Это письмо пришло нам после публикации интервью «“Я 17 лет прожила в общаге в комнате, которая была хуже моей камеры на Володарке”. Такого позитивного рассказа о беларуской тюрьме вы наверняка не слышали».
Бывшая политзаключенная Алиса (имя изменено по просьбе героини) в ответ на эту публикацию написала в редакцию большое письмо «Почему не стоит искать позитив в местах заключения».
Тут и далее использованы скриншоты из репортажа беларуского госТВ о Володарке. На их основе мы сделали большой материал-экскурсию по СИЗО.
– У каждого политического заключенного – свой опыт. Разбираться в нем – это как разбираться в нюансах г*вна, которое может произойти с человеком в ситуации отсутствия любых прав человека. Всегда будут разные исходные данные, условия, степень стечения обстоятельств и банальное везение.
Я думаю, что изначально играет роль моральная готовность к аресту. Вот ты уже прямо ждешь, что за тобой придут: «А чего всех посадили, а меня еще нет?» Но чаще (и так было со мной) ты просто прикидываешь: «Ну да, такое, наверное, может случиться». Но нет, ты не готов, не можешь быть готов. Это как быть готовым к концу света. Задержание – это твой личный Армагеддон. Твой, но, что еще хуже, близких тебе людей.
Я просто не могу себе представить плач и страх, а затем многомесячный стресс ребенка арестованных родителей. Мне повезло: мои дети были совершеннолетними на момент задержания и даже жили отдельно. И даже не присутствовали при «осмотре» нашей квартиры. А любимый человек был дома со мной, это его «приложили» и держали отдельно от меня, и это он, здоровый мужик, понимал, что сейчас нельзя им никак ответить – ведь ждали нормальной реакции и провоцировали, чтобы «присадить». Мне повезло, что я не видела, как с ним обращались, – я не знаю, что бы во мне могло переклинить.
Как на Володарке происходит расчеловечивание
Мне повезло с периодом репрессий: меня задерживали «давно» – в конце 2020-го. Тогда еще в стране работали независимые медиа и о нас писали и в стране, и за пределами. Это во многом повлияло на то, как закончилось мое «приключение» после 8 месяцев СИЗО и моего выхода.
Многое зависит от того, какой у следствия план на твой счет. Если тебя уже решили засадить «по полной» – так и будет, ничто тебе не поможет. Если план – пугануть и намекнуть «вали из страны», могут дать административку или уголовку, быстро посудить, дать «химию», штраф либо сутки. Все очень индивидуально и не поддается ни анализу, ни прогнозам, ни логике. Бывает, это просто месть.
Я чувствовала и наблюдала поэтапное расчеловечивание: вот я на свободе, вот я на допросе, а вот за мной с лязгом захлопнули ворота. Я внезапно становлюсь «спецконтингентом», малый процент выживания которого в местах заключения «оправдывает» отношение.
Знаете, на дверях камер снаружи есть железная трубка диаметром меньше кисти и длиной больше вытянутой руки. Туда, как мы узнали, в случае пожара или ЧП сотрудники обязаны бросить ключи от камер, чтобы не сорваться и не выпустить людей из камер. Говорят, что эвакуации для «спецконтингента» не предусмотрено.
Что вообще собой представляет быт на Володарке
Я написала в одном из первых писем, что бытовые условия в СИЗО похожи на плохой пионерлагерь советского времени. Написала так, чтобы приободрить и поддержать тех, кто волнуется.
Я не могу написать многое из быта, чтобы не усложнить жизнь тех, кто сейчас сидит. Ведь все что угодно может и будет использовано против них. Я жила в студенческой общаге, однако невозможно сравнивать условия. Простите, но в общаге ты можешь выйти на простор, на улицу. Ты можешь купить средство от плесени, ты можешь улучшить свой быт.
Восемь женщин в камере с разными историями, травмами, стрессом и уровнем адаптивности. Мы устанавливали свои правила – не курить по ночам, ходить гулять: «Наша камера ходит гулять, здесь так принято». Из восьми человек чаще всего курили шестеро, я всегда была в меньшинстве.
