Немецкий фотограф Питер Бялобжески приезжал в Минск со своими студентами из Бремена. В апреле они делали проект о нашем городе. В это же время Анна Карпенко поговорила с Бялобжески о том, что Минск – это не постсоветский город и молодежь у нас очень прогрессивная.
«Мы собирались в Турцию, но оказались в Минске»
– Что за дороги привели вас со студентами в Минск?
– Ну, это «чистая демократия». Мы, вообще-то, собирались в Турцию. Но из-за политической ситуации университет, который нас приглашал, сказал, что не может работать с западными художниками, потому что они, как правило, делают что им захочется.
Политическая ситуация в Турции довольно напряженная, поэтому географию поездки мы должны были изменить. Мы повесили карту, и каждый предлагал страну, аргументируя, почему мы должны туда поехать. Одна наша студентка из Минска – она и предложила выбрать Беларусь в качестве новой точки путешествия. Но все остальные предложения были, конечно, более доступны, чем Минск.
ПИТЕР БЯЛОБЖЕСКИ
фотограф
– Какие были аргументы в пользу Минска?
– Практически все сошлись на том, что когда вы живете в Западной Европе, то за 30 евро можете долететь до Вильнюса или Риги, и каждый может сделать это самостоятельно. Но вы не проделаете такого трюка с Минском. Поэтому мы решили объединить усилия (смеется).
– Да, вроде бы Европа, но все еще труднодоступная...
– Это нас и привлекает. Не так много людей в Западной Европе имеют представление о Минске. И, конечно, существует множество предрассудков о том, что это вообще за город. Мы тоже, можно сказать, слегка тревожились, что увидим здесь. Вам достаточно открыть «Википедию», чтобы узнать, что есть список городов, где вы рискуете испытывать постоянный прессинг. Но на деле все оказалось совершенно по-другому. Мы чувствуем себя абсолютно расслабленно.
– Возможно, потому что не живете здесь? Связать постсоветский контекст с положением «в центре Европы»...
– Со своими студентами мы выбираем как раз места, интересные и противоречивые с точки зрения контекста. Каждый из студентов выбрал свою тему, кто-то снимает портреты, кто-то делает проект об агрогородках. Затем мы издаем книгу по итогам проекта. И делаем выставку в Бремене. Надеемся, покажем проект также и в Минске на Месяце фотографии в следующем году.
«Минск – это не постсоветский город. Большинство людей очень прогрессивны»
– Что вы увидели в Минске?
– Много эклектичности и противоречивости – мне это всегда интересно. Я изучаю каждый город с этой точки. Меня интересуют красивые картинки, каким образом в пространстве города создается та или иная идентичность. И Минск в этом плане очень разнообразен.
Показывает фото с билбордами и автобусной остановкой, где западная реклама встречается с социалистическими слоганами и наивными изображениями дельфинов.
Таким образом, картинка начинает работать в абстрактном смысле. Каждый элемент отличается. С другой стороны, это, конечно, семиотичность изображения.
– Вы увидели Минск как постсоветский или европейский? Каким он предстал?
– Термин «европейскость» слишком размыт. Потому что все говорят о великом разрыве между странами после Второй мировой войны, когда география Восточной Европы была переопределена, перекроена.
Изначальная идея европейского города – буржуазный город. Например, Париж. А вот Берлин совсем другой. Это совсем не буржуазный «европейский» город. Это город, в котором все куда-то идут и никому до тебя нет дела.
Я думаю, что Минск – не постсоветский город. Потому что большинство людей, которых я встретил, очень прогрессивны.
Но очевидно, что для правительства все еще актуальна любовь ко всему советскому. К примеру, вы можете купить марку с портретом Сталина (смеется).
Но складывается ощущение, что молодым людям нет до этого дела, потому что они заняты своими интересными проектами. Они делают селфи на Линии Сталина и игнорируют все остальное.
А вот то, что люди не коммуницируют, не обращаются друг к другу в метро, мне показалось очень интересным. Они просто вежливо и тихо стоят, пока кто-то не захочет войти или выйти. Понимаете, все так безмолвно. То есть они реагируют друг на друга, но при этом как бы не признают друг друга как участников одного публичного пространства.
Мое путешествие в Минск – это формат быстрой интервенции в город, когда ты окунаешься, не имея понимания и предрассудков. И для фотографа это всегда вызов, потому что твоя свобода выражения ограничивается вызовом самого контекста. Для меня город сам по себе и есть причина, по которой я берусь за тот или иной проект.
