Помните крутой фотопроект о том, как в Беларуси хоронили своих родственников и как играли свадьбы? На днях инициатива VEHA выпустила два новых альбома со старыми фотографиями, а мы поговорили с владельцами семейных архивов о снимках, которые вошли в эти книги.
Впервые этот текст был опубликован в мае 2021 года. В апреле 2024 года сайт veha-archive.org вновь стал доступен.
«Платье переходило от одной невесты деревни к другой, а брошка и сумочка были бабушкины»
– Увеличенная копия свадебной фотографии всегда висела у бабушки в «чистой» комнате, где были красиво застеленные кровати и шкаф с праздничной одеждой, – рассказывает о своей семье историк Ирина Милинкевич. – В 1980-е годы по деревням ходили мастера, которые предлагали увеличить фото и раскрасить его.
Историю знакомства бабушки и дедушки я знаю через маму. Сама бабушка о свадьбе рассказывала мало, больше вспоминала о проблемах и о том, как их преодолевала: как построила дом с 10 детьми, например.
Свадьба Брониславы Курстак и Леонида Барцевича (1953), д. Вишневка, Берестовицкий район, Гродненская область.
Бабушка и дедушка жили в соседних деревнях: Курчевцы и Вишневка. К бабушке ходил парень, но тут из тюрьмы вернулся его старший брат и отбил бабушку.
В тюрьму дедушка попал за то, что избегал службы в армии. В Вишневке, деревне на границе с Польшей, все молодые люди призывного возраста не воевали и прятались в лесах, потому что не хотели идти ни в Армию Краеву, ни в советскую армию. Закончилась война, они вышли из леса, но случилась какая-то потасовка, и дедушке проломили череп.
Его отвезли в больницу в Берестовицу, и вот уже в больнице пришли и говорят: «Ах, ты не служил! Значит, будешь строить Минск». Он отбывал наказание – работал в Минске штукатуром. К сожалению, дедушку сама я не расспросила: эту информацию в семье было принято скрывать.
Платье переходило от одной невесты деревни к другой, а брошка и сумочка были бабушкины. Свадьба началась с венчания в воскресенье, и до вторника две деревни кутили. Поскольку все были бедные, гости приходили со своей едой. Мама рассказывала: «Кто-то принес яйца жареные, кто-то вареные, а кто-то холодец». Для детей пекли «булкі-гускі»: булочки в форме птиц.
Они всю жизнь прожили вместе, у них было 10 детей и 30 внуков. Дедушка умер в 2000-м, бабушка позже. Она была сильнее здоровьем, характером и волей к жизни. Она была главой семьи. Все ее дети говорили: «Мама построила дом». Бабушка умела организовать работу, найти рабочих, договориться о выгодной покупке стройматериалов. Она не была ни в одном декретном: родила – и уже через неделю на работу в колхоз.
Бабушка всегда была очень запасливой. Я сама помню в ее застенках мешки муки, ведра варенья, коробки макарон и даже чипсов, которые только-только появились в 1990-х.
Бабушка была маленькая и пухленькая, а дедушка – высокий, худой и всегда ворчливый. Он ухаживал за детьми даже больше, чем бабушка. Дедушка был образованный: окончил четыре класса – в отличие от бабушки, которая окончила только первый класс «за польскім часам».
Бабушка не сидела без дела и дедушке не давала скучать: «Ты не так подметаешь», «Ты не так делаешь», «Что ты сел? А мог бы сесть и картошки начистить!»
Я помню, как-то мы приехали с братом к бабушке в феврале. Огородов нет – и что же тут делать? Мы перемыли дом, наготовили еды, сели. Два дня бабушка была сама не своя, потому что не знала, какую нам дать работу (а мы приехали на неделю). Ну, как это: приехали – и сидят? В конце концов придумала: заслала нас в погреб перебирать тонны две картошки. Мы насобирали одну корзину гнилой картошки, перебрав каждую.
А еще у нее в «агародчыку» (место перед домом с цветами) стояли три креста, которые были в начале деревни, но в советское время их сбили и выкинули на мусорку. Бабушка на колхозном возу организовала мужиков и поставила кресты в своем дворе. Сколько я помню, жителей деревни в последний путь провожали именно возле этих крестов.
Когда я беру в руки старые фото, у меня всегда возникает мысль: «Надо бы написать книжку». Семья большая, историй – и грустных, и забавных – много. Мама постоянно рассказывает, как тогда бурлила жизнь, фонтанировали эмоции, – сейчас этого всего нет.
Несмотря на бедность, бабушка всегда делала фотографии семьи: по деревне в те времена ходили фотографы, и она платила им немалые деньги. Я чувствую благодарность за фото и за историю моей семьи.
