Как это любить. Тихий культурный север: через Афины в Лынтупы, через градирни в Гервяты

Если хорошенько расслабиться, расфокусировать взгляд и приподняться над подпорченной кляксами и зачеркиваниями картой истории, то Беларусь немного похожа на бэушный детский планшет для рисования. На такой вожделенной в раннем детстве штуке можно было сколько угодно рисовать, не боясь ошибиться. Рисовать что угодно, а затем стирать одним махом, передвинув ручку вправо или влево. Нет, конечно, оставались какие-то незначительные следы прошлого рисунка, но в целом после каждой неудачной или надоевшей сессии можно было легко получить чистый лист и начать все заново.

В случае Беларуси кажется, что эта стирающая ручка без остановки елозит туда-сюда уже тысячу лет – особенно последние пару веков. Приходят одержимые художники, увлеченно, как дети, рисуют свою картинку, а потом кто-то отбирает игрушку, хватается за рычажок и уверенным движением стирает нарисованное. Начинает все заново.

Вы язычники? Забудьте – вы христиане. Православные? Забудьте, пожалуйста: вы – католики. Вы католики? Нет, так не пойдет – давайте переделаем храмы, потом взорвем. Вы литовцы? Может, все-таки поляки? Или, может, русские? Подумайте, мы, ваши соседи, настаиваем.

Иногда эта ручка – геополитика, иногда – идеология, часто война. Например, тактика выжженной земли, использованная главнокомандующими в 1812, 1915 и 1941 годах, трижды предоставляла белорусам возможность начать жизнь с чистого листа. Иногда новый владелец игрушки особо не заморачивается стирать за старым, а дорисовывает к доставшемуся рисунку какие-то вензеля по вкусу, приклеивает нелепые наклейки и торгуется с хулиганами из соседнего двора – ну вот как сейчас. И на вымученном холсте, по форме напоминающим кленовый лист, еле-еле просматриваются остатки усердно продавленных рисунков прошлого.

При движении к северо-западу от Молодечно в какой-то момент на холме возникает компактный силуэт культового сооружения, над куполом которого, если присмотреться, слегка покосился крест. Вблизи становится понятно, что покосившийся крест – ерунда по сравнению с общим состоянием этого мощного барочного старика. А еще становится ясно, что заброшенное барокко, лишившись человеческой любви и чистоты белого, выглядит особенно зловеще.

Местный шляхтич Коцелл построил этот костел в начале XVIII века в благодарность за чудо. Согласно легенде, именно в этом месте ему удалось молитвами остановить взбесившихся коней, которые уносили в бричке его маленькую дочь на верную смерть. Костел был передан бернардинцам, которые расторопно возвели монастырь со школой при храме, а дальше чудес особо не было. После разделов ВКЛ Беница оказалась в составе Российской империи, монастырь по указу царя разобрали, после восстания Калиновского костел переделали в церковь, а после установления польской власти в 20-е годы XX в. – снова в костел. В 1939-м маятник истории качнулся в другую сторону – пришли большевики со своим видением будущего: они закрыли храм и превратили его в склад. Но с 1948 года хранить им, видимо, стало нечего, и с тех пор сооружение пустует и разваливается.

При Советах семейный склеп Коцеллов и Швыковских, последних владельцев Беницы, разграбили, гробы разбили, надгробия разбросали, а кости представителей двух знатных родов свалили в кучу, что говорит о том, что люди, конечно, переживали тяжелые времена, когда не до ценностей. Ну, то есть не до вечных. Нужно сказать, что и Михаил Казимир Коцелл тоже был человеком своеобразным – попросил похоронить его вместе с деньгами, чтобы они никому не достались. Костел в Бенице иллюстрирует двухсотлетнюю диалектику истории Беларуси во всей красе – со сменой крестов и флагов и с безымянными костями наружу в финале. Кстати, имение Коцеллов, спроектированное итальянцем, тоже иллюстрирует. От него ничего не осталось.