– Иными словами, архив города через фото.
– Да, именно. Несколько лет назад мы были в Афинах как раз во времена финансового кризиса. И я делал афинские дневники. Затем журналистка из крупной немецкой газеты взяла у меня интервью. Получается, они дали мне целый разворот, чтобы рассказать афинскую историю, не ангажированную политикой того или иного медиа.
«Художник – это концепт. Недостаточно уметь делать красивые фото»
– Фотография сегодня, в эпоху «цифры», принципиально меняет свой статус? Вы пришли в фотографию из социологии в то время, когда господствовала аналоговая печать.
– Да, я слишком стар (смеется). На мой взгляд, что-то принципиальное с приходом «цифры» в фотографии не поменялось, несмотря на то что многие это активно обсуждают. С одной стороны, чтобы получить необходимое фото, существует множество ступеней, на которых вам необходимо контролировать себя даже технически, – сейчас вы можете сделать фото, используя собственный смартфон.
– Я имею в виду, что собой представляет сегодня фотограф как художник?
– Художник – это концепт. Недостаточно уметь делать красивые фото. Так же, как с языком: разве достаточно уметь произносить красивые фразы, чтобы написать роман? Очевидно, что нет. Это всегда основано на некоторых целях. Поэтому проекты, которые делаем мы, – это о коммуникации, о некоторых концептах, которые представлены в социуме.
– О какого рода коммуникации? С изучаемым контекстом, со зрителем?
– Да, когда вы смотрите на что-то. Мы здесь, конечно, говорим об ограничении «западного взгляда». Много говорят, что фотография – это больше про журналистику, фиксация событий, – или про искусство.
Но мне не нравится ни один из этих терминов. Потому что я рассматриваю фотографию как форму культурной практики, как, к примеру, литература, или театр, или писательство. И любые подобные формы практики – это своеобразная рефлексия культуры по поводу самой себя.
Десять лет назад документальная фотография была очень популярной. Но сегодня эти границы между отдельными видами просто стираются. Даже такая авторитетная и довольно консервативная организация, как WPP (World Press Photo), переизобретает себя.
«Если интернет в вашей стране не заблокирован, то ничто не мешает вам учиться»
– Вы говорите о том, что границы стираются, но социальные и геополитические границы остаются. К примеру, насколько легко белорусскому фотографу попасть в списки номинантов WPP? Как быть частью глобальных фотособытий?
– Зачастую центрирование истории фотографии на таких странах, как Франция, Германия, Англия или США, связано с более ранним появлением технических средств изготовления не только фотографий, но и фотокниг. То есть самой индустрии.
Но сегодня я узнаю о фотографах в Минске, в частности об Андрее Ленкевиче, от своего друга-куратора из Берлина, который просто делится этим контактом. То есть сегодня это больше вопрос нетворкинга и связей, чем технических и индустриальных новаций.
В эпоху Глобальной сети у вас по определению есть возможность быть включенным куда угодно и рассказать о себе. Интернет в этом плане дает возможность не слишком видимым стать видимыми и даже известными.
– Вы как художник и как профессор, имеющий целый пул преданных учеников, определили, какая из профессиональных граней оказывается приоритетной? Насколько преподавательская деятельность важна для вас как художника? В Беларуси, к примеру, нет высшей образовательной институции, которая готовит фотографов как художников, а не репортеров.
– Мне кажется, искусству научить невозможно. Вы не можете научить «отношению». Здесь важнее дать молодым людям возможность понять, кто они и что им интересно.
Я верю в то, что каждый имеет потенциал стать «великим художником». Потому что у каждого из нас своя уникальная ДНК. И если вы посмотрите на окружающий мир, то в нем тоже нет ни одной одинаковой вещи. Это конечно, не гарантирует того, что ваше искусство будет дорогостоящим и признанным. Но ни один предрассудок не может помешать вам видеть мир своим уникальным способом.
– Но как быть с самим социальным контекстом, кризисом институтов, когда талантливых людей много, но среда не способствует развитию их талантов? Потому что зачастую им просто негде учиться.
– Безусловно, среда и контекст имеют значение. Но если интернет в вашей стране не заблокирован, как, к примеру, в Китае, то ничто не мешает вам учиться. Множество фестивалей предлагают открытое участие. И я уверен: