«Лучшая профилактика преступности – это страх». Минчанин рассказывает, как из завуча школы превратился в зэка

«Я САМ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ»

– В моем случае про срок можно сказать только одно: сам дурак. Взрослый состоявшийся мужчина, женат, сын растет. По профессии педагог, математик. Преподавал в БГУ, потом ушел в школу, дорос до завуча.

Но почти пять лет назад с предложением заработать вдруг всплыл мой давно забытый одноклассник. Кто откажется от такого? Мы перегнали строительную технику на новый объект, прихватили некоторое количество строительных материалов. Все в рамках закона, по словам моего друга. Оказалось, украли.

В результате статья 205 часть 2 – и 2,5 года лишения свободы. Могло быть и больше, но судья поняла, что перед ней обычный лох, которым воспользовались. Я был готов нести любое наказание: очень трудно признавать, что ты дурак, который так глупо попался на развод.

Еще было очень стыдно. Не знал, как буду смотреть в глаза семье и друзьям. При этом меня разрывало от ужаса за жену и сына, очень хотелось на свободу прямо сейчас.

Эта каша в голове и есть самое сложное для первохода. Профессионалам, которые сидят не первый раз, легче. Они знают, что будет дальше, у них есть алгоритм действий и отношения к происходящему. У меня такого алгоритма не было, поэтому от переживаний сбросил больше 10 килограммов, хотя все в камере смеялись и не понимали, «за что я так гоню» (волнуюсь или переживаю, если говорить нормальным языком). Дело-то плевое.

ОКРЕСТИНА И ЖОДИНО

У меня не было почти никаких представлений о том, что меня ждет в тюрьме. Да, были какие-то художественные штампы, но это все было так далеко от меня, я никогда не задумывался, как оно там, страшных картин не рисовал.

Первые пару часов после ареста был шок от собственного идиотизма. Меня не били и не прессовали, все было как-то очень обыденно.

Первые три дня был в изоляторе временного содержания на Окрестина в камере, где уже находились 4 человека. Все нервные, ожидающие выдвижения обвинения и избрания меры пресечения. Были конфликты из-за ерунды: не так встал, не так сел, но как-то не доходило до мордобоя.

Один мужчина был здесь уже не первый раз, он нас немного осаживал, когда начинали кидаться друг на друга. Через три дня предъявили обвинения и перевели на Володарского. Здесь в камере было 11 человек на 10 спальных мест, так что я сразу вспомнил все страсти, которые слышал про это место. Но к вечеру лишнего из камеры перевели, можно было хотя бы заснуть.

Для меня самым страшным было привыкнуть к публичному унитазу. Понятное дело, он не совсем публичный, но и приватным его не назовешь. Пока ты в ИВС, пребываешь еще в состоянии надежды – вдруг выпустят. Поэтому не сильно обращаешь внимание на это, а в СИЗО уже понимаешь, что придется задержаться, начинаешь обустраивать быт.

Пришлось приспосабливаться – умудрялись даже мыться каждый день прямо в камере. Правда, не все были такими приверженцами чистоты, так что приходилось объяснять, что пахнуть надо человеком, а не козлом.

В СИЗО постоянной проблемой для меня было отсутствие воздуха. В одном помещении все курят и живут, а проветрить камеру физически невозможно. Присутствовала постоянная гипоксия, у меня сон был больше похож на обморок, я привык спать с открытой форточкой даже зимой. Но спасали прогулки.

На Володарского режим был щадящий, можно было днем лежать, в передачах даже домашняя еда доходила – это такой глоток свободы! Сотрудники относились нормально, никто не бил, общались спокойно.

В этой камере я просидел 4 месяца. Потом меня перевели в Жодино, где я просидел еще 2 месяца. И хоть бытовые условия там были лучше, но режим был очень строгим. Сотрудники нервные, разговаривают криком, правда без оскорблений. Попробуй присесть на кровать днем, сразу окажешься в карцере! Я там тоже побывал. Было холодно и бесцельно. Туда даже книги не дают, целый день или мотаешься по клетушке, или сидишь на табурете. Единственное достоинство карцера – возможность побыть одному и подумать.

ЧТО СО МНОЙ БЫЛО В КОЛОНИИ

Про лагерь ничего плохого не скажу, как-то у меня все прошло спокойно. Работал сначала на «промке» – поддоны колотил. Потом отрядник спросил, как у меня с компьютером, и перевел работать в штаб. Набирал документы, даже пару программ написал для облегчения местного бумагооборота. Работал от души. Еще бы мне не работать в кабинете, в тепле и при начальстве! Ценили настолько, что ни замены, ни УДО мне не дали. Сидел «до звонка».

Очень много у нас было всяких «развлекательных» мероприятий. Лекции транслировались по радио. Постоянно капали на мозг о необходимости вести правопослушный образ жизни, о кодексах. Совершенно бесполезная информация, особенно в таком объеме. После месяца в лагере тебя начинает бесить любое упоминание лекций или бесед.

