Ирина (имя изменено) живет в Убежище для женщин и детей. Дома у нее остались муж и 19-летняя дочь. Ирине там давно не было места – она жила в коридоре и спала на стареньком диванчике, пока дочка говорила, что не видит, как папа бьет маму, и вообще это не ее дело. Ее историю в журнале «Имена» рассказала Лариса Малахова.
Ирина вызывала милицию, но муж каждый раз убегал. Милиция пригрозила: еще один раз – и Ирине придется заплатить штраф за ложный вызов. А потом муж стал плеваться в Ирину. Быстро увернуться от этих плевков женщина не могла. У нее рассеянный склероз, ей сложно двигаться. «Невозможно было жить. Если бы не Убежище, я не знаю, что делала бы дальше», – говорит Ирина. Это единственное место, где ей помогли.
– Мне здесь так нравится, вы даже не можете себе представить! Я первое время думала: «Боже, неужели я могу так жить?» Сразу не могла поверить. Я будто в санатории! – с этих слов начинается наш разговор. Ирина просто светится, рассказывая про свою жизнь в Убежище. Но, как только я задаю вопрос о прошлом, гаснет. Как-то странно гаснет: не плачет, не злится, даже не грустнеет. Эмоции исчезают вообще, она просто ровно и спокойно выдает факты.
Не утонуть в этой эмоциональной тишине нам помогает Убежище. Раз за разом на протяжении всего разговора Ирина выныривает из прошлого в свою жизнь здесь: рассказывает, как проходят ее дни, как она справляется с бытом. В эти моменты я вижу перед собой не потрепанную жизнью женщину, а бодрую и счастливую. Для счастья ей нужно немного: своя комната, кровать, на которой можно вытянуть больные ноги, свой холодильник, планшет. И спокойствие. Дома – в двухкомнатной квартире, где она жила с мужем и дочерью, – ничего этого не было.
«Поставил мне в коридоре старый-старый развалившийся диванчик, которому уже 40 лет. Я жила на нем»
Комната у Ирины небольшая, но просторная и светлая. Большую часть дня женщина проводит на кровати: сидит, лежит, смотрит телевизор и планшет, любуется видом из окон. В комнате их целых два, для Ирины это роскошь. Такое же счастье – просторная кровать, на которой можно вытянуться во весь рост и спать так, как удобно.
– Дома последние месяцы я жила в коридорчике. У нас двухкомнатная квартира. В одной комнате жил муж, в другой – 19-летняя дочка. Меня муж не пускал никуда. Из зала выселил. Я сначала пошла к дочке, он пришел, сказал, чтобы я сюда больше не заходила. Поставил мне в коридоре старый-старый развалившийся диванчик, которому уже 40 лет. Я жила на нем, спала с подогнутыми ногами. Ноги болели от этого, было сложно ходить.
Ирине 55 лет. В 25 лет она переехала из родного Могилева в Минск к мужу. Познакомились, когда она проходила практику в столице, влюбились. Три года переписывались. Часть писем до сих пор хранится у мамы Ирины, часть она когда-то порвала в порыве злости. Теперь жалеет. Говорит, такие хорошие письма были: столько в них было любви, нежности, даже стихи писал.
Потом поженились. Жили вчетвером: в одной комнате – молодожены, в другой – свекор и свекровь. Отношения со свекровью у Ирины сразу не заладились. Не раз предлагала мужу переехать жить отдельно, но тот отвечал: «Я от своих родителей никуда не уйду».
– И не пошел. А мне надо было собраться и пойти. Но я же дура. Я же любила его. Он мне говорит: «Забудь такое слово, любви нет». А я думаю: «Это у тебя нет, а у меня есть». Теперь уж нет, а тогда было.
С мужем отношения у Ирины были «даже очень хорошие». Она чувствовала его поддержку, тепло, он о ней заботился. Жизнь текла ровно и спокойно. После работы – бегом в магазин за продуктами, ловила момент, когда свекровь выходила из кухни, готовила ужин. Подруг не заводила, с мужем никуда особо не ходили – не хотелось. Да и незачем – хватало друг друга. Летом ездили на море. Ирина вполне могла бы назвать первые 10 лет совместной жизни счастливыми, если бы не два «но». Первое – отношения со свекровью. Второе – куда более больное: не получалось зачать ребенка.
– Мы очень хотели ребенка. Думали, как это – жить без детей? Ходили по врачам, по бабкам, но ничего не получалось.
«Муж дал год на выздоровление. Но где ты за год вылечишь рассеянный склероз?»
Ирине надо выйти из комнаты. Она подвигает к себе ходунки, медленно встает, опираясь на них. Стоять или передвигаться без опоры она не может. Улыбается, говорит: очень хорошо, что ей в Убежище дали их. Благодаря им она и на кухню может сходить, и на улицу выйти.
– Я дома не могла с этой штукой ходить – муж запретил. Он положил ламинат, и ходунки могли его испортить. Какое-то время ходила держась за стенку, но он тоже запретил. Сказал, что я руками оставляю разводы. Я ему говорила: «Сделай такие поручни, как в больницах». Он сказал: нет, это моя квартира, такого не должно быть. В итоге я ползала на коленках. Надо что-то взять на балконе – тихонько заползу, возьму и назад уползу.
20 лет назад Ирина все время была на ногах. Говорит, вечно носилась на проходную завода, в котором работала, забирала у клиентов телевизоры, которые надо было чинить. Работа нравилась, быстро выросла из обычного инженера до ведущего.
Потом случилось счастье – после 10 лет без детей Ирина узнала, что беременна. Беременность проходила легко: не было токсикоза, чувствовала себя хорошо. После родов с головой ушла в материнство. Сложностей не было: муж души не чаял в долгожданной дочке, свекор со свекровью активно помогали, любили гулять с коляской.
Однажды соседка обратила внимание, что Ирина как-то странно тянет ногу. Она отмахнулась: думала, со временем пройдет, за материнскими хлопотами не было времени обращать внимание на такие мелочи. Но не прошло, становилось только хуже. Здоровье вообще стало подводить: то сломала руку, то ногу, то стала часто болеть. А когда дочке было три года, Ирине поставили диагноз «рассеянный склероз» (неизлечимое заболевание, при котором разрушаются нервные волокна головного и спинного мозга. – Ред.).
– Муж сказал: «Даю тебе год на выздоровление». Приходил с работы, контролировал, чтобы я делала упражнения. Возил всюду, чтобы я лечилась: по врачам, по бабкам. Поддерживал, ничего не скажу, помогал. Очень хотел, чтобы я выздоровела. Но где ты за год вылечишь рассеянный склероз?
Через год и даже полтора Ирина не выздоровела. Ей дали третью группу инвалидности. С работы уволилась: решила, что будет правильнее, если свои силы направит на заботу о ребенке. Теперь жалеет об этом.
– Если бы осталась на работе, все было бы по-другому. Если бы кто-то сказал: «Попробуй продолжить работу, мы тебе поможем». Понимаете, не было никого, кто бы меня поддержал.
С мужем этот вопрос не обсуждали, про болезнь тоже не говорили. Он сказал: «Я хотел тебя вылечить – у тебя не получилось. Тема закрыта». Муж Ирины замкнулся, стал молчаливым, все меньше обращал на нее внимание. Сначала Ирина недоумевала, пробовала вернуть былое тепло.
– Я много плакала. Он говорил: тебе лишь бы поплакать. А я поплачу, мне легче становится. Мне было очень больно. Но со временем прошло. Злость тоже быстро прошла. Потихоньку до меня дошло, что надо как-то жить с этим. А что ж делать? Постепенно, по капельке мы отдалялись и в конце концов стали чужими друг другу.
А жизнь шла дальше. Ирина находила отдушину в дочери: обожала ее, любила с ней заниматься. Но тесной дружбы у них не получалось. Школьными новостями дочка куда охотнее делилась с папой или бабушкой, чем с мамой. Ирина не знает, почему так. Говорит, обид у дочки не должно быть. Возможно, дело в болезни.
– Папа здоров, он для нее все делал, везде ее возил, все покупал. А что я могу? Я же больной человек. Кому нужен больной человек? У нас с ней хорошие отношения, я ее люблю, она меня тоже. Однажды я ей сказала: «Он меня душит». Она ответила, что не видела такого и что это наши дела, мы должны сами разобраться. Когда муж меня душил или бил, закрывал дверь в ее комнату, а мне закрывал рот, чтобы я не кричала. Один раз она за меня заступилась. Сказала мужу: «Что ты делаешь? Как тебе не стыдно».
«От участкового муж вернулся тихий и очень вежливый, неделю был даже почти дружелюбным. А потом стал в Ирину плеваться»
В дверь постучали. Сотрудницы Убежища сообщили, что приехала доставка продуктов. Курьера в Убежище пустили – сама Ирина донести продукты от калитки до комнаты не может. Говорит, очень хорошо, что есть доставка, очень ее выручает. Холодильник стоит прямо в комнате Ирины, весь в ее распоряжении. Дома она могла пользоваться только двумя полками.
Если нужно купить что-то по мелочам, помогают сотрудницы или другие жительницы. Ирина мало общается с ними, не хочет теребить чужие раны. Но все знают про ее проблемы с ногами и часто спрашивают, чем помочь.
– Я и дома искала помощи. Четыре раза вызывала милицию, когда он меня бил. А он уходил из дома. Милиция приезжала – его нет, они уезжали. Последний раз сказали, что, если вызову еще раз, заплачу штраф за ложный вызов – 20 базовых. Я и не вызывала больше. А дойти до участкового, написать заявление я не могла физически.
Бить и душить муж стал Ирину после смерти свекрови. Когда это случилось впервые, Ирина не помнит. Скорее всего, пару лет назад. Помнит, что к тому времени уже очень плохо ходила: иногда падала на улице, пару раз разбила голову. Муж потом ей говорил, что на улице она получает большие травмы, чем от его «случайных» пинков и ударов. Скандалов у них никогда не было. Наоборот, муж говорил всегда очень тихо, все время жаловался, что у Ирины громкий голос.
– Он научил меня молчать. Ну, не понравилось ему, что я пыль не вытерла, – я возьму и вытру, и уберу. Не пускал в туалет – я к соседям пошла, попросилась. Но это все терпимо было. Я приспособилась. Это же не резко все стало плохо. Все постепенно развивалось, по капельке, как и моя болезнь. Болезнь показала, кто есть кто.
Муж работает на двух работах, так что почти весь день Ирина дома была одна. Старалась приготовить и поесть до прихода мужа с работы, а когда открывалась дверь – сидела на диванчике.
Рассказывать про свои проблемы было некому: сестра в другой стране, у мамы и брата свои проблемы. Как-то рассказала обо всем подруге. Та приехала, взяла Ирину под руку и повела к участковому писать заявление на побои. От участкового муж вернулся тихий и очень вежливый. Неделю был даже почти дружелюбным. А потом стал в Ирину плеваться. Ходил мимо, собирал как можно больше слюны и плевал.
– Вот поэтому я и поехала сюда. Я сначала все время ходила в ванную, все это отмывала. Но это же невозможно так. Куда ж я буду жить такая оплеванная.
«Очень здорово, что я здесь оказалась. Невозможно было жить»
У кровати Ирины лежит дорожная сумка. Женщина держит в ней таблетки и все самое необходимое. В нее же скоро упакует вещи и поедет в свой новый дом – в интернат. Эта идея пришла здесь, в Убежище. Ирина улыбается, когда думает о будущем. Говорит, интернат – это отличный выход и ей там будет лучше всего. Только еду придется есть ту, которую дадут. Но это мелочи.
– Мне не хочется отсюда уезжать, тут так хорошо! Очень здорово, что я здесь оказалась. Невозможно было жить. Если бы не Убежище, я не знаю, что делала бы дальше.
В Убежище Ирине помогла попасть подруга. Когда услышала о плевках, стала искать в интернете варианты. И наткнулась на информацию про Убежище. Ирина плохо понимала, куда едет. Но вариантов не было: мама и сестра в Америке, отчим не ждет, брат может приютить максимум на пару месяцев.
Здесь она выдохнула, расслабилась. Смогла успокоиться и подумать о будущем. С ней работала психологиня, приходили юристы. Теперь помогают оформлять документы для интерната: ходят с ней по врачам, помогают собирать справки, нужные документы. Ее пенсии на оплату пребывания там не хватает, за нее согласился платить муж.
– Ну и пусть платит, раз не хотел разводиться. А мне главное туда попасть, и дальше все будет хорошо.
Пока в интернатах карантин. Ирина останется в Убежище столько, сколько потребуется.
Мы связались с родными Ирины. Мама сказала, что была бы рада забрать Ирину к себе. Но пока это невозможно: муж болеет – в квартиру постоянно приносит что-то, в том числе железные предметы, вся квартира чем-то заставлена. Чтобы расчистить, нужны силы и время. А маме самой уже 77 лет, у нее не хватает сил и здоровья на все это.
Муж Ирины комментировать ситуацию отказался.
Дочь Ирины подтвердила, что мама жила в коридоре на диване, так как больше не было места. На вопрос «есть ли другой выход, кроме интерната» сказала, что сложно найти: мама болеет, ей нужен постоянный уход. Про ситуацию с отцом сказала, что у каждого из родителей своя правда. И мама, скорее всего, рассказала одну сторону медали.
Фото: Александр Васюкович.