«Тяжелый день. Я расплакался», – выцарапал минчанин перед смертью на своей расческе. Что вообще происходит?!

В Беларуси не было сталинских репрессий! Такой вывод можно сделать, если учиться по свежему (2021 года) учебнику по истории для 11-го класса. Действительно: авторы не написали ни слова о репрессиях в БССР – только в Польше. Рассказываем, как было на самом деле.

Выражение «тридцать седьмой год» до сих пор остается метафорой «большого террора», массовых расстрелов и посадок невиновных людей в сталинском СССР. Почему 1937-й был самым жестоким? И что происходило в Беларуси в это время?

«Тебя еще не забрали?» – так здоровались минчане в 1937 году

Причем поводом для того, чтобы забрали, могла стать «польская» фамилия на -ский/-ская. Например, одна минчанка спрашивала знакомую с такой фамилией, не продаст ли она заранее, до ареста, свою кровать. Эту историю из рассекреченных документов цитирует историк Ирина Романова в своей книге «Клеймение Красного Дракона. 1937–1939 гг. в БССР».

«Я уже впадаю в кошмары, такая атмосфера, что не знаешь, когда тебя схватят и потянут в тюрьму», – писала учительница минской польской школы.

В рамках операции по поиску иностранной агентуры за 1937-1938 годы в Советской Беларуси арестовали не менее 23 429 человек (из них 10 тысяч беларусов, 9 тысяч поляков, около тысячи евреев и столько же латышей). Из них расстреляли более 18 530 человек, пишет историк Ирина Романова.

Пули из Куропат под Минском – самого известного места массовых расстрелов.

Исследовательница цитирует документы. Начальник речицкого отдела НКВД (Народный комиссариат внутренних дел – сталинская спецслужба, которая была исполнителем массовых репрессий) приказал подчиненным арестовать в районе 300 поляков, латышей и немцев. В Витебске НКВД также было приказано арестовать 300 поляков. Но план по полякам перевыполнили, и «польских шпионов» пришлось срочно переводить в «латышских».

Планы по расстрелам составлялись в Москве и спускались в Минск

Уничтожение людей в СССР 1930-х планировалось как выращивание зерна или выплавка металла, говорит историк Олег Хлевнюк.

Когда после распада СССР в России открылись засекреченные архивы, историки поняли, что репрессии не были хаотичными. Это была серия операций, которые разрабатывались в Москве и «спускались» в регионы. Например, на лето 1937 года было запланировано уничтожение «антисоветских элементов»: священников, кулаков, царских чиновников, тех, кто контактировал с иностранцами (в БССР каждый второй имел родственников в Западной Беларуси, которая до 1939 года принадлежала Польше).

200 тысяч человек планировалось посадить в лагеря, более 75 тысяч – расстрелять. В результате план перевыполнили в несколько раз.

Футбольная бутса из расстрельной ямы в Куропатах.

Руководство БССР сначала просило у Москвы разрешения расстрелять 3000 беларусов и посадить 9800. Москва скорректировала: 2000 и 10 000. В итоге осудили 24 209 человек (в 2,5 раза больше, чем планировалось), из которых расстреляли 6869 (в 3,5 раза больше начальных квот). Здесь не учтены беларусы, расстрелянные в других республиках СССР или погибшие в ГУЛАГе.

Спланированное государством и бюрократически отрегулированное убийство – так называет это Ирина Романова. Многие попали под арест просто потому, что НКВД нужно было выполнять нормы.

В 1937 году ежедневно расстреливали 70–80 беларусов

По «контрреволюционным» статьям только в 1937-1938 годах в Беларуси расстреляли от 30 до 35 тысяч человек.

В 2014 году один известный беларуский историк опубликовал под псевдонимом Юлий Королев основательное исследование, подсчитав репрессированных в Беларуси. Так вот, по его данным, в 1937-1938 годах в БССР ежедневно расстреливали по 40–45 «польских шпионов» и по 30–35 «других враждебных элементов».

В некоторых пограничных деревнях за «шпионаж» арестовали всех мужчин. И не только в пограничных: нарком внутренних дел БССР отчитывался, что в деревне Тертеж Белыничского района на 80 дворов осталось трое мужиков.

