быть в свободном обращении. Раньше при совке были ох…е мультфильмы, например тот же «Ежик в тумане» или «Сказка сказок». Все они были сделаны при империи, когда СССР мог себе позволить потратить деньги не только на какую-то х..ту типа пропаганды, но и просто на хорошее творчество. Когда я просил в то время у заводов деньги на музыку, мне просто их давали. А сейчас иди попроси – тебя нафиг пошлют, и все. В стране нет богатых людей. Если у человека три квартиры, то это не богатый человек, а из грязи в князи. Реально богатый человек в Англии может поддерживать театр просто потому, что ему нравится человек. А что он там в театре делает, богатому человеку посрать. Он даже и не вникает в это все. В Англии и США существует институт меценатства, а в Беларуси нет рынка и экономики, все рухнуло. Как результат, нет богатых людей, которые могли бы давать деньги. Не зачем-то и почему-то, а просто потому, что «мне нравится твоя рожа, на тебе миллион».
– Что бы ты сделал, если бы тебе дали миллион?
– Перво-наперво нормальную современную студию, потому что в Беларуси их просто нет. Есть какая-то херня, как этот Раинчик намудрил. Ему денег выделили, он купил все самое дорогое и смешал концертную аппаратуру со студийной. Все это сделано не так, мимо кассы. Так получается обычно, когда люди в этом деле ничего не понимают. Это, бл..ь, инженерия, ее нужно знать.
– А есть вещи, о которых ты жалеешь?
– Когда я уезжал из Англии, у меня был выбор, куда бежать: США, Ямайка – да куда угодно. А я поперся в эту Беларусь поностальгировать. Типа я тут учился, все свои, и мой путь будет клевым. Но оказалось, что здесь болото. Как написал Филипп Чмырь как-то в «Фейсбуке»: представляете, белорусский музыкант похвалил другого белорусского музыканта и не умер.
– Все гордые?
– Да не то что гордые. Когда я впервые сюда приехал, я с Раинчиком (народный артист Беларуси, композитор Василий Раинчик. – Прим. авт.) познакомился. В те дремучие времена у меня уже был свой компьютер, и Раинчик сказал: ты ж только никому не говори, что есть такие технологии, это будет наша фишка. Меня тогда уже насторожило такое отношение между людьми.
– Говорят, что трудности закаляют человека…
– Трудности у тебя в голове. Ну без рук я, и чо? Это не трудность, а условия жизни. Вот дождь идет – это трудность, что ли? Нет, это просто идет дождь. Вот если тебе, не дай бог, отрежет руки или ноги, за тобой же будет выбор. Просто я человек другого вида, но все-таки человек.
Андрей пишет также музыку для мультфильмов. Например, для мультфильма «Як служыў жа я ў пана…» признанного мастера белорусской анимации Михаила Тумели.
«Покажите, у кого еще есть такой звук»
По просьбе «Имен» музыкант и лидер группы Drum Ecstasy Филипп Чмырь рассказал о недавнем прошлом безрукого звукорежиссера и его вкладе в отечественную музыку.
Филипп Чмырь: «Если говорить об уровне Андрея в рамках Беларуси, то он вне этих рамок. Мне кажется, что никто больше не делает такой звук. Ну покажите, у кого еще он есть?»
– Я познакомился с Андреем в начале 1990-х, когда попал к нему на студию. На тот момент у него стояли самые последние синтезаторы, которые только можно было себе представить. Еще у него был концертный аппарат, который мы вскоре выставили у себя на концерте во Дворце искусств. Во время этого концерта Андрей устроил драку со мной. Он выдрал у меня зубами стул из-под задницы и начал со мной драться. Я его ногами бил со сцены. В общем, нормально познакомились.
В 1990-е Жуков занимался бизнесом, торговал компьютерами. У него был бабос, а потом он просто этим бабосом оплатил свое образование – учился и стажировался за границей. Насколько я знаю, некоторое время он жил в Англии. Но меня это особо не волнует, потому что я вижу результат его работы.
Перед нашим знакомством я уже знал о Жукове, но общаться с ним было невозможно. Он был невозможным человеком и, в принципе, таким остается и сегодня. Общаться с ним действительно сложно, причем вы сейчас берете у меня интервью, когда мы поругались, и я на него злой страшно и вообще видеть его не могу.
Но все-таки нас с Жуковым свел Калмыков (экс-продюсер группы «Ляпис Трубецкой». – Прим. авт.), и в 2004 году мы стали вместе работать. С того времени Drum Ecstasy работает только с Андреем. Хоть это идет и медленно, но приносит результат. Жуков невыносимо медленно делает работу. Но мы заложники этих условий. Его творческий потенциал не мог полностью реализоваться хотя бы в связи с тем, что у него были установлены ворованные программы. Сейчас взяли и купили ему лицензионные. Компьютер у него уже старенький. То есть очень многое упирается в технические вещи. К тому же Жуков – страшно дотошный педант в звуке. И я тоже педант. Два педанта – вот сроки и смещаются на два года
Звукооператор – это инженерная профессия. Музыкой могут заниматься и дилетанты, но, когда вопрос касается звукооператоров, это уже профессионализм. Андрей – профессионал. Он слышит частоты и собирает звук. Если говорить об уровне Андрея в рамках Беларуси, то он вне этих рамок. Мне кажется, что никто больше не делает такой звук. Ну покажите, у кого еще он есть? Только у меня, потому что я работаю с Жуковым. Ну правда, ни у кого нет такого звука. Все же «мыло». Я уважаю Михалка, но моя любимая пластинка по звуку – «Золотые яйцы», которую делал Жуков. Там все звенит.
***
Сегодня Андрей Жуков продолжает заниматься любимой профессией, но очевидно испытывает финансовые трудности. Музыкальный рынок в Беларуси, говорит, «просел», заказов совсем мало, не хватает на банальные бытовые нужды. В прошлом богатый человек «пропанковал» все свои сбережения и не получил бесплатное социальное жилье, на которое мог претендовать как детдомовец. Андрей надеется, что найдет меценатов, которые смогут инвестировать в его талант и в развитие качественного звука в стране. А еще ему нужен новый профессиональный компьютер, который стоит порядка 10 000 долларов, потому что старый оброс «железом» и отслужил свое. Помочь Андрею можно через редакционную почту журнала «Имена» imenamag@gmail.com, прислав письмо с пометкой «Помощь Андрею Жукову».
Фото: Егор Бабий.