Кормили нормально, ходили в «отоварку». Сотрудники были разные: мы знали, с кем можно по-людски, а кто откровенная падла. Лавировали, чтобы не попасть этой падле под руку. Но для меня самым угнетающим был общий уровень развития. Интересы у большинства примерно такие: пьянка или наркота, хапнуть сразу много денег, бабы (не женщины, а именно бабы), жратва и «подвиги». «Подвиги» тоже крутятся вокруг денег, баб, спиртного. Сильно не хватает общения с интеллектуально развитыми людьми. Они есть в каждом отряде, но их немного. Я себя к таким уж интеллектуалам не отношу, но 2,5 года слушать только про физиологию…

КАК Я ВЕРНУЛСЯ В НОРМАЛЬНУЮ ЖИЗНЬ

Срок у меня был детский, это я сейчас очень четко понимаю. 2,5 года – не 25 и даже не 10 лет. Первый год ты все время в тонусе: суды, новая обстановка. Не заскучаешь. У меня не было тоски от однообразия, которую я видел у многих сидящих долго. Одни и те же люди и события изо дня в день здорово сводят с ума. Можно считать, что мне повезло, ведь я и испугаться успел, и про жизнь подумать, и много времени не потратил.

Перед освобождением нам рассказывали про жизнь на свободе, даже про элементарные вещи. Например, как оплатить проезд. Для меня с моим сроком это было неактуально, а для тех, кто сидит долго, – очень даже насущно. Еще меня снабдили памяткой, куда я могу обратиться: минские службы занятости и что-то вроде отделов социального обеспечения.

При этом у меня была благополучная ситуация, мне не пришлось решать, например, вопросы с поиском жилья. Сложно представить, как найти квартиру, когда у тебя ничего нет, а ты еще и не понимаешь, как жить в этом мире. Правда, когда я пришел в службу занятости, меня спросили, нужно ли мне искать работу с жильем. Но я не представляю, где элементарно переночевать первые пару ночей на свободе, если тебе некуда пойти.

Вспоминаю, как меня возле КПП встречали жена, сын, мама, – и слезы наворачиваются. Отец окончательно оттаял не так давно. Сейчас опять общаемся как отец с сыном. Взаимоотношения с женой стали ближе, какой-то новый уровень уверенности в том, что мы всегда вместе. Она у меня красивая девушка, младше на 8 лет, и я очень боялся, что она не выдержит (имела на это полное право). Но выдержала.

Еще она очень мудро не жалела меня, но и не убивала морально. Я всегда помнил, что виноват не только перед законом. На отдых она дала мне ровно 10 дней. Дальше я занялся поиском работы.

В службе занятости мне как освободившемуся предложили несколько рабочих мест на заводе. А так как рабочей специальности у меня нет, а учительствовать уже не возьмут, выбрали работу на большом складе готовой продукции. Отработал там год, окончил курсы карщиков и дорос до завскладом.

На работе ко мне первое время очень сильно присматривались. Меня направила служба занятости, так что все знали про мою судимость. В глаза ничего не говорили, но я видел, что ко мне повышенное и не совсем доброжелательное внимание. Особенно первое время и после зарплаты сильно контролировали, чтобы я ничего не украл. Но это длилось буквально месяц-полтора. Потом все поняли, что я совсем не асоциальный элемент, расширили обязанности, поощряли, начали продвигать.

Сейчас работаю в такси. После лагеря мне безумно нравится возможность передвигаться, куда и когда хочу. В прошлом году поступил на юрфак БГУ, теперь я заочник. Не уверен, что меня возьмут в адвокатуру, но я приложу максимум усилий. Мне это нравится, и, мне кажется, я это могу.

ЛУЧШАЯ ПРОФИЛАКТИКА ПРЕСТУПНОСТИ – ЭТО СТРАХ

Я уверен, что нельзя делать пенитенциарную систему комфортной, как за границей. Привыкшие жить на дне будут воспринимать лагерь как пятизвездочную гостиницу. Не будет никакого испуга, негатива и дискомфорта, которые только и могут воздействовать на этот контингент. Вкусно покормили, работать не надо, жена каждую неделю приезжает, отдельная комната с телевизором – все, жизнь удалась!

Лучшая профилактика преступности, на мой взгляд, это страх. Даже ужас перед условиями, в которые ты попадешь. Я не говорю про выгребную яму или пыточную, в которую надо превращать наказание, но тяжелая работа от зари до зари и спартанские условия очень помогут.

У сотрудников пенитенциарных организаций есть такая поговорка: «Куда зэка ни поцелуй, везде ж..а». Простите за грубую цитату, но она очень верно отражает суть. Стереотипы не на пустом месте родились.

Очень многие выходят, не делая никаких выводов. Очень удобно развесить свою вину на окружающих, и так поступают 90% сидящих. Спроси любого: тебе подробно расскажут, кто виноват в преступлении. Вот только себя самого в виновные определят очень редко. Такая «жертва» выходит на свободу, и начинается: я настрадался по лагерям и этапам, теперь буду отдыхать и брать от жизни все.

Потом новый срок и новые самооправдания. Я видел в лагере стариков, которые просидели всю жизнь. И они тоже «ни в чем не виноваты»!

По своему опыту могу сказать: как только ты стараешься на работе и ведешь себе как человек, отношение к тебе меняется. Клеймо «бывший зэк» стоит на тебе до того момента, пока ты не покажешь себя нормальным человеком.