Здание НКВД в Минске было настолько секретным, что на фото оно попало только в годы немецкой оккупации. После войны на его месте построили КГБ.

Дохнут свиньи? Виновато антисоветское подполье

Голод и высокая смертность (в одном Наровлянском районе в 1932-1933 годах от голода умерло около тысячи человек), аварии на производстве и даже чума свиней – все списывалось на «Объединенное антисоветское подполье».

В состав выдуманного ОАП включили руководителей БССР Голодеда и Шаранговича, руководителей министерств, а также недобитую интеллигенцию и последних священников – всего 6770 человек. Из них 4650 расстреляли.

Донесений никто не читал, расстрельные списки составляли по картотеке

Вопреки распространенному мнению, доносы почти не играли роли. Миф о том, что людей арестовывают по доносам, запускали сами спецслужбы. «Органам» не хотелось разбираться, проверять информацию – проще было пойти в паспортный стол и выписать, у кого фамилия на -ий/-ский («поляк»), кто родом из Западной Беларуси («агент иностранной разведки»).

Или залезть в свои картотеки – «органы» долго собирали сведения: кто хоть раз бывал за границей («шпион»), кто служил в царской армии, кто двадцать лет назад был членом какой-то не такой партии, кто писатель и пишет по-беларуски (все эти люди – «контрреволюционеры»)…

Так составлялись расстрельные списки. К расстрелу обычно приговаривали людей старшего возраста – потому что в лагере от них пользы не будет.

Советская экономика рухнула бы без миллионов бесплатных рабов – заключенных ГУЛАГа («Главного управления лагерей»).

В 1937 году арестовали 60-летнего Владимира Дыдырку, профессора БГУ, преподавателя геометрии. «В революциях не участвовал, к следствию не привлекался, в войсках не служил», – подчеркивал он в автобиографиях. Его расстреляли как немецкого шпиона: нашли, что в 1928 году он стажировался в Геттингене, а значит, как написали в обвинении, «сообщал о ходе развития оборонной промышленности и строительстве военно-морского флота».

Сохранились воспоминания сокамерника: «На ночь взяли для допроса, под утро еле живого втащили в камеру… Не выдержав пыток, Дыдырка подписал…» Через год арестовали его жену: дали 5 лет лагерей, там она и умерла.

После 1937 года в Советской Беларуси осталось семь писателей

Часто приходится слышать, что в годы наибольшего террора – 1937-1938 гг. – уничтожали исключительно элиту. Но исследователи подсчитали, что из арестованных в этот период в СССР 1,6 млн человек (более 680 тысяч расстреляно) лишь несколько процентов составляла номенклатура, партийные менеджеры. Большинство арестованных – крестьяне, рабочие, служащие в возрасте 30–50 лет. Десятая часть – женщины.

Однако интеллектуальную элиту Беларуси в этой массе уничтожили под корень. «В Беларуси осталось семь беларуских писателей. Беларуской интеллигенции, пожалуй, уже нет, а те, кто носит ее имя, стирают из нашей жизни беларуский характер», – писал в дневниках 1944 года классик беларуской литературы Кузьма Чорный.

После допроса в «органах» Янка Купала пытался зарезать себя. На фото он в 1940 году, потеряв в 1930-е почти всех коллег.

Только за одну ночь с 29 на 30 октября 1937 года в рамках упомянутого «дела ААП» были расстреляны писатели Михась Чарот, Алесь Дудар, Анатолий Вольный, Михась Зарецкий, Платон Головач, Тодор Кляшторный, Юрка Лявонный, Валерий Моряков, Моисей Кульбак, Изи Харик, Янка Неманский, Юлий Таубин…

В 1937 году расстреляли трех ректоров БГУ (вслед за третьим, Алексеем Кучинским, расстреляли его жену и 17-летнего сына). Долгое время исследователи не могли найти даже фотографий Кучинского – имущество и документы семьи были конфискованы энкавэдистами. Единственную маленькую карточку удалось получить недавно в московских архивах.

Три четверти преподавателей Беларуского государственного университета были расстреляны или высланы. Остальные либо вовремя умерли, либо – что могло их спасти – сменили место работы. Об этом свидетельствуют сборники биографий ученых, издаваемые БГУ (Интеллектуальная элита Беларуси. Основоположники беларуской науки и высшего образования. 2020).

