Гид по выставке, которая как бы есть – но ее нет.
Что это за выставка и почему вы ее вряд ли увидите
18 апреля в пространстве «Сталоўка XYZ» должна была открыться выставка Сергея Шабохина «18 / практики подчинения» – но этого так и не случилось. В начале апреля пространство, где планировалось проведение квир-фестиваля DOTYK, внезапно закрыли. Спустя два месяца ничего не изменилось: пространство все так же закрыто для посещений, и что будет дальше со «Сталоўкай XYZ», до сих пор неясно.
Основатели пространства пока просто ждут: «Мы отправили официальный запрос в администрацию завода, но в ответ – тишина. Такое молчание – еще одна практика подчинения, когда на конкретные запросы нет никаких ответов».
Поэтому мы напросились в закрытое пространство, чтобы увидеть результат восьмилетней работы Сергея Шабохина. А заодно чтобы и вы увидели портрет родного Минска через призму подчинения: как нам прививают страх, чего боятся минчане и как мы можем избавиться от страхов.
Губная помада, клизма, ингалятор и даже пудель – предметы, которые несут в себе заряд страха и агрессии
– Выставки нет, поэтому открытия не было, – с порога поясняет директорка «Сталоўкі XYZ» и кураторка (не) выставки Анна Локтионова. – Сейчас мы просто документируем выставку, готовим онлайн-гид, собираем материал и фиксируем происходящее.
Аня проводит нас сквозь металлическую решетку, и мы попадаем в пространство с серыми стенами. Тут везде атрибуты страха: шприц, лекарства, мелкие острые предметы, даже игрушки. И все черного цвета. В другом месте мы бы не обратили на это внимания, но сейчас каждый предмет осознается по-новому. Это инструменты подчинения – и даже пульт от телевизора, сломанный зонт, губная помада и птичья клетка становятся такими.
На входе мы знакомимся с автором выставки, художником, исследователем, активистом и сооснователем исследовательской платформы белорусского современного искусства Kalektar.org Сергеем Шабохиным.
– Когда мне было восемь, я случайно проглотил копейку размером с крышку из-под стеклянной бутылки с молоком. Она застряла у меня в горле, и я чуть не задохнулся, – вспоминает Сергей. –Меня вовремя привезли в больницу.
Там я увидел два стенда с десятками мелких и крупных предметов: рыболовные крючки, крестики, монеты – чего там только не было. Каждый «экспонат» ровно лежал на полке, а внизу виднелась надпись с возрастом пациента и органом, откуда изъяли предмет. Первая витрина содержала предметы, которые извлекли и пациент выжил, вторая – нет.
Сергей объясняет, что это не просто выставка – это музей, где экспонаты собраны по конкретному принципу: они несут в себе заряд страха и агрессии.
– Это символическая улика пагубного влияния власти на каждого из нас, начиная от первой прививки, которую мы обязаны пройти. Именно так возникает понятие «социальное тело» – это когда наши биологические тела в контексте государства принадлежат не только нам. В коллекции есть шприц, например, символизирующий переход биологического тела в социальное, – рассказывает Шабохин. – То же самое касается и простого стакана, через который я на протяжении трех лет мог прослушивать своих соседей и документировать все то, что услышал. Или радио моего отца, в котором он хранил деньги. Во время кризиса они так и остались лежать в радио, только уже не как деньги, а как простые бумажки.
«Наш Левиафан сделал все, чтобы мы боялись критиковать, говорить и даже молчать»
По мнению Сергея, конец 2010 года для Минска ознаменовался большим количеством протестов и ростом гражданской активности. При этом художники и вся культурная среда вели себя очень отчужденно: «А ведь именно художники должны быть на передовой линии критики властей».
– А в 2011-м случился взрыв в минском метро, который меня абсолютно поразил и уничтожил. Я до сих пор глубоко переживаю то, что случилось в том апреле.
Предметы из коллекции основаны не только на моем восприятии страха, но и на мифологии белорусов о самих себе. Есть много историй и анекдотов, которые мы сами рассказываем, сидя на кухне, о боязливых и тихих белорусах. А ведь этот образ приобретенный и вымышленный, в том числе политикой, которая существует последние десятилетия.
Проект «Практики подчинения» был придуман на маленькой кухне, а сейчас базируется в бывшей столовой завода, фактические существует на общественной кухне. И, если бы состоялось открытие, белорусской дискуссии было бы не миновать.
– Если рассматривать власть как что-то большое, абстрактное, непрозрачное, то наш страх кажется непобедимым, – объясняет Анна. – Поэтому данный художественный проект практически препарирует различные аспекты «машины власти», разбивает ее на 18 частей, каждая их которых в свою очередь пытается объяснить, описать и разобрать тело Левиафана по кусочкам.
– Наш Левиафан сделал очень много для того, чтобы мы все, – Сергей рассматривает белорусский контекст, – боялись критиковать, боялись говорить и даже боялись молчать. При этом мы слышим: «Власть знает лучше. Это не ваше дело». Музей демонстрирует механику того, как мы все научились подчиняться еще до своего рождения, в момент рождения, в течение жизни и даже после смерти.
«Стул на столе – прием для запугивания, который до сих пор используют спецслужбы»
«Практики подчинения» – тотальный проект о власти, городе, человеке и прямой взаимосвязи этих трех составляющих.
– Само деление на 18 частей я заимствовал из романа Джеймса Джойса «Улисс», сохранив названия 18 эпизодов книги. Так я смог разграничить и детализировать тотально разрастающийся архив, тем самым сделав его автономным, но подчиняющимся законам всего музея. Каждая часть рассказывает о каком-то процессе (системе), через оптику которой можно видеть, как развивается власть, человеческий организм и город.
Первая часть посвящена зачатию человека, основанию города и зарождению идеологии (власти). И здесь я провожу взаимосвязь между делением клетки и делением власти на властвующего и опекаемого.
Вторая часть – о рождении, женской детородной функции и патриархальном цинизме в отношении женщин Беларуси.
Третья часть рассказывает о сердце, в том числе «сердце города» и прямой демократии. Как на примере здоровых обществ может существовать перманентный конфликт власти и оппозиции. Это когда критика власти – благо для всех. Как для здорового сердца важна не борьба за власть, а демонстрация интересов каждого органа.
Четвертая часть посвящена кровеносной системе, которую я рассматриваю и перекладываю на план города Минска. О том, как распространяются улицы, и о том, как страдает периферия, ведь все сконцентрировано в центре. Тот же подход центрирования власти используется в идеологии государства.
Пятая часть – о костной системе и о том, как укрепляется наша вертикальная власть. Ведь она, как и скелет человека, идет от черепа по позвоночнику к конечностям. Хотя на деле ее нужно перевернуть набок, сделав горизонтальной.
В этой части я в том числе рассказываю об известном приеме запугивания, который используют силовые структуры по сей день, – «стул на столе». Прием был популярен в немецком штази и советском КГБ. Выглядит это так: в дом представителя дипломатических служб в отсутствие хозяев проникают спецслужбы и ставят стул на стол или туфлю в холодильник. Когда хозяева приходят, то четко понимают, кто приходил и что хотел сказать. Такая незримая угроза, через предметы быта.
Шестая часть – о патриархате, мужской репродуктивной системе, о белорусских парадах, маскулизме и мачизме.
– Так проект рассказывает о культуре, экономике, политике, силовых структурах, насилии и опеке. И даже рассматривает такой аспект, как отчуждение, – приводит пример Сергей, – когда целые группы населения находятся в невидимых зонах. Это и о том, как важны процессы инклюзии в Беларуси.
Все части, разбирая конкретную систему в отдельности, позволяют выявлять недостатки. Только критикуя систему, мы можем ее улучшить.
«Если бы я жил в Швеции, то создал бы похожий проект, только со своими перегибами»
– Пять лет назад я ездил в небольшой шведский городок Кальмар с этим проектом, – вспоминает Шабохин. – Меня позвали на радио – видимо, чтобы на примере выставки сопоставить Беларусь и Швецию. Но я их расстроил: сказал, живи я здесь, сделал бы похожий проект; правда, упор был бы на других вещах – например, на стерильности города, без свободы на граффити, на экономическом аспекте. Ведь город очень дорогой, а сделано этого для того, чтобы вытеснить всех эмигрантов. Они были в шоке, ведь белорус посмел критиковать их «рай».
– В последние три года в Беларуси наблюдается «культурная оттепель» – появились альтернативные пространства, фестивали, в том числе материальные ресурсы, – говорит Аня. – Так был создан образ либерализации и буйного роста креативных инициатив. Но такие оттепели происходят во времена серьезных кризисов, так было всегда.
– А связано это со страхом потери независимости, – дополняет Сергей. – Культурная оттепель в Украине – на фоне Майдана. Так и в Беларуси сейчас проходит белорусизация, начинают появляться и финансироваться социальные и инклюзивные проекты. И это радует, ведь становится лучше. Но все эти вещи происходят волнами, поэтому на фоне оттепели мы видим ужесточения, например гомофобные высказывания МВД или закрытие альтернативных площадок. Все это – демонстрация границ «машины власти».
– А лучше, когда границ нет?
– Нет, просто все упирается в работающее законодательство. Если есть и корректно исполняется закон, значит, есть четкие границы, и только в таких условиях можно говорить о выборе и понятных для всех правилах существования, – поясняет Аня. – Но если вопрос не урегулирован законодательством, то появляется личное мнение отдельного индивидуума, наделенного властью, или институции, что само по себе незаконно, ведь это может нарушать права других.
Когда мы говорим о границах, мы подразумеваем понятные и открытые правила игры, прописанные в законодательстве и исполняющиеся должным образом. Но, когда речь идет о незримых границах, это игра против правил.
Хотя два человека в одном помещении – это уже договор и компромисс. Но разница в том, что в этом случае правила обозримы и каждый сам решает, принимать их или нет, делегируя часть своих прав и свободы ради получения каких-то благ. А практики подчинения – это история насильственного (не) выбора, то есть игра вопреки.
– Наш проект не избавит белорусское общество от страха, это, скорее, попытка понять механику возникновения страха, – добавляет Сергей. – Чтобы лишиться страха, нужно изменить систему. А пока мы пытаемся разобраться, как работает большая, необозримая «машина власти» и ее системы, чтобы заменить «сломанные детали» и сделать жизнь комфортнее.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: CityDog.by.