Архитектор о зданиях Минска: «И насчет «Кемпински» я слышал позитивные отзывы – важно понимать, кто его проектировал»

Дмитрий Задорин – архитектор, исследователь архитектуры советского модернизма и Минска – готовит книгу об архитектуре столицы. Чем не повод встретиться и поговорить со знающим человеком о том, как нужно воспринимать этот город и разные его здания – от панелек до гостиницы за цирком.

– Дмитрий, вы пишете книгу-путеводитель по минской архитектуре. Какие объекты туда войдут и почему?

– О книжке пока можно говорить только абстрактно, потому что я нахожусь в глубоком процессе написания. Я поставил задачу собрать 200 объектов, начиная от Петропавловской церкви, возведенной в 1612 году, и заканчивая новыми гостиницами, построенными к чемпионату, и домом «У Троицкого».

В 1972 году был новый план детальной планировки центра, и уже тогда несколько довоенных сооружений предложили сделать памятниками архитектуры: здание ЦК КПБ, театр оперы и балета, Дом офицеров, Дом правительства и здание Академии наук. Это я к тому, что важно понимать, что эти сооружения – наш костяк, от которого нам всегда придется отталкиваться.

Сейчас я пытаюсь выработать некий объективный подход к оценке архитектурных объектов. Можно, например, записывать оценки разных людей по отношению к архитектурным сооружениям и замечать, изменяются ли они со временем. Так можно обнаружить, что одни объекты всегда пользовались любовью и популярностью, а о других отзывались по-разному в зависимости от конъюнктуры. Вот, например, я не встречал ни одной негативной оценки здания ЦК КПБ – правда, важный вопрос здесь, связано ли это с архитектурной ценностью сооружения. Я уже склонен думать, что любые административные здания автоматически становятся изюминками архитектуры, причем, не только минской, но сразу в масштабах страны – чего уж мелочиться! (Смеется.)

Дом правительства тоже обычно хвалили; правда, иногда ему все-таки доставалось немного критики. Но дело в том, что Лангбард, которого превозносят за театр оперы и балета, здание Академии наук и того же Дома правительства, занимал самую центристскую из возможных позицию. Он всегда рассуждал в таком стиле: «Конечно, нам надо создавать новую архитектуру, но в то же время не забывать о классическом наследии». Поэтому и получал нелестные слова как слева, так и справа.

Самый изменивший к себе отношение объект – это Дворец культуры профсоюзов. В 1953 году тогда еще не народный архитектор СССР В. А. Король писал: «Подходит к концу строительство Дворца культуры профсоюзов, одного из лучших клубных зданий столицы». А через 10 лет архитектор А. В. Лысенко назвал это здание примером «расточительства в использовании архитектурных средств для выражения образа зданий, примиренческого отношения к эклектике и безвкусице, ложного стремления к внешнему украшательству, неоправданной декоративности и пышности». Он не нашел иных слов, чтобы подытожить: «Здание Дворца профсоюзов по архитектуре является одним из самых неудачных на центральном участке проспекта».

Очень много доставалось театру оперы и балета, в частности от Воинова, от Осмоловского, за то, что театр «неуместно тяжеловесен и непривлекателен», плохо вписывается в окружающую застройку площади. Это потом стали писать, что надо как-то контролировать рост деревьев около театра, а то получается, что ты проезжаешь мимо – а из-за парка торчит только верхушка театра и «утрачиваются ценные зрительные связи».

– А что насчет современных зданий: например, бывший «Кемпински» возле цирка или Национальная библиотека?

– Насчет «Кемпински» я даже слышал позитивные отзывы, особенно часто это здание кажется совершенно нормальным для приезжих. Здесь важно понимать, что его проектировали Сергей Кузнецов и Сергей Чобан. Сергей Кузнецов по совместительству главный архитектор Москвы, а Чобан всю жизнь проработал в Берлине и там очень уважаемый человек. Мне здание «Кемпински» не нравится – просто потому, что я не люблю всю эту объемистость в архитектуре. Но это личное.

Многие люди, которые ругают это здание, говорят, что архитектура неплохая, но находится не в том месте. Но ведь у нас все находится не в том месте: Дворец Республики стоит не там, здание Белпромпроекта – не там, торговый комплекс «На Немиге» – вообще не на том месте.

Но критика всегда была, мы еще живем в относительно бесформенном времени, в том смысле, что у нас нет идеологии в том, что касается архитектуры. Читая генплан 1946 года, ты видишь, что там одно представление о том, как должен выглядеть мир, а в генплане 1965 года – совсем другое представление. А вот генплан 1982 года – это уже проработка генплана 1965 года. Так же, как и наши генпланы 2003 и 2010 года: там все то же самое, ну, может быть, еще пару дорог прочертим и микрорайоны дорисуем, но по сути – это все из 1960-х.

А вот Национальная библиотека – это просто плохая архитектура. Ведь работа архитектора определяется всем: не только общим объемом, но и табличками «к сабе», стеклами и креплениями, между которыми, мне кажется, нет никакого стилистического единства. Мне понятно, что это нескоординированные действия разных людей. Ну, у меня претензий к библиотеке намного меньше, потому что она стоит где-то там на отшибе города и никому особо не мешает.

– А если бы она стояла в центре, было бы другое дело?

– Да, потому что минская архитектура начиная с 1930-х годов до относительно недавнего времени оперировала понятием «ансамбль». И все те объекты, которые у нас сейчас ругают, как раз и стали бельмом на глазу тех архитектурных ансамблей, из которых состоит центр города. «Кемпински» разрушил первый отрезок проспекта,  а дом «У Троицкого» – ансамбль Троицкой площади.