«Никакой радости от этого платья у меня не было, но найти лучше было невозможно»
– С будущим мужем мы познакомились на заводе Кирова (станкостроительный завод имени Кирова. – Ред.), куда я пришла работать, – рассказывает пенсионерка Светлана Лагуновская. – Мы вместе почти 52 года.
На нашей свадьбе было 50 человек, что можно считать средней свадьбой по тем временам. Расписывались в загсе Ленинского района, который был на улице Энгельса, сейчас на месте старого здания стоит вторая клиническая больница. Банкет заказали в ресторане «Журавінка». Фотографии делал кто-то из друзей: практически у всех были фотоаппараты.
Свадьба Светланы и Валерия Лагуновских (1969 г.), Минск.
О моем наряде не хочется вспоминать, если честно. Тогда в загсе выдавали талоны в магазин «Счастье», где можно было купить на свадьбу платье, туфли, белье, рубашку. Но и это все было проблематично купить!
Мое платье купили в комиссионке, и даже по тем временам оно выглядело очень просто. Никакой радости от него у меня не было, но ничего лучше найти было невозможно. Кстати, оно и сейчас еще лежит в шкафу.
Прическа тоже, очевидно, была распространенной на то время, но меньше всего тогда я думала о моде – была озабочена учебой и работой.
«Бабушка отпевала покойников – а потом женщины, с которыми она пела на похоронах, отпевали ее»
– Бабушка умерла 2 апреля 1982 года от инсульта, ровно через два месяца после своего 75-летия. Мне было 13 лет, – вспоминает поэтесса, эссеистка Таня Скарынкина. – Я помню, было очень холодно в те первые дни апреля.
На второй день после похорон мы всей родней ходили к бабушке снова, и, когда возвращались с лесного кладбища у деревни Перевозы, где бабушка жила, началась метель. Мы шли, наклоняясь и пряча лицо от косого снега.
Вот очень художественный снимок. Грузовик остановился возле бабушкиного дома номер 88 по улице Вилейской. Там, у дома, стоят ее подруги, и они будто прощаются с ней, а она – с ними.
Похороны Марии Францевны Янчукович (1982), Сморгонь, Гродненская область.
Почему у гроба расставлены каллы в горшках, я не задумывалась. Наверное, это просто красиво. У нас этих цветов не было, и я думаю, что их специально кто-то привез на похороны.
Грузовик ехал по городу к деревенскому кладбищу, гроб стоял в кузове с открытыми бортами. Это была норма, что процессия медленно двигается, играет оркестр, люди бросают еловые лапки, устилая дорогу покойнику. Все прохожие останавливаются и смотрят.
Бабушка была очень набожной, ходила в костел, читала кантычку – молитвенную книжку с катехизмами. Она по-русски не умела читать, только по-польски. Все молитвы по-польски я тоже знаю до сих пор, несмотря на то что в костел не хожу. Бабушка была плакальщицей в последние годы жизни. У нее был сильный «железный» голос, и она отпевала покойников. За это платили, давали продукты и самогонку. Такие же женщины, с которыми она пела на похоронах, и бабушку отпевать пришли.
Помню, что я не хотела фотографироваться. На похороны приходил специальный фотограф и снимал весь процесс: покойницу в гробу, гроб во дворе со всеми родственниками по очереди, которые смотрят на покойницу. И нужно было скорбеть напоказ для фотографа. Меня это возмущало, я спряталась, но меня нашли и притащили к гробу.
Похороны фотографировали всегда. Это было в порядке вещей вплоть до 2000-х. Это фото похорон моего дяди: его везут на грузовике на фоне пруда, возле которого он фактически и умер от сердечного приступа во время рыбалки. Видите, снимали уже не так основательно, как на похоронах бабушки. Это кто-то из своих фотографировал.
Похороны Эдуарда Иосифовича Янчуковича (2002), Сморгонь, Гродненская область.
А ниже – фото с похорон дедушки. Мужчина с белой головой и галстуком в горошек – дядя Стах из Варшавы, мамин двоюродный брат. Мама говорила, что все на похоронах смотрели не на покойника, а на Стаха: такой красавец, с выправкой (он был военный)!
Мальчик в тюбетейке – двоюродный брат Вова. Он рассказывал, что в тот приезд Стаха он впервые увидел пластырь, когда разрезал ногу ракушкой. Они со Стахом пошли на рыбалку, и тот ему заклеил кровоточащую пятку.
Похороны Иосифа Апполинаровича Янчуковича (1966), Сморгонь, Гродненская область.
Похоронные фотографии моей семьи всегда хранились в отдельном пакете – и сейчас там лежат. Когда с детства привыкаешь к тому, что похороны фотографируют, то смотреть на такие снимки не страшно. Хорошо, что люди хранят их.
У меня целая гора старых фото, не только похоронных, и каждую я могу подолгу рассматривать, как будто это картина или фильм.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Veha.by.