«На улице жара, а я не могу снять телогрейку – не имею права». 21-летняя Юля три с половиной года отсидела в тюрьме – и ни о чем не жалеет

Журналистка журнала «Имена» Нина Шулякова познакомились с Юлей в рамках проекта «Честный разговор о правах осужденных. Взгляд изнутри». Девушка отсидела в колонии три с половиной года и вышла летом по условно досрочному.

Юля попала за решетку в 17. Села за разбой. Тюрьма часто не заканчивается одним сроком. Но Юля, пока сидела, окончила школу и выучилась на швею. А еще сыграла в трех спектаклях и поступила в университет: «В колонии я все время была занята учебой. Не было времени деградировать».

Образование — это надежда на хорошую работу. А работа — надежда на новую жизнь. Вот почему так важно развивать обучение в колониях, ведь пока в Беларуси каждый третий осужденный снова попадает за решетку. И платим за это мы с вами — налогами и своей безопасностью.

Юле 21 год. Она миниатюрная, почти кукольная блондинка. В глазах — небесно-синие линзы. Волосы — в хвост. Немного манерничает, много шутит и про свой опыт говорит именно как про опыт, а не как про клеймо до гробовой доски:

— Я где-то прочитала, что иногда плохие дороги выводят нас к добру, просто кто-то другим путем не мог туда добраться. Это про меня история.

«Мне казалось, что я умерла»

Она берет со стола третий глазированный сырок. Извиняется. Говорит, что на зоне «молочку» было нельзя и теперь, на свободе, сырки — ее страсть. Окна здания, где она отбывала срок, выходили на гипермаркет. В день освобождения Юля, как представляла себе много раз, пошла туда и купила литр молока. Пила его прямо из горлышка, пока другие ели шоколадные батончики и запивали колой.

— Помнишь свой первый день в колонии?

— Мне казалось, я умерла. Подельников арестовали с самого начала, а я весь год, пока шло разбирательство, была на свободе, ходила на все очные ставки, суды. Странное ощущение: ты вроде свободный, но над тобой все время висит этот дамоклов меч, — говорит девушка. — Когда произносили приговор, я его не слышала. Будто играет оркестр, и моя голова — пространство столкновения двух духовых тарелок. Я училась в 11-м классе. Сдала деньги на выпускной. Я купила платье! Ходила на пробное тестирование и планировала поступать — был хороший средний балл.

— Куда хотела поступать?

— В Витебск. На адвоката. Ирония, да? — смеется.

Когда все случилось, Юля жила в Орше, в обеспеченной и довольно религиозной семье. Познакомилась с юношей, стали встречаться. Говорит, все было очень романтично: парень-бандит, кутил и был невероятно красивым. Настоящее приключение. Однажды за Юлей стал ухаживать другой юноша. Пригласил в гости. Юля рассказала своему парню, и тот предложил: «Давай я приду и начищу ему лицо». И Юля ответила: «Давай».

— Мы просто сидели и пили кофе. А потом пришел мой молодой человек, но не один, а с друзьями, человек 15. Начала твориться какая-то дичь. Драка, месиво. Кто-то выносил вещи, все всех бьют, — говорит она.

Их арестовали очень быстро — соседи вызвали милицию. Вечером сотрудники приехали в квартиру к тогдашнему парню Юли. И все.

— Хуже всего было в СИЗО — нельзя делать элементарные вещи: лечь, когда я хочу, увидеться с родными. В колонии пространства побольше, полтора километра. И небо можешь видеть. А в СИЗО — окошки под ресничками.

«В колонии мне очень повезло — нашла подругу»

Юле дали шесть лет и два месяца. Парню — шесть лет и шесть месяцев.

— Я не ожидала, что будет такой срок. Когда меня этапировали из Орши в Витебск, рядом ехал мужчина за убийство, и срок у него был такой же, как у меня, — говорит девушка.

В колонии Юля расписывала каждый свой день.

Все планы накрылись, будущее тонуло в страшных картинках. Говорит, думала: выйдешь в 23 и все свои золотые годы проведешь в ужаснейшем месте. И что такое тюрьма? Будешь без зубов, голодать, и тебя будут все время бить. Жизнь без перспектив.