Важный вопрос тут заключается в том, нужны ли городу ансамбли в принципе. Вот Нью-Йорк вроде без ансамблей живет, и люди вроде не жалуются. Но у нас другие традиции: как ни странно, многие советские архитекторы отмечали, что наши архитектурные традиции – это традиции русского классицизма конца XVIII – начала XIX века. Может быть, именно их нам и стоит охранять, тем более что сохранившихся памятников архитектуры и градостроительства у нас не так уж и много.

Главная и, как мне кажется, самая интересная тема о Минске – это вечно недоделанный город. Особенно после войны существовало очень много амбиций, что нужно сделать с городом, но это никогда не доводилось до конца. В общем, Минск всегда был недоделанный и сейчас будет недоделанный. Я вот думаю, что в Украине сейчас сносят Лениных, и, если их всех привезти сюда и поставить на всех площадях, это был бы забавный ход – и дешево! Все бы смеялись, но никуда не делись – ездили бы смотреть. Так ведь не доделают же! Обязательно на какую-нибудь площадь недопоставят (смеется).

– Еще вы написали книгу о типовом советском домостроении. Расскажите немного, как типовое домостроение выглядело в Минске в советское время и как выглядит сейчас?

– Да, про эту книжку уже можно говорить более предметно – она выйдет в феврале. Существовало три поколения советского типового домостроения. Каждое из них было связано с изменением программы партии, строительными нормами и уровнем технологий. Первые хрущевки стали строить в 1958 году – меня, конечно, всегда интересовал вопрос, что понимал в архитектуре такой человек, как Хрущев, сказавший про совмещенный санузел: «Если я пролез в сортир, то и другие пролезут».

Второе поколение советского типового домостроение началось в 1963 году, и это уже были квартиры с улучшенными планировками: совмещенные санузлы остались только для однокомнатных квартир, прихожие стали чуть шире, а проход из прихожей в кухню начал делаться по отдельному коридору, а не через жилую комнату, как раньше. Как правило, дома были пятиэтажными, а в 1968-1969 годах в Минске появилась первая крупнопанельная 9-этажная серия. Она в измененном виде производится и до сих пор. Так что, по сути, на втором поколении мы и застряли.

Третье поколение, которое начали строить с 1971 года, отличалось последующим увеличением площади и зонированием квартиры, более высокими потолками, рядом инженерных новшеств.

Считается, что дома, построенные в конце 1990-х, – это уже четвертое поколение. Но там просто появились эркеры – такими домами застроена, например, Каменная Горка и Брилевичи. По сути, это то же второе и третье поколение, потому что невозможно совершить никакого скачка из-за того, что при строительстве используют существующую оснастку. Но зато МАПИД до сих пор строит очень дешево, так, как никто больше не может. И я не вижу экономического механизма, который бы сейчас мог остановить застройку панельными домами.

– Как вам кажется, куда нужно двигаться в развитии минской архитектуры и как решать многочисленные проблемы?

– Сиюминутно поднять уровень архитектуры невозможно, но начинать об этом думать уже нужно. С образованием у нас здесь катастрофа, и поэтому на свои силы тяжело рассчитывать. Но начинать исправлять придется именно с образования – тогда через 20 лет у нас здесь что-то будет.

Я убежден в том, что необходимо проводить конкурсы на проектирование, потому что когда будут конкурсы – будет и улучшение городской среды. Даже когда два бездарных человека соревнуются, то в рамках конкуренции они смогут создать что-то менее бездарное.

У нас есть генплан, но дальше на более мелком уровне мы можем продумывать все самостоятельно. Уже понятно, что серьезной проблемой станет транспорт – его можно, например, в центре убрать под землю. Это дорого, но это нормальное решение – так делают во многих городах, где позволяет почва, в том же Брюсселе, где вокруг центра есть кольцо.

Уже в 1970-1980-х Минск шел в два раза ниже нормы по количеству зелени в городе и продолжает оголяться. Есть определенные проблемы со слабой лесистостью – у нас  в два раза меньше лесных массивов, примыкающих к городу, чем положено по нормам. В городе можно найти много мест, где должна бы расти зелень, но нужно понимать, что если зелени вокруг будет много, то и цены будут расти. Хотя кто сказал, что это плохо?

Но самая большая проблема Минска в том, что у нас нет городской культуры, так как из-за большого количества мигрировавшего сельского населения, из-за урбанизации у нас не такие ценности, которые должны быть у полноценных горожан. Понимание городской культуры, представление о том, что такое общественное пространство, что существует культура выпить кофе – это все приходит постепенно. Молодежь сейчас активно развивается в этом направлении, так что думаю, что за два поколения мы дорастем до полноценной городской культуры. Лет через 50, а может быть и меньше, у нас здесь все будет прекрасно.

Хотя, конечно, это от многого зависит – например, от того, будет ли Минск регулироваться сверху или хотя бы частично снизу. Вот поляки научились нормально строить – и ведь тоже не сразу. Как им это удалось? Все это очень завязано на свободе и конкуренции.

С точки зрения городской культуры идеальный город – Копенгаген: он полностью доделан, он зеленый, там много скверов, народ спокойно пьет пиво на улицах, можно сидеть на лужайках и тебя никто не будет трогать. Это пример дружелюбной городской среды, когда ты уважаешь не только своих друзей и близких, но и всех, кто вместе с тобой живет в этом городе.