Как перевыполнить план по признаниям

«В ежовской тюрьме в Минске осенью 1938 года меня сажали на кол, били большим железным ключом по голове и поливали разбитое место холодной водой, поднимали и кидали на рельсу, били поленом по голому животу, вставляли в уши бумажные трубки и орали в них во все горло», – вспоминал писатель Кузьма Чорный в предсмертных записках. Он писал их в возрасте 44 лет – но это дневник разбитого и измученного человека.

Пытками из арестованных выбивали фамилии «соучастников». «Из одного арестованного получали десять, из десяти – сто, из ста – тысячу», – говорит историк Олег Хлевнюк.

Расческа из расстрельных ям в Куропатах с надписью по-польски: «Тяжелые минуты заключенного. Минск, 25.04.1940. Мысль о вас доводит меня до отчаяния» и «26.IV. Расплакался. Тяжелый день».

Ирина Романова цитирует документ из Национального архива Беларуси: сотрудник витебского НКВД Соколов «попросился поехать домой на выходной. Начальник сказал: “Если сегодня поднажмешь, завтра поедешь”».

Соколов за день получил признания шести арестованных. Он ставил вопрос прямо: «собирался взорвать мост?», «являлся участником контрреволюционной организации?» – и добивался положительного ответа.

Когда в 1938 году репрессировали и самого наркома НКВД СССР Николая Ежова, возник вопрос об отставке сотрудников, участвовавших в пытках. Руководитель БССР Пантелеймон Пономаренко заявил, что это невозможно: придется уволить 80%.

Сталин не знал о репрессиях?

В СССР многие считали, что Сталин не в курсе, – такая наивная холопская вера в «доброго царя». А Сталин даже отменял отдых на юге, чтобы в ручном режиме управлять репрессиями.

Очки из расстрельной ямы в Куропатах под Минском.

«Не проверять, а арестовывать надо!», «Пройтись метлой!» – писал он Ежову ежедневно. Обычные граждане для Сталина были просто цифрой, «планом». Но есть 383 расстрельных списка с поименным перечнем: 44,5 тысячи советских чиновников и известных людей. Здесь уже видно, что Сталин ощущал себя богом: лично переносил некоторые фамилии из категории в категорию (расстрел или лагерь).

Как замечает Олег Хлевнюк, о психическом состоянии Сталина нет надежных данных. Но трудно представить, чтобы за таким занятием можно было сохранить здравый смысл. Австралийская историк-советолог Шейла Фицпатрик отмечает, что параноидальная подозрительность Сталина вышла на новый уровень в 1932 году после самоубийства его жены.

Чем, кроме паранойи Сталина, можно объяснить террор 1937 года?

Реальная жизнь в сталинском государстве выглядела совсем не так, как в фильме «Волга, Волга!». Не было всеобщего энтузиазма, большинство населения выживало с трудом.

В начале 1930-х произошла настоящая крестьянская война, о которой историки раньше не знали. В разных частях СССР в ней участвовало несколько миллионов человек, доведенных до отчаяния голодом. Голодный бунт в апреле 1932 года произошел, например, в Борисове.

И после неурожайного 1936 года Сталин боялся антисоветского восстания.

В 1937 году люди еще были готовы протестовать. Ирина Романова описывает историю лепельских молчунов. Крестьяне Лепельщины массово отказывались участвовать в переписи населения 1937 года: они показательно молчали или уходили в леса.

Ежов и Сталин.

А для Сталина шоком той переписи стало количество верующих: 57%. И это после всей борьбы с религией! Это означало, что для большей части страны он по-прежнему не был богом.

В 1937 году мир стоял на пороге войны. И парадоксально это давало людям надежду. «Пусть будет война, и мы скорее свергнем эту власть», – передавали слова крестьян начальники. Сталина охватывал страх.

Кроме того, готовились выборы в Верховный Совет СССР по только что принятой конституции, которая позволяла невероятное: выбирать одного из нескольких кандидатов…

«Сталин – человек, который работал, не обдумывая свои шаги и их последствия. Платил всегда кто-то другой, – отмечает О. Хлевнюк. – Как все диктаторы, Сталин был импровизатором, потому что диктатору легко импровизировать. Давайте попробуем. Миллион погибнет? Не страшно, попробуем. В одной из своих речей он так и говорил: главное – революционный натиск, а там посмотрим».