Сейчас посмотреть на кости уже нельзя. Заглянув в заваренные решеткой проемы или щели, можно увидеть жутковатые своей внезапностью всполохи птичьих крыльев под куполом и послушать шорохи, отражаемые пустыми стенами. Православный храм по соседству находится в контрастно отличном состоянии. Вряд ли все настолько стерлось, что католиков в Бенице и округе не осталось, к тому же говорят, что местные на свои деньги ремонтировали крышу костела, а какой-то из председателей еще при Советах восстановил кресты под предлогом того, что здесь будет музей. Но внимания памятнику явно маловато, несмотря на гордую шильду «Памятник охраняется государством». Памятник охраняется голубями.

Но мы что – пессимисты? Всего в 15 километрах от Беницы можно найти кофе со свежими круассанами и послушать классическую музыку в воссозданных интерьерах XIX в, потому что с наследием там обошлись достойно.

Усадьбу Огинских в Залесье найти не сложно. К просторному, как аэродром, партеру перед белым дворцом примыкает длинная аллея с огромными липами, так что проехать мимо наших «Северных Афин» невозможно. К тому же справа от партера у леса торчит еще один ориентир – заброшенный санаторий. Санаторию не повезло – его владелец «Сморгоньсиликатобетон» с ним не справился, зато дворец Огинского, тоже принадлежавший заводу, с распадом СССР перешел в подчинение Министерства культуры, и с 90-х в него потихоньку начала возвращаться культурная жизнь.

В начале ХIХ в., задолго до того, как был изобретен силикатобетон, Михал Клеофас Огинский переехал в Залесье – имение своего дяди – из Санкт-Петербурга. К тому времени биография 37-летнего аристократа и правда была уже достаточно насыщенной, чтобы осесть в тихом спокойном месте.

Родившийся в 1765 году выходец из высших княжеских кругов Речи Посполитой Михал получил превосходное образование и уже в 20 лет, молодец, был послом на сейме РП, в 23 года стал мечником, а позже подскарбием ВКЛ, то есть по сути министром финансов. В 24 года он был чрезвычайным послом в Голландии, затем дипломатом в Лондоне, а как много путешествующий и увлекающийся музыкой человек был знаком даже с Гайдном и Моцартом.

Интересно, что в 1791 году Огинский был вынужден присягнуть Екатерине II, чтобы не потерять земли в восточной части Беларуси, а уже в 1794-м присоединился к восстанию Тадеуша Костюшки, создав за собственные деньги военное формирование. Очевидно, что идеалы и ценности антиоккупационного и продемократического восстания оказались для Михала выше материальных, так что Огинский лишился всего имущества и оказался в эмиграции. Дворцовый переворот в России и благосклонность Александра I позволяют Михалу и другим политическим эмигрантам вернуться на родину и вернуть имения, и в 1801 году государственный деятель Речи Посполитой и повстанец присягает на верность российскому императору, не оставляя при этом дальнейших попыток возродить Великое княжество Литовское. К сожалению, проект Огинского по объединению восьми губерний в ВКЛ не получает поддержки у императора.

Так что полонез Огинского – не единственное, чем занимался наш соотечественник, родившийся под Варшавой. Залесье как раз и считается местом, где этот неформальный гимн независимой Беларуси был написан (хотя, по другому мнению, автор сочинил «Прощание с родиной» в 1794-м, в эмиграции). Но, как бы там ни было, культурная, общественная и политическая жизнь в имении вообще не утихала, поэтому оно и получило в свое время такое возвышенное название: «Северные Афины».

Владельцы, которые не раз сменялись после отъезда Михала Клеофаса Огинского в Италию в 1822 году, пытались сохранять усадьбу, но в 1939-м ее покинули, после чего в здании дворца разместился дом отдыха, а затем – дом престарелых. Далее по этой логике в здании должно было бы разместиться что-нибудь еще более печальное, но оно просто перешло на баланс «Сморгоньсиликатобетона» и на протяжении двадцати лет пустовало.

И вот благодаря неравнодушным людям и организациям, поддержке ЕС, программе трансграничного сотрудничества Латвии, Литвы и Беларуси, а также республиканскому и областному бюджетам залесская усадьба восстановлена. Причем достаточно деликатно и добротно: без привычных следов евроремонта и сайдинга, без отваливающихся дверных ручек и окон ПВХ, с бережным отношением к прилегающему парку и его элементам. В интерьеры возвращается мебель, подобранная согласно старинным инвентарным описям, в восстановленную оранжерею (да, у Огинского была оранжерея) возвращаются тропические цветы и лимоны, а в залы дворца возвращаются слушания, концерты, театры и прочие мероприятия. Сегодня усадьба Залесье существует не только как дом-музей, но и как место культурных событий. Возрождению памяти об Огинском и ушедшей эпохе способствует и Сморгонский местный благотворительный фонд «Северные Афины», так что за Залесье можно только порадоваться.

Теперь, зайдя в кофейню в летней оранжерее дворца, можно, например, встретить группу детей с музыкальными инструментами, которые смешно суетятся после экскурсии, настраивают мандолины с помощью приложений на смартфонах и исполняют трогательные подростковые песни под аккомпанемент местного пианино.

Место живет, во внутреннем дворе к фестивалям выставляют большую сцену, у сторожа смешная собака, а на другом берегу реки в английском парке – памятные камни: один посвящен единственному наставнику Михала, другой – теням Костюшко.

Несмотря на то что мы минуем в своих маршрутах крупные населенные пункты, про Сморгонь хочется написать – это отличный пример того, как город полностью стирается войной, а потом отстраивается заново – другим.

К 1915 году население неподтвержденной родины баранок составляло около 16 тысяч человек. Радзивиллы основали здесь в XVII веке «Сморгонскую медвежью академию» – школу дрессировки медведей. Так что все медведи, которые танцевали и скитались по свету в XVII–XX веках, учились не в Оксфорде, а в Сморгони. А в период расцвета академии в ней учились даже обезьяны.

Последующий владелец города Пшездецкий разводил породистых лошадей и строил экипажи «берлинки», но не любил Российскую империю. Поэтому был сослан в Пруссию за участие в антироссийских походах, и с середины XIX века город находился во владении государства.

В конце XIX века Сморгонь являлась крупным центром кожевенной и обувной промышленности – и все бы ничего, но в 1915-м на протяжении нескольких месяцев здесь с жуткими боями устанавливался русско-германский фронт. Город был разрушен, а то, что не разрушилось сразу, было уничтожено за более чем два года позиционной войны: линия восточного фронта проходила аккурат по Сморгони. На протяжении 810 дней здесь десятки тысяч людей обстреливали друг друга артиллерией, травили газом и кололи штыками. Первый женский батальон смерти (с адамовой головой на шевронах) – первый в мире ударный отряд, состоящий только из женщин, – пошел в бой именно под Сморгонью.

К 1918 году от 16-тысячного населения Сморгони осталось около 130 человек. Остальные либо погибли, либо не вернулись, как и около 400 тысяч белорусских беженцев той войны. После Второй мировой Советы отстраивали город как промышленный – вокруг заводов-гигантов, и сейчас там живет более 30 тысяч человек со своими историями. Некоторые истории – например, про бандитскую Сморгонь 90-х – особенно лихие. Неформальные артефакты недавних, но безумных и плохо задокументированных времен.

Сейчас в городе спокойно. На подъездах – медведи из рулонов сена. В центре на фоне реки Оксны, розового-желтого фонтана и двух храмов стоит серый Ленин. Рядом – неплохое кафе. В летнем амфитеатре собираются подростки и слушают на телефонах трэп. А вокруг – километры почти исчезнувших окопов странной, ничьей войны.

Чтобы немного развеяться после гимнов, медведей и канонад и побродить в тишине, лучше всего податься на Голубые озера ровненько по Р95, но есть путь позаковыристее. Например, можно свернуть в Данюшево, где уже тихо, как в лесу. Там начинается среднее течение Вилии – с порогами, каждый из которых имеет название: Прывiтальны, Ластаўка и пр. Хорошо, что мы путешествуем на автомобиле и нам не нужно преодолевать самые опасные речные пороги, называемые «сябрынскiмi» – те, что можно было преодолеть только дружными, совместными усилиями.

