«Если 41-летнего человека не возбуждают деньги, возбудить его чем-то другим сложно». Минчане уехали в деревню и проводят там фест

Три года назад музыкант и видеорежиссер Матвей Сабуров и его жена, театральная режиссерка Катя Аверкова, переехали жить из Минска в деревню Белая Церковь. А теперь вместе с архитектором и музыкантом трио Port Mone Сергеем Кравченко они работают над созданием в Белой Церкви и соседней с ней Черее культурного пространства и артистической резиденции. Первым шагом к этой цели станет фестиваль SPRAVA, который пройдет в эти выходные. Мы провели с семейной парой день в их деревенском доме, прогулялись по полуострову, на котором построят сцену, и узнали, зачем им все это.

Матвей, известный своим проектом «Саша и Сирожа», видеоклипами для «Ляписа Трубецкого», «Без билета» и «Крамбамбули», родился в соседнем с Белой Церковью городе Новолукомле. Сама Белая Церковь всегда была для него детской страшилкой: в советское время полуразрушенный униатский храм на полуострове служил альпинистской базой, пока на одной из тренировок там не погибла альпинистка. После этого храм надолго оставили в покое, а сам Матвей решил исследовать это «овеянное кошмарами место» только в начале 2000-х. К тому моменту он уже 15 лет жил и работал в Минске, но та экскурсия не прошла даром – местный Иваныч предложил Матвею купить дом.

– Дом стоил 1000 долларов, тогда за эти же деньги можно было купить четыре колеса на машину, – вспоминает Матвей. – А я как раз получил гонорар и решил купить дом, но зачем он мне, я не понимал.

Следующие несколько лет дом использовался как дача – в деревню Матвей с друзьями приезжали покупаться в Черейском озере, порыбачить и отметить дни рождения. Потом начали снимать там клипы, используя подручные декорации и странные костюмы, найденные в новолукомльском секонд-хенде.

– Постепенно сюда переместилась и часть работы. Снимали передачи, приезжали просто поразмышлять над рабочими проектами. Потом оказалось, что здесь офигенно писать музыку, потому что вокруг никого нет. И плавно получилось, что я живу 50% времени в деревне и мне здесь нравится больше. То есть я не делал никаких радикальных решений, выборов типа «все брошу, уеду и начну новую жизнь», – признается Матвей.

– Получалось, что ты постоянно живешь в ожидании – приезжаешь сюда и думаешь: «Елки, скоро уезжать», а в Минске думаешь: «Ой, ну скорее бы уже в деревню». Так что, когда мы переехали окончательно, легко и хорошо стало сразу, – добавляет Катя.

Профессии ребят позволяют им работать удаленно. Матвей работает из деревни, а Катя выезжает в другие города на несколько месяцев – свои постановки она делала не только в Минске, но и Могилеве, Франкфурте, в Индии.

Для них оказался ближе тихий образ жизни, а если иногда им все же хочется «движухи», ребята выбираются в Минск или за границу.

Желание исследовать историю этой местности возникло у Кати с Матвеем само собой.

– Если место тебя устраивает как место жизни, ты начинаешь постепенно его узнавать, – говорит Катя. – К тому же есть маркеры, за которые цепляешься. Приезжаешь в Черею, видишь невероятную липовую аллею. Интересно же, откуда она взялась! Почти километр каретного ряда к вершине холма, который заканчивается абсолютно ровным стометровым в диаметре кругом из лип. Узнаешь, что, оказывается, род Сапегов пошел отсюда. Или что все это посадили Милоши, а в центре этого круга была «альтанка» – беседка, в которой давались театральные представления, люди проводили вечера. Все это было окружено каскадом прудов.

При этом Матвея привлекают не исторические концепции, реконструкции и реставрации, а персональные истории людей, с которыми можно соотнестись:

– По одной из легенд, мимо земель Сапегов ехал Аристотель Фьораванти строить Успенский собор в Москве. Видно, затусил с ними и построил им церковь на полуострове. Эта легенда вполне может быть правдой, потому что тут сначала был путь из варяг в греки, потом тракт из Питера в Европу, из Москвы в Европу – тут постоянно был движ. Один из Милошей тут летал на воздушном шаре. Был врач, который лечил вместе немцев и партизан в больнице, которую сам же построил.

– А Оскар Милош – это местный Том Йорк, который сочетает в себе депрессивность и осознанность, осмысленность. Он опубликовал в Париже свою философскую версию теории относительности за несколько недель до публикации эйнштейновской теории! На таком персонаже можно было бы закрутить здесь 4 ресторана и 8 хостелов. Сюда бы съезжались депрессивные люди, гуляли бы по липовой аллее; встречаясь, отводили бы глаза, и все было бы как в детстве самого Оскара.

Само собой, ребятам пришла идея сохранить эту историю.

– Мы не говорим сейчас о совершенном возрождении и реставрации всех памятников. Но мы говорим о каком-то элементарном уважении. Мы написали проект музея под открытым небом и попробовали воплотить его в содружестве с исполкомом и фондами, но все заглохло, – рассказывает Катя.

– Мы люди вообще-то занятые, у нас есть разные проекты в разных местах, – продолжает Матвей. – Все время я подумывал, что круто было бы сесть на лодочку и поплыть на ней в Черею на работу – на съемки, репетицию. Или пойти поснимать где-то на местности. Мы с Катей сначала долго думали об организации такого функционального пространства прямо у себя. Сюда можно было бы приглашать театры, записываться на студии. По дороге в деревню, например, стоял мехдвор – база для ремонта сельхозтехники. Огромное здание из красного кирпича с краном-балкой, комнатой с названием «Аккумуляторная», весь пол в огромных шестеренках, гаечные ключи на 40 сантиметров. Я посмотрел на это, уехал в Германию, где потусовался с театралами, которые репетировали в замке. Думаю: «Вот же оно!» Сейчас приеду, куплю этот мехдвор, там все сделаю. Приезжаю – его нет. Целый комплекс зданий сняли таким специфическим образом: раскопали котлован, разрушили, засыпали, ничего не осталось – только водонапорная башня, которую мы все еще хотим купить.