А когда впервые ночью открывают камеру, где ты останешься на зиму, весну и лето, ты сразу чувствуешь очень спертый воздух, мало кислорода. Свет на ночь не выключают , немного приглушают – это называется «луна». Ты в шоке: повернуться невозможно, а перед тобой – четыре ряда двухъярусных шконок. Восемь мест. А парни сидят в камерах в подвале, где по 18 человек и этажей не два, а три…
Мысль «e-моe» гонишь прочь, раскладываешь матрас. Вскарабкаться на второй ярус не так просто с первого раза. Пара синяков на жопе – и ты лежишь. Уснуть не можешь не только от стресса, но и от холода: холодно от стены, сверху – от окна, снизу тоже, потому что твой матрас тонкий. Спускаешься надеть зимнюю куртку и шапку, забираешься, во второй раз проще. Позже ты узнаешь, что эти стены «текут» и важно правильно положить подушку и подвернуть матрас – иначе проснешься в луже воды. А на этих мокрых стенах пять сортов плесени.
Ты будешь пить чай или кофе из садистской емкости без ручки, пытаясь подгадать, когда жидкость уже не обжигает, но пока не остыла. А все привычные вещи и безобидные предметы тебе просто нельзя: «Ты же умная, сама придумай, почему нельзя».
Еще одно повезло – в начале 2021-го не сильно понимали, что делать с сумасшедшим потоком писем, и пару раз я получала по 14 писем в день. А потом человек в маске «от ковида» и при погонах на проверке «доводит информацию»: «Мы ваши письма НЕ СЖИГАЕМ, вы никому не нужны, поэтому писем вам нет». И ты понимаешь, что это за запах горелой бумаги во время прогулки, что это за куски пепла кружатся и падают на тебя сверху.
Легко сказать, что заключение – это «отдых», когда ты сидишь пару месяцев. А если ты сидишь и сидишь – три месяца, четыре, пять, шесть, семь… и уже в начале понимаешь, что сидеть до суда можешь минимум полтора года.
Отдельно – и это везение без кавычек – встретить там своих родных надолго людей. Это безусловная любовь и безоговорочное принятие и поддержка. Это контроль эмоционального состояния друг друга: когда ты распадаешься – они приводят тебя в норму нужными словами. А ты обязательно начнешь распадаться. В самом начале один из «следаков» сказал, что надо думать только о себе, потому что тюрьма так устроена. В этом он тоже был неправ. Чем больше заботишься о других, тем тебе лучше.
Гуляют исключительно составом камеры – даже в коридоре вы чаще всего не пересекаетесь ни с кем. Прогулка в идеале часовая. Дворик – яма, бетонные стены высотой 4-5 метров. Редко были другие, просторные, тогда я видела кусок здания, мимо которого раньше гуляла по Володарского. Я знала, в каком направлении и через сколько метров мой дом. Это больно.
Больно, когда ты идешь по коридору и вытягивая шею – всматриваешься в уже зеленые деревья. Проходит зима, весна, лето. Ты забываешь названия некоторых растений и деревьев – такая «ненужная» информация может легко уйти из памяти. Чувствуешь запах травы и земли – вынюхивая воздух со второго этажа шконки через щели. Если постараться, можно изловчиться и увидеть в краешке забитого окна кусочек неба в колючей проволоке.
«Реснички» – узкие куски железа типа жалюзи – забиты не вниз, а вверх, поэтому дневной свет просто не проходит в камеру. После трех месяцев очень больно смотреть на дневной свет, когда тебя выводят на улицу или в корпус «на кабинеты» (там встречи с адвокатами, допросы, «беседки» без присутствия адвоката). Чем дольше сидишь – тем дольше глаза адаптируются к свету на прогулке. После полугода чувствуешь, как глаза начинают болеть через несколько часов после подъема. На прогулке 5–10 минут ты просто физически не можешь открыть глаза, особенно если день солнечный. Приучаешь себя смотреть в небо. Больно, но ты смотришь и смотришь наверх.
Без света кожа становится прозрачной, серовато-зеленовато-голубой и очень тонкой. Через полгода появляются большие прыщи на спине, как бы ты ни ухаживала за собой и какой бы дорогой крем тебе ни передавали. Душ по понедельникам. Но мы моемся каждый вечер по очереди над унитазом из бутылки, на восьмерых это занимает минимум два с половиной часа. Некоторых приучаем к порядку и делимся трусами.
Тебе «повезло» иметь «столько времени читать»? На самом деле нет, ты выцарапываешь себе это время между проверками, обысками камеры – «шмонами» разного вида.
Болеть нельзя. Ты уговариваешь свое тело потерпеть, не распадаться. Потому что единственное, что реально тебе поможет, – это лекарства от родных. Иначе два варианта: «это возраст» или «это стресс». Я застала отключение батарей, когда в камере и сыро, и холодно. Ах да, на батареях одежду сушить запрещено: это «портит внешний облик» камеры. Как мы сушили одежду – расскажу, когда не останется политических в тюрьмах.
В СИЗО постоянно ведутся следственные действия и надо контролировать каждое слово, которое ты говоришь. Подсаживают человека, которая кричит с порога правильные слова, потом уточняет, а как много и куда ты путешествовала в своей интересной жизни. Ты – на виду. Ты в шоу твоей 24-часовой публичной жизни, когда можешь уединиться только в туалете и то ненадолго – туда каким-то образом всегда есть очередь. Однажды, примерно через полгода, замечаешь, что тебе действительно все равно, что ты перед глазком надеваешь штаны.
22:00, отбой – мерзкий звук. Иногда он очень короткий, иногда – минуту, смотря какая дежурная на «продоле». «Тормоза» (двери камеры) и «кормушка» (окошко в двери) могут открываться бесшумно, и пару раз так и было. Но нормой считается оглушительный лязг, от которого подпрыгиваешь и хватаешься за сердце в любое время суток. А нормальное положение всех дверей – закрытое.
Реакции со временем притупляются. Сначала ты с визгом видишь первую мышь в камере. Потом, когда она пробегает по твоему телу, удивляешься: «а она сегодня наглая». Ржешь среди ночи, когда дежурная боится забрать у тебя пакет с двумя мышками, прилипшими за ночь на «ловушку» – картонку с налитым клеем. Мыши громко кричат, когда приклеиваются.
Я научилась делать комплекс упражнений в «стакане» и «отстойнике», занимать себя, не впадать в уныние. Быть сильнее обстоятельств. Берешь взаймы у себя, используешь ресурс, который надо быстро заполнить. В СИЗО он наполняется маленькими каплями, а выплескивается за короткое время. Поэтому учишься жить в «заморозке», избегая сильных эмоций.
Впрочем, какие-то нетипичные события мы воспринимали с преувеличиваемой радостью, как могло бы показаться со стороны: муха, залетевшая в камеру летом, стала сенсацией. Единственная муха, которой срочно надо дать имя.
Что происходит с человеком, который выходит на свободу
Я на свободе больше года и до сих пор по утрам кашляю как шахтер. Я вспоминаю непередаваемый звук сирены побудки, лязганья «тормозов» и «кормушки», одновременный разнородный храп. Запах чужого немытого тела триггерит, как и запах душ-геля, которым тогда пользовалась.
Когда мне страшно, я могу неожиданно для себя заложить руки за спину. Я помню цветовые оттенки стен, повороты и количество шагов от камеры «на кабинеты». Я не пожелаю ни дня оставаться в этих условиях любому человеку, который там окажется.
Когда я вышла, вспоминала только забавные истории – я была такой неугомонный человек-стендап. Через месяц это прошло. Если человек говорит, что все нормально, – думаю, это защитная реакция, а некоторые просто не признаются себе в чем-то. Либо человек просто освободился раньше, чем ему стало дискомфортно по-настоящему.
Говорят, что тем, кто ничего плохого не сделал, в заключении морально проще, потому что у них нет чувства вины. Зато есть ощущение вселенской ошибки, чувство обиды, несправедливости и убивающая неопределенность. Еще неизвестно, какое из этих чувств сильнее.
Там сидят просто люди, некоторые уникальны и действительно невероятно сильны. Но все – со своими особенностями характера, достоинствами и недостатками. Не надо излишне героизировать тех, кто сидел и сидит.
Меряться страданиями точно неправильно. Как и романтизировать якобы «отпуск» или «отдых от работы» в заключении и делать вид, что там все норм и жить тоже можно. Каждый час, день, месяц, год – это убитое время жизни, это страдания людей, тех, кто сидит, и тех, кто их ждет каждую минуту своей жизни, которая потеряла и продолжает терять смысл.
Я уверена, что люди как можно скорее должны выходить. Ни одна цель не стоит потерянных лет жизни. Тем более тех людей, которые в своем большинстве попали в заложники существующих условий и времени. Если посчитать пострадавших вместе с теми, кто «сидит» снаружи вместе с родными, – цифра будет та еще.
Перепечатка материалов CityDog.io возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Unsplash.com. Скриншоты: YouTube.com.