Посреди Данюшево главным фасадом к извилистой реке Вилии стоит двухсотлетний деревянный костёл – удивительный памятник классицизма с ретроготическими элементами. В Первую мировую – немецкий госпиталь, а после Второй – зерносклад, костел восстановлен в своей изначальной функции в 90-е – теперь в нем есть даже работающий орган.

Трогателен не только фасад храма. В Первую мировую немцы разобрали на печи местную колокольню и увезли в Германию колокол, но на нем было написано «Пусть не окаменеют сердца их – тех, кто услышит этот звон». Так что спустя годы мягкосердечные немцы вернули прихожанам колокол. А предприимчивые верующие увенчали памятник погибшим немецким солдатам, который стоит перед костелом, Девой Марией – теперь это и памятник, и каплица. Удивительные метаморфозы. От усадьбы Оскерко, правда, остались только два столба въездной брамы.

Раз уж мы выписываем кривые у Вилии, то, проехав через симпатичные Козеняты с козлятами, можно заглянуть и в Жодишки. Там есть выкупленный кем-то в частную собственность бровар, малолюдная психиатрическая больница, расположенная в скромном здании бывшей иезуитской коллегии XVIII в., приземистый костел начала XVII в. и «Музей вадзянога млына XVIII ст.» с «Пагоняй» над въездом, куда не попасть без звонка (+37529 364-05-83, Уладзiслаў Баляслававiч).

Севернее Жодишек мосты через Вилию на многие километры заканчиваются: сворачивая к реке, попадаешь в суперглушь – тихие деревни, где лисы роют норы в окопах, доктора пишут книги о лекарственных растениях, а местные люди готовы угостить ухой и уделить хоть целый час своего времени: прогуляться к реке, рассказать о том, чего больше нет. Например, в Плавушках была переправа – мини-паром на Вильнюс, корчма и летние фестивали на берегу Вилии, а теперь – красивое зеленое ничего.

Глазеть на ничего можно вечно, поэтому не теряем драгоценное время, дающее сбой на этих лесистых берегах, и мчим в Свирь.

В Свири пропал Ленин. Ну, то есть там, конечно, есть еще несколько достопримечательностей, и вообще это очень милое местечко, но в самом его центре вместо вездесущего памятника вождю революции – клумба с цветами. Продавщица в местном магазине на этот счет только пожимает плечами: «Ну, пропал и пропал. Увезли куда-то». Это очень смешной пример будничной и тихой декоммунизации, хотя, вполне вероятно, никакой идеологической подоплеки не было и скульптура просто пригодилась кому-то в быту. Ходят даже слухи, что местные власти просто продали памятник куда-то, где он нужнее.

Свирь – очень симпатичное своим масштабом и расположением место, и Р95, которая ведет к нему от Сморгони, – еще одна дорога, быстро формирующая классный собирательный образ внегородской Беларуси. На протяжении десяти километров до поселка трасса тянется по Свирской гряде, и справа от нее – озеро с прозрачной водой и финским названием. Въехав в сам населенный пункт, оказываешься на улице-набережной, где рядовая застройка теснится к кромке берега и прорезает его скромными деревянными пирсами с привязанными лодками. Все это, даже минуемое транзитом, создает какое-то ощущение покоя, уюта и дома. Наверное, это тот редкий для Беларуси случай, когда берег не топкий и застройка практически сползает в озеро. А ты прямо представляешь, какое это удовольствие – жить с видом на воду или плюхаться с пирса, выбежав из маленькой смешной бани на краю.

В Свири есть и сохранившаяся корчма начала XX века, и часть старой застройки в виде массивных и добротных кирпичных домищ, и городище железного века с панорамным видом на озеро, и живописный костел святого Николая, построенный в середине XVII века и перестроенный в начале XX из-за того, что прихожане перестали вмещаться. В 80-е гг. XX века в этом самом высоком сооружении на всю округу разместили завод по производству автомобильных номерных знаков – со знаками проще, чем с прихожанами, понятное дело. Участливый таксист, который обратился ко мне около храма, сказал, что этот костел еще цветочки, что, мол, в Засвирь ехать надо. Но так этот маршрут любви к родине станет вообще бесконечным, так что нет.