У нас давно блуждала идея «заякориться» здесь еще и работой. Потому что быт свой мы постепенно обустраиваем, к тому же он у нас непритязательный. Мало-помалу мы вышли на Черейский ДК, увидели там кино-театральный зал на 400 «квадратов», который пустует и готов отдаться в руки инициативных людей, стать креативным кластером. Он заброшен и не реализуется в данный момент.

Уже 9 лет в гости к Матвею и Кате приезжают их друзья из Германии – так называемые «странствующие подмастерья». Это средневековая немецкая традиция для ремесленников разных профессий, которая заключается в обучении во время путешествий и сопровождается довольно строгим профессиональным кодексом. В прошлом году они предложили построить у ребят что-нибудь полезное.

– Они давно забросили все иные точки земного шара, в которые ездили раньше: Индия, Италия. Приезжают сюда, лежат под яблонями месяц, учат меня пилить бензопилой, чтобы в запиле было 90 градусов. И вот они говорят: «Давай мы приедем всей движухой, 30 человек, с собаками, женами, пилами, а ты нам заготовь кругляка соснового или елового, мы тебе зафигачим какую-нибудь летнюю кухню, лавки, построим тебе всякого». Я думаю: «Зачем мне летняя кухня?» У меня все есть. Мне хочется вне своей территории построить какую-то точку пересечения для местных и приезжих, которая бы оставалась надолго. И так мы стартанули с идеей организации какого-то строительства для всех.

Ребята подчеркивают, что хотят не то чтобы возродить это место, а «вдохнуть в него новую жизнь, модернизировать и привнести некое смысловое движение», и приводят в пример проект, над которым одновременно работает третий организатор фестиваля Сергей Кравченко.

– Их архитектурное бюро сделало проект восстановления замка в Любче. И помимо восстановления через новодел, как в Троицком предместье, они предложили кайфовейшую идею – деревянное строение, которое повторяет только контуры, без внутренних пространств, которые были замковыми залами, а вместо них – выставочное пространство.

Вот и мы не хотим возобновить эти культовые сооружения, мы хотим делать новое – мы люди, смотрящие вперед, живущие в XXI веке. Нас интересуют продвинутые технологии в своих областях. Делать их на черноземе, в котором столетними посевными закопан навоз, – это одно. А когда у тебя историк копает фундамент, как у нас сейчас по соседству у Виталика Артиста, – он рядом выкладывает разбитые кувшины, польские, немецкие, русские пуговицы XVI века, старые российские рубли. Здесь в земле копнешь и будешь доставать слои истории. Это не само по себе круто, а круто как фон. Эта земля фонит, и мы можем с этим фоном находить резонансы с помощью современных средств. Это круто, когда можно обратиться к этому как к чему-то второму и третьему в твоей работе.

– Например, ты можешь не увидеть восстановленный замок, а увидеть, каким он был, в мобильном приложении, подойдя к нему.

– То есть не обязательно его восстанавливать, он не нужен, если только ты не хочешь открыть масонский орден, что было бы, конечно, круто. Но прикол в том, что невозможно в Минске улицей Октябрьской и Зыбицкой создать новый Берлин. Зато можно создать Минск. Новый Минск. Но для этого нужно посмотреть под трамвайные пути, а не в Кройцберг.

Круто, что в нашей ситуации нашлись три человека – Катя, я и Сережа, – которые могут вместе говорить об одних и тех же вещах и резонировать, дополнять друг друга. Создавать многозвучие, смотреть в одну сторону и видеть похожие очертания. Отсюда и стартанул наш сложный проект – мы не ставим простых целей. Не просто провести фестиваль – фестиваль мы проводили, хоть и не таких масштабов, у нас друзей 100 человек приезжает на вечеринки. Сейчас мы собираемся привлечь в три раза больше людей, чем приезжает на хороший день рождения. Но эти люди должны приехать не развлечься, а увлечься. Здесь на самом деле заразительное пространство.

Благодаря профессии я бывал на куче фестивалей. Приехав на «Фузион» в Германии в первый раз, я бродил там два дня и не понимал, как они смогли это сделать. Как они могли собрать 50 тысяч человек в одном месте и наладить такой одноволновой принцип, что люди все делают без внешних регуляторов – они все существуют как единый организм. И этот организм мне симпатичен донельзя, потому что он пробует, кроме отрыва, уйти в какой-то творческий запой. Видно, что каждая деталь сделана людьми, там нет «Кока-Колы» и нет «Хайнекена». Там видна работа, любое ведро из-под краски превращено в абажур. Когда ты видишь, что это тусовка на 50 тысяч человек и пространство размером в аэродром, то понимаешь, что все возможно, и это вдохновляет. Эта цель больше, чем твоя персональная задача. Персональные задачи я, как правило, решаю с легкостью. А с этим фестивалем я вынужден прыгать, как котик за подвешенным на веревке мячиком. И благодаря двум другим котикам мы этот мячик иногда цепляем. Я думаю, что мы достанем его и сорвем в итоге, то есть сделаем этот фестиваль. А благодаря тому, что эта цель выше нас всех, это возбуждает. А 41-летнего человека, если его не возбуждают деньги, возбудить достаточно сложно.