Решил не оставаться: из-за чего минчане возвращаются на родину

В Варшаву я ехал получать степень магистра. Должен был продолжать учиться экономике, но очень не хотелось. На свой страх и риск на собеседовании сказал, что хотел бы написать работу о незаслуженно забытых деятелях белорусской культуры. Меня взяли.

Вообще, этот университет – довольно интересное место: раньше в нем учились исключительно духовные лица, но после смерти Папы финансирование сократилось и они стали брать светских студентов. И довольно быстро адаптировались. Мой лучший друг, например, которого я там завел, писал научную работу. Когда я узнал, о чем, сразу захотел с ним познакомиться. Работа по ритуальной зоофилии. Они морщились, но сделать ничего не могли.

Я там познакомился с Катей, сиротой из Жодино, она афробелоруска. В Беларуси у нее не было родителей, в детдоме она была чужаком из-за цвета кожи. Сейчас живет в Антверпене. У нее крутейший чернокожий парень и куча темнокожих знакомых. Именно в Европе она узнала, что она красивая, что ее есть за что любить. Когда у нее спрашивают, скучает ли она по родине, она отвечает: «Вы шутите?» И ее можно понять.

А мое место здесь. Там тебе могут предоставить только какие-то формальные возможности. Тебе нужно провести там огромное количество времени – лучшие годы на акклиматизацию – для того, чтобы получить доступ к неформальным возможностям, тем, которые появляются, когда у тебя есть реальный контакт с окружающими людьми. Но на этот контакт нужны годы. Языковой барьер, культурный барьер. У меня была подружка, которая через 9 лет жизни во Франции наконец сказала, что она там счастлива. Я приехал посмотреть на нее и увидел, что она полностью изменилась, просто стала другим человеком. Я говорю ей: «Может, тебе в следующий раз привезти чего-нибудь нашего, что-нибудь вкусненькое?» – «Нет, спасибо тебе, но уже не вкусно».

Когда вернулся в Минск, понял, что здесь я всемогущ. Просто могу решить любую проблему, потому что знаю, куда мне обратиться, как бороться с системой, если это нужно. Только здесь я могу реализовать такой проект – построить корабль для путешествий. Мы его уже строим. Здесь это возможно, там – нет.

Я жил в городе с 13-миллионным населением, в маленькой комнате общежития в кампусе. Вспоминаются характерные утренние звуки: гомон гудков, которые тебя будят, часов в 8 утра кто-нибудь может зажечь трехтысячную ленту петард (кто-то открывает новый магазин, празднует).

Китай сейчас очень сильно боготворит все иностранное и в целом западную культуру. Они все там в Микки-Маусах, Винни-Пухах и «Адидасах». У меня это вызывало отвращение, а мой одногруппник из Техаса, наоборот, очень радовался этому факту. У нас вообще не совпадало с ним мировоззрение: я, например, списывал на контрольной, и это вызвало его праведный гнев. Зато потом мы посчитали (он единственный, кто платил за учебу), что его платы хватает как раз нам всем на стипендии. Мне как-то от этого стало теплее на душе. А китайцы старались произвести на нас, иностранцев, хорошее впечатление – и у них получилось.

Кампус живет своей жизнью: например, поесть можно в маленьких ресторанчиках сразу за оградой. И тебе не надо отходить от университетского городка дальше, чем на 200 метров. Первые полгода я так и делал. Во-первых, потому что я никогда в своей жизни так много не учился – кстати, я это перенял у китайцев и сейчас учусь много, потому что понравилось там. Во-вторых, все-таки очень хотелось домой – Китай стал первой страной, которую мне хотелось покинуть.

Во время 1,5-месячного празднования китайского Нового года мы не учились. Я купил велосипед и стал выбираться в Китай. Много снимал, бродил и ездил по городу. Я был в китайской рубашке, в соломенной шляпе, на дорогом велосипеде с пленочным фотоаппаратом – пару раз меня чуть не побили. Снимал на рынке продажу орехов – китайцы восприняли это как вторжение. Однажды влез в окно ресторана на первом этаже, чтобы поснимать, и повар запустил в меня какой-то ботвой. Когда вернулся в Минск и захотел сделать выставку фотографий, ее завернули: мой Китай был недостаточно красив.

Я как врач был очень впечатлен китайскими аптеками традиционной медицины. Это что-то среднее между лавкой садо-мазо и магазинчиком ведьмы – иглы с ладонь длиной, предметы для кровопускания, все блестит и сверкает отточенными концами, вызывая тихий ужас. А травяная часть прекрасна: огромные шкафы с ящичками, иероглифами и витиеватыми ручками, целая стена, к которой нужно приставить лестницу и достать нужную травку. Один рецепт, например, состоит из 20 трав. Тут же рядом стенд с морскими коньками, морскими звездами, змеями. Выглядит и пахнет это не очень. Твои травки загружают в специальный аппарат, и ты через два часа получаешь пакет зеленой жижи – вкус у нее непереносимый.

Ближе к концу учебы я провожал самолеты взглядом. Можно было остаться в Китае аж на три года, и они были в этом заинтересованы, но мне очень хотелось домой.

Почему я не осталась? Этот вопрос задают все. Хочет остаться за границей тот, кто там мало бывал. Рано или поздно тебе приходится выбирать: либо возможность путешествовать по Евросоюзу и получать хорошую зарплату, либо родные стены, которые помогают дома. Семья моя здесь. А там любая проблема – и ты один, вообще один, никому не нужен.

И потом, я разведена, найти второй раз мужа и так сложно, а найти мужа-поляка оказалось еще сложнее. Хотя за мной там парни ухаживали: и поляки, и французы, и наши. Но когда ты приехал туда всего на год и остальные тоже, никто не стремится заводить серьезные отношения. Поляки вообще в этом смысле пассивны. У нас девушка выбирает – девушки здесь ведь красивые, а там парни красивее. И девочки все очень хотят схватить их, поджать под себя и обручить. Очень над ними трясутся. У них распространен тип частных вечеринок – «прыватки», где собираются в основном обрученные или уже женатые. Девочки готовят что-то на таких вечеринках, а мальчики пьют пиво и обсуждают футбол. Однажды я попала на такую «прыватку»: девочки на кухне меня давай расспрашивать, как же там у нас в Беларуси. Я была как обезьянка из зоопарка. А когда мы вернулись к парням, за первые полчаса поняла, что девочки так из-за меня напрягаются, что просто караул.

Нас все там очень жалеют, конечно: «загнэнбены наруд». Но все равно ты постоянно ощущаешь свою провинциальность рядом с ними. Этот вопрос на протяжении всего года «А почему ты не хочешь остаться в Польше?» к концу обучения меня уже начал злить. А почему я должна хотеть там остаться?!

Я все время вспоминаю анекдот. Человеку на выбор предложили рай и ад. Показали ад, где все тусили, прекрасно проводили время. И скучный рай. Он и захотел в ад – его туда отправили и заковали в кандалы. «Как же так?» –  «То была экскурсия, а это жизнь». Съездить на экскурсию, поучиться, отдохнуть – это совсем другое, чем если ты едешь один и пытаешься в их обществе укорениться. 10–15 первых лет – это время «поднятия целины». В Минске я работаю в сфере IT, тестирую программное обеспечение и еще преподаю польский. Если меня через работу в Польшу позовут – это совсем другое. А просто поехать клубнику собирать – это не мое.