После года репрессий во многих сферах стало некому работать. И в ноябре 1938 года по приказу Сталина «операции» НКВД поутихли, Ежова обвинили в «перегибах» и расстреляли.

А через год на съезде Коммунистической партии вину за террор 1937-1938 годов свалили на… «советских граждан». Мол, если бы не писали доносы, то и репрессии не достигли бы таких масштабов.

Страница из блокнота Ежова с информацией о задержанных на 1 февраля 1938 года.

Система развалилась после смерти Сталина

Как только Сталина не стало, созданная им система развалилась за считанные месяцы, отмечает О. Хлевнюк. Причем развалили ее соратники Сталина. Они и раньше видели, что система не работает, а теперь пришли с готовыми программами и реализовали их.

Но, несмотря на все развенчания «культа личности», количество жертв советских репрессий до сих пор неизвестно. Потому что архивные дела засекречены, архив КГБ закрыт и публикует только то, что захочет.

В СССР с 1930 по 1953 годы было вынесено около 20 миллионов приговоров к тюремному заключению, плюс около 6 миллионов крестьян-«кулаков» было отправлено в ссылку, плюс около 800 тысяч человек расстреляли. Получается, от 25 до 27 миллионов репрессированных, говорит О. Хлевнюк.

Сколько людей было репрессировано в Беларуси?

Часто звучит цифра 250 тысяч – исходя из числа осужденных по 14 политическим статьям («контрреволюционные преступления») советского Уголовного кодекса. Близкую цифру в 2017 году озвучил беларуский КГБ: около 235 тысяч человек. Однако здесь не учтены раскулаченные и высланные по административным делам. Между тем, в 1930–1952 годах из БССР выслали от 120 до 140 тысяч крестьян (25–29 тысяч семей).

По исследованию Юлия Королева (Юлий Королев. «О реальных масштабах сталинских репрессий». Arche № 5/2014), жертвами советских репрессий до 1950-х годов стали от 465 до 535 тысяч беларусов. Королев подсчитал и общую численность расстрелянных: это 45–50 тысяч человек.

В СССР сажали за самовольную смену работы. Что?!

Беларуских крестьян «раскулачивали» и высылали в Сибирь и среднеазиатские степи с семьями. Но старикам детям до 10 лет иногда «разрешали» остаться. Это также жертвы политических репрессий, их тоже нужно учитывать при будущих подсчетах.

Кроме того, Королев упоминает «лишенцев» конца 1920-х – это около 150 тысяч беларусов: шляхта, «нэпманы», банкиры, монахи… Им не платили нормальную зарплату, не брали на хорошие должности, их детей не принимали в школы. (Жизнь лишенцев описана в романе Айн Рэнд «Мы живые».)

Картина Василия Точилкина «Лишенцы», 1928 год.

Также в число жертв политических репрессий не вошли те, кто был осужден за опоздания, прогулки, самовольный переход на другую работу. В СССР до 1956 года за это попали в тюрьмы и на исправительные работы 18 миллионов человек, а в Беларуси – десятки тысяч людей.

Что такое советское счастье

Ирина Романова во время интервью с детьми репрессированных заметила: люди живут почти в землянках, но не хотят ничего менять: «Мы столько лет скитались без дома, а этот дом наш, мы построили его, когда мама наконец вернулась».

Они не знали родительской заботы, семейного уюта, их детство было борьбой за выживание.

«Мама не могла понять, как это людям важно лучше одеться, лучше поесть, – она не понимала этих людей. Люди на Охтоме умирали и не видели этого… И мы жили на бульончике: вода и картошка в нем. Мама не понимала, что можно добавить лук, морковь…»

Жилище депортированных в Сибирь. Этнографический музей Литвы.

Советская система не была способна дать своим гражданам полноценную жизнь. Она была плохо организована, и ее посредственные руководители, чтобы оставаться у власти, держали граждан в состоянии «винтиков» – бездумных исполнителей приказов. А чтобы человек не требовал уважения к себе, не хотел развития и самореализации, его лишали даже базовых потребностей – сытости и безопасности. Создай ад на земле, а потом немного отпусти – и все будут счастливы.