Только через три месяца мозг начал работать на восстановление. Юля стала думать, как извлечь максимум пользы из сложившейся ситуации. Писала письма и жалобы — и ей как несовершеннолетней сняли год срока. Полегчало. Потом подала прошение, чтобы ее из участка для несовершеннолетних перевели во взрослую зону. Там, по слухам, было жестче, но Юля рассудила, что, если останется с пятнадцатилетками, перестанет развиваться.

Она помнит момент, когда у нее в голове что-то щелкнуло:

— Я стою в телогрейке и не могу ее снять. Потому что нельзя снимать телогрейку, пока не установится температурный режим. 26 градусов, я в ней, у меня третий этаж в корпусе, и окна выходят на «Алми» и на дорогу. И я стою в шапке, обливаюсь по́том, к магазину подъезжает машина с откидным верхом, а там парень и девушки в бикини обливаются водой. Ну и все!

Подруга в колонии сделала для Юли на день рождения коллаж из разрешенных журналов. Юля говорит, это был лучший подарок в ее жизни.

Во взрослой колонии девушка попала в отряд, где женщины сидели за убийства и «по экономике». Там ей повезло — она встретила свою тезку Юлю, которая изменила ее жизнь.

— Она мне роднее, чем все родственники вместе взятые. Ей 35 лет. Она сидит за взятку в особо крупном размере. В колонии Юля для меня была всем — мамой, папой, братом, сестрой. Она меня заново собирала, терпела мои скандалы и истерики.

Юля вспоминает, что благодаря новой подруге пересмотрела свое отношение ко многим вещам. Например, вначале она плакала, потому что боялась женщин, которые сидят за убийство. А потом узнала, что у большинства из них одна история:

— Муж бил 15 лет, тысячу и один раз писала заявление, никто не помог, в итоге он пришел пьяный, стал приставать, лезть под юбку, она резала ананас и убила его. Все. Меняются только продукты, которые лежали на столе, и количество прожитых лет. Я поняла, что убийцы и люди, которые сидят «по экономике», — лучшая компания в колонии. Они чаще всего с высшим образованием, грамотные и образованные, у них есть чему поучиться.

Два курса «вышки» и три спектакля

В колонии действовала программа образования для заключенных. Электронная библиотека, 10 тысяч книг по всем специальностям. Компьютерный класс, как в кабинете информатики. Ничего не отвлекает — когда учишься, есть доступ только на сайт университета.

Кроме того, в колонию приходил режиссер и проводил занятия. Туда Юля тоже записалась. На воле девушка почти окончила театральную студию, только диплом получить не успела — экзамен должен был быть в мае, а в конце апреля ее арестовали.

Дома у Юли можно увидеть стикеры с мотивационными фразами. «У меня изобилие всего», например.

— Образование — уникальная возможность не терять время. Потому что самое ужасное для людей — эффект потерянного времени. Легко сравнить: мне 24 года, шесть из которых я провела в тюрьме, господи!

Или можно так: блин, меня посадили в 17, в 20 я вышла за хорошее поведение, и за это время я отыграла в трех спектаклях, окончила школу и два курса института. Я могу хотя бы чуть-чуть равняться с теми, кто жил на воле. Чего недостает, так это психологической поддержки и курсов по мотивации. Если бы больше работали именно с головами, было бы еще лучше.

— Как люди реагировали на то, что ты учишься? Это престижно или, наоборот, считается, что ботанишь, и порицается?

— В театр ходили 13 человек из двух тысяч. 17 человек получали высшее образование и среднее — еще человек 40. Людям всегда проще жалеть себя, винить остальных в своих проблемах. В колонии только процентов 15 реально готовы сказать: да, это я накосячил. Я думаю так: не признал вину — не взял ответственность. Люди тебя не осуждают, что ты учишься, конечно. Всем плевать. Просто большинству это не близко, и они с тобой не в одной тусовке.

Юля работает на швейной фабрике. И этикетки пришивает, и детали вырезает. Сейчас работает «на утюге». Рабочий день начинается в 7:40, заканчивается в 16:00. Зарплата — 300 рублей. Девушка говорит, что всем довольна, и строит планы на будущее.