Благодаря усадьбе и частично сохранившемуся парку Комарово включено во множество туристических программ, охватывающих Нарочанский край. Бывшее имение Сулистровских сегодня – это огромная территория усадебно-паркового комплекса, расположившаяся на нескольких уровнях: с лаконичным усадебным домом, построенным в стиле модерн, с огромными деревьями вдоль аллей и затерявшихся дорожек, с системой прудов и хорошо сохранившимися хозпостройками, в одной из которых есть и кафе, и магазин, и пекарня.

Небольшое и небогатое декором здание усадьбы возвели в конце XIX – начале XX вв. третьи по счету хозяева имения – Сулистровские, разместив при этом на фронтоне герб представителей великопольского графского рода Старженских. Что у них там были за связи, остается только догадываться. В 20-е годы XX века перед главным фасадом жилого дома построили два массивных параллелепипеда официны и конюшни, так что панскі маёнтак со своей архитектурной робостью и утонченностью совсем потерялся.

Но внимание, которое уделяется здесь инфраструктуре вокруг достаточно скромной достопримечательности, само по себе вызывает уважение – территория ухожена, есть парковки, инфостенды, указатели, кафе в конце концов. Все это, конечно, способствует развитию предпринимательской жилки и у местных жителей: так, рабочие комаровские мужчины, отдыхавшие с фужерами на террасе кафе, предлагали сфоткаться с их огромной собакой не иначе как за большие деньги.

Самой значительной местной достопримечательностью, наверное, являются люди, стоящие за всем этим вниманием к тому немногому, но родному. Они больше двадцати лет с головой вкладываются в развитие собственной деревни: Алла и Эдуард Войтехович, вдохновленные опытом деревенской жизни Западной Европы, делают очень много, чтобы Комарово пошло своим, особым путем – с развитой туристической инфраструктурой, с сельским бизнес-образованием, с форелевой фермой, сыроварней и кучей других производств и атрибутов живой европейской деревни. А главное – с опытом, который впоследствии можно применять и в других регионах Беларуси.

Уже в начале нулевых они при поддержке иностранных фондов стали восстанавливать парк и создали «Центр развития сельского предпринимательства Комарово». Сейчас любой человек, решивший начать свой бизнес в деревне, может получить там бесплатную консультацию (не смущайтесь – это в здании бывшего панского свинарника: там, где сейчас солнечные батареи на крыше). На этом супруги не остановились: загорелись идеей полноценного бизнес-инкубатора на базе дворца и даже смогли найти на это более миллиона евро, но тут неповоротливая белорусская система заскрипела и дала сбой. Началась волокита с документами и прочие бюрократические напасти, из-за которых здание усадьбы все никак не перейдет в собственность предпринимателей, а миллион на развитие Нарочанского края завис в нигде. То есть он как бы есть, но его как бы нет, и заглянувшему в окна панского дома это очень хорошо видно: упадок в духе «хай гнiе» там продолжается.

Подробнее почитать про то, как это любить, то есть про удивительную историю комаровских активистов Войтеховичей, можно здесь и здесь. А с многочисленными инициативами, проектами и новостями можно ознакомиться на komarovo.com.

От Комарово дорога к Голубым озерам пройдет через мягкие пейзажи и Ольшево, где слева будут две огромные конюшни начала XX века, а справа – еле заметный поворот к усадьбе Хоминских. Усадьба Хоминских – яркий пример утраченного. В начале XX века при последнем владельце, Людвиге, Ольшево стало центром культурной жизни с тусовками интеллигентов, художников и писателей и огромной библиотекой. С войной все закончилось. В 90-х усадьбу частично разобрали, чтобы переделать в профилакторий, но профилакторий не получился – получился мутант из руин прошлого и настоящего. Можно пофантазировать: побродить и представить себе барочный усадебный дом с портиком из шести колонн, поискать регулярный барочный парк на пяти террасах, систему из пятнадцати прудов и электростанцию на реке Страча. Но лучше не увлекаться – ничего из перечисленного там больше нет.

Наконец-то можно помолчать. Даже если на парковке напротив основного входа в природный комплекс «Голубые озера» все места заняты автомобилями, не факт, что в ближайшие пару часов встретится кто-то на пути. Ну, то есть кто-то из заявленных Национальным парком двухсот позвоночных точно встретится, но не обязательно человек. Кстати, обещается и исключительное ботаническое богатство.

Если следовать указателям, а там их предостаточно, то заблудиться среди озер и ботанических богатств почти невозможно. Две экотропы – в 4 и 7 километров – проведут по всем тихим прелестям этого места, где остановился и поработал над ландшафтом ледник. В частности, организовал извилистую и быструю Страчу, хребет, с которого можно смотреть на Страчу с 30-метровой высоты, и озера (вы только послушайте): Свино, Мертвое, Глубля, Глубелька и Ячменёк – уже из-за самих названий хочется их все обойти. До Балдука, Большого или даже Малого Болтика будет далековато, но двух предложенных маршрутов вполне хватит, чтобы выдохнуть от всех этих человеческих и бесчеловечных историй, руин и начинаний культур.

На прогулку можно позвать и экскурсовода, но благоустроители комплекса постарались – по пути вы будете встречать информационные стенды: и про культурное наследие региона, и про барсуков, и про росянку. Да-да, на Мертвом озере все как положено: легкий запах сероводорода, темная вода, отражающая темные сосны, и кровожадное растение росянка на топких берегах.

Озера имеют свои легенды – про Мертвое говорят, что на его берегах хоронили викингов, а про Глубельку – что в нем утопилась дочь местного пана Хаминского, когда тот засек до смерти ее возлюбленного конюха. По другой легенде, ее зарезал проигравший дуэль нелюбимый кавалер, и, умирая на руках у выигравшего дуэль любимого кавалера, она попросилась посмотреть на это самое озеро в форме сердца. Тогда на нем появился остров, а парень закричал умирающей девушке: «Галя! Голубка! Голубелька!»

Черт-те что, так что в этом заповеднике нетронутой природы, наверное, и правда лучше помолчать, а затем спокойно ехать на край света – на север, в Лынтупы.

В этом путешествии было бы странно не заехать в Лынтупы – маленький остров посреди лесов на самой границе с Литвой. Здесь в тупике северо-запада страны возникает ощущение полного – вплоть до остановки – замедления. Время, люди, свет, мысли, листья, коты – все здесь замедляется и засыпает, будто автобусы на конечной.

Название реки Лынтупки, давшей имя местечку, переводится как «птичья река». От поселений Х века вокруг остались десятки курганов, валунов, капищ, а христианство в этот регион, где жили балты, пришло только в конце XIV века – видимо, долго продираясь через непролазные чащи. Камни и холмы окрестных лесов неплохо иллюстрируют жутковатые языческие легенды и страшные истории про самоубийства и расправы, совершенные в этих местах. Одну из местных легенд – кстати, о шляхтиче-оборотне – пересказал известный французский новеллист XIX века Проспер Мериме в своем «Локисе».

Монотеистические религии вроде бы тоже не особенно способствовали радости и счастью на этой земле. По слухам, центральная площадь Лынтуп, где напротив костела стояла большая синагога, была местом частых конфликтов между католиками и иудеями. Но сейчас уже ничего, тихо – напротив костела магазины «Ганна» и «Хозяюшка». Из недавних проблем только взрыв на спиртзаводе, после которого предприятие закрыли и многие лынтупчане лишились рабочих мест. Теперь они вынуждены, как и многие в Витебской области, ездить на заработки в Россию или вахтовым методом работать на возведении Островецкой АЭС.

Надо полагать, при Юзефе Бишевском – последнем владельце Лынтуп перед Советами – такой безработицы не было, так как этот человек был одержим стройками. Постоянно что-то строил и перестраивал, благодаря чему в местечке появилась усадьба с кучей хозпостроек, броваром и парком, много каменных жилых домов и Андреевский костел. Стройный и строгий необарочный костел начали строить в 1908 году и делали это шесть лет, потому что пан Юзеф постоянно возвращался из-за границы одержимым новыми идеями насчет архитектуры храма. В результате получилось симпатичное внушительное сооружение с выверенными графичными фасадами.

Не менее впечатляющим получился и дворец на территории усадьбы, который, если верить легендам, Бишевский построил для некой французской актрисы в 1919 г. Влюбившись в женщину во время одного из путешествий, он получил обещание выйти за него замуж при условии, что построит для нее сказочный дворец. Стройку Бишевский любил и вместе с архитектором Тадеушем Растворовским возвел изысканное романтическое строение в духе позднего итальянского Ренессанса – с богатыми экзотическими интерьерами, мраморными скульптурами и канализацией. Но оказавшись в суровых Лынтупах, подруга, видимо, решила сдать назад, во Францию, и, посмотрев на дворец, сказала, что у ее отца конюшни – и те получше.

Ну, ничего. В итоге Лынтупам достался шикарный дворец с развитым пейзажным парком и системой прудов, потому что в печально знаменитом 1939-м Юзеф Бишевский, припрятав сокровища, бежал. После Второй мировой войны, подправив интерьеры, во дворце разместилась средняя школа – заодно засыпали один из прудов, чтобы сделать стадион. В начале 90-х прошлого века школа съехала, оставив памятник архитектуры на произвол судьбы. Здание пустело, ветшало и растаскивалось хозяйственными местными жителями почти двадцать лет, пока не появились инвесторы из России, которые в сотрудничестве с известным ученым, архитектором-реставратором Вадимом Глинником взялись за восстановление дворца. Учитывая подписанные бизнесменами охранные обязательства, можно надеяться на бережное отношение к дворцу и к дворцово-парковому ансамблю в целом.

Пока что на территорию парка не пройти – ведется стройка, а дворец окружает забор с предупредительными знаками. Издалека проделанные работы выглядят добротно, но при этом паспорт объекта найти не удалось, а местные в ответ на вопрос «что происходит с дворцом?» пожимают плечами: «Кто-то выкупил. Наверное, казино будет! Может, дискотека...» Но мы-то знаем, что это будет объект элитного отдыха.

А на культурную карту страны тихие Лынтупы нанесет «Культыватар». Эта классная инициатива по созданию регионального культурного центра в старинном кирпичном здании недалеко от дворца Бишевских реализуется небольшой командой под началом дачников-активистов из Минска (как их трогательно называет местная пресса): арт-менеджерки Ядвиги Лукашик и уже упомянутого архитектора-реставратора Вадима Глинника.

В новый культурный хаб уже привозили выставку фотографий и солистов оркестра Театра оперы и балета, что равноценно началу культурной революции в, казалось бы, тупиковой ситуации Лынтуп. Выкупившие хутора в округе Лынтуп экологи уже много лет работают с лынтупчанами, устраивая мастер-классы и праздники, так что местные жители, сельсовет и даже райисполком поддерживают это начинание горожан. В ближайшие несколько лет многофункциональный центр заработает во всю мощь: здесь появится новая выставочная и концертная площадка, помещения для клубных занятий, кофейня, конференц-зал – все это на базе выкупленного энтузиастами здания. Сейчас социальный проект нуждается в поддержке, а симпатичный кирпичный дом XIX века – в реставрации. После этого культурную децентрализацию будет, конечно же, не остановить.

Чтобы не совершать нулевое перемещение и не возвращаться в Минск той же небыстрой дорогой, можно сделать крюк в 30 километров и вернуться через вильнюсскую трассу. Это позволит посмотреть на циклопического монстра БелАЭС, чьи градирни стали доминантой в радиусе нескольких десятков километров, и на один из самых конвенционально красивых храмов Беларуси – Троицкий костел в Гервятах. Костел в Гервятах еще и один из самых высоких храмов страны – с высотой в 61 метр, но градирни атомной электростанции с их 167 метрами, бесспорно, выигрывают. Выиграем ли от этого мы, непонятно.

В общем-то, Гервяты похожи на восклицательный знак в конце нашего маршрута, потому что перед нами место, которое не разрушалось, не менялось и не закрывалось уже более ста лет. И при этом весьма материальное.

Неоготический храм, построенный за четыре года семидесятью людьми из кирпичей, для производства которых построили кирпичный завод, на растворе, ради прочности которого местные возами тянули к стройке куриные яйца, и покрытый черепицей, привезенной из Германии. С момента открытия в 1903 году костел никогда не закрывался, и мало того что в нем проходят службы проходят на трех языках (белорусском, литовском и польском), так там еще и оригинальный орган конца XIX века, поэтому особо удачливые посетители могут послушать концерты органной музыки.

Очень многое для сегодняшнего благополучия костела сделал ныне покойный ксендз Леонид Нестюк. Еще в 2005 году у сооружения теснились хозпостройки и стоял даже какой-то невзрачный магазин, но изучивший ландшафтный дизайн ксендз обустроил на расчищенной площади дендропарк со скульптурами апостолов, дорожками и скамейками. При нем же был обновлен фасад и обычные окна были заменены на витражные, после чего нарядности и при этом чрезвычайной графической четкости сооружения можно только позавидовать. Огромный космический корабль храма устремлен вверх десятками маленьких башенок-пинаклей и башней высоченной и острой звонницы – около него становится совершенно непонятно, как он застрял на этом прозаическом сельскохозяйственном аэродроме с рядами скромных одноэтажных домиков. Возможно, в ожидании пассажиров. Ну, да: у глубокого перспективного портала входа с коваными воротами стоит велосипедная парковка, к которой пристегнуты велосипеды прихожан.

Жить, будто бы до тебя здесь ничего не было, довольно легко. Для этого достаточно не знать о том, что было. Для этого достаточно не задумываться, что ты вовсе не первый, кто брошен в равнодушном лесу истории, и каждый раз усердно изобретать новое колесо, чтобы уехать от старых проблем. Для этого достаточно не задумываться, что история, которую нам рассказывает один незнакомец, будет отличаться от истории, рассказанной другим, и лучше всего вместо одного телевизора послушать тысячу таких историй и посмотреть на весь этот сумасшедший и неоднозначный экспириенс отвлеченно, сверху. Тогда, вероятно, можно будет учесть опыт прошлого и жить не только легко, но и неплохо – в мире с собой и соседями.

Дорога

Дороги без покрытия на пути встречаются несколько раз – сначала из Беницы в Залесье, а потом еще дважды: 12 километров перед самой Свирью и на участке между Голубыми озерами и Лынтупами. Между тем они достаточно сносные, так что спецсредств и особых навыков не понадобится, а снижение скорости позволит дольше любоваться пейзажами.

Еда

В этом маршруте с едой просто роскошно: в Молодечно можно рассчитывать на классные латиноамериканские бургеры на рынке «Спадар» или драники в суровой, но очень атмосферной «Берлоге». В Залесье с едой так себе, зато есть кофе и круассаны – их выпекают прямо на месте, но не меньше 5 штук за раз. В Сморгони работает кафе «ВмеСте», одновременно похожее на все заведения минского парка имени Горького, но с кухней там все в порядке. В Свири при гостинице «Динамо» работает что-то вроде столовой, а в Комарово вам может крупно повезти: там же своя пекарня!

Ну а если на обратном пути проголодаетесь, все вообще просто: и в Островце, и в Ошмянах работает по несколько кафе средней руки на небольшом расстоянии друг от друга – выбирать стоит на месте, ориентируясь на свой вкус.

Ночлег

Если выедете пораньше, то вполне успеете вернуться в Минск. В обратном случае остановки можно делать в Залесье (там есть гостевые комнаты по 20 руб. с человека) или в Сморгони – в городе работает не то чтобы классная, но вполне сносная для белорусской провинции гостиница «Сморгонь». Если удастся заполучить номер на последних этажах, вид на этот город у вас будет великолепный. Есть еще и вариант с агроусадьбами около Лынтуп: пока дворец Бишевского не восстановлен, его владельцы предлагают остановиться неподалеку, в деревне Каптаруны, – только учтите, это дорого.

Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь

Фото: grodnonews.by, smorgon.org, pravmir.ru, radzima.org.