Еще один плюс уроков — меньше ведешься на провокации, учишься держать себя в руках:

— Всегда есть рядом человек завистливый, который начинает тебя провоцировать, чтобы ты схватил нарушение и сказал «пока-пока» своему УДО (условно-досрочное освобождение. — Ред.). Схватишь три замечания — станешь злостным нарушителем.

Начинается все с малого: «Че ты повесила полотенце сюда?» И если достает рассудка, ты отвечаешь: «Извините, я перевешу сейчас», — и все будет нормально. Но если хочешь повыпендриваться и покидать перед кем-то понты: «Ты че, это моя вешалка! Сдохни, падла!», — то останешься мотать весь срок. Пока ты занят делом, нет времени деградировать и влезать в эти разборки.

Юля выбрала специальность швеи, потому что можно было практиковаться прямо в колонии и потом найти работу — в ее родном городе тоже есть швейная фабрика. Туда, еще отбывая срок, девушка написала письмо, попросила взять ее после освобождения. И снова повезло — на письмо ответили согласием. То, что у Юли уже было место работы, сильно повлияло на решение комиссии, отпускать ли ее досрочно.

В колонии Юля сыграла в трех спектаклях: «Солнце светит всем» — про психиатрическую клинику, «Баба шанель» — про одиночество, «Комната невесты» — про верность и женскую любовь. В последнем спектакле у нее была главная роль.

— Когда я пришла в студию, это было нечто! Я там получила такое отношение, с которым не сталкивалась на свободе. С театром у меня связаны самые сильные эмоции в колонии. Премьера «Комната невесты» была 13-го числа. И суд у меня был в тот же день (по досрочному освобождению. — Ред.).

Я стояла в свадебном платье, режиссер подвел меня к краю сцены и сказал, что сегодня, помимо премьеры, у нас еще одно знаменательное событие: «Сегодня Юля — свободный человек». И все эти женщины смотрели на меня и стоя аплодировали… Это космические эмоции!

В первый день на воле Юля не могла понять, сколько у нее денег, потому что не застала деноминацию рубля, не понимала, как считать копейки. Потом полчаса тыкала в электронный терминал, а в магазине перепутала спонж с пемзой.

В колонии же Юля приняла решение, что займется бизнесом.

— Мне бы хотелось заниматься продажами. Я в заключении отучилась два курса в университете по специальности «экономика управления на предприятии», но сейчас нужно зарабатывать деньги, чтобы продолжить обучение.

Первые два курса оплачивали родители. Но сейчас я не могу себе позволить просить у отца или матери деньги не то что на университет, даже на прокладки. Я позволила себе ужаснейшие вещи, они меня здоровую, с руками и ногами, три года содержали. Это — стыд.

Да, когда я вышла, мне было сложно адаптироваться. Я не застала деноминацию рубля и не понимала, как обращаться с монетами. По полчаса разбиралась с электронными терминалами. В магазине перепутала спонжик и пемзу! Мои родственники все еще ждут подвох в моем поведении и боятся, что я сорвусь и сделаю что-то страшное.

Но тот факт, что у меня есть работа и новые жизненные ориентиры, поддерживает. Если бы не такая боль для моих родственников и это не считалось бы позорищем, клеймом на всю жизнь, то я бы сказала, что тюрьма стала для меня хорошей школой жизни.

Подельники Юли еще сидят. С бывшими друзьями, которые остались на воле, Юля не связывалась. Говорит, ей это больше не интересно. Исключение — бывший парень. Через знакомых Юля узнала, что он в колонии подсел на азартные игры. «Это самое ужасное: ты не зарабатываешь деньги, сидишь на шее у родителей, но играешь. Он не пошел учиться, не связался с теми людьми, которые сидят по “экономике”. Ищет легкого заработка. Теперь мне это совсем не близко».

— Почему происходят преступления? — говорит Юля. — Не потому что кто-то хороший, а кто-то плохой. А просто потому, что людям недостаточно любви в жизни. Их просто недолюбили. В моей колонии одна женщина сидит, пожилая. Она профессор, прошла по экономической статье. У нее никого нет. Ей 65 лет. И я дала себе обещание, что я ее встречу. Она освобождается 9 марта.

Фото: Виктория Герасимова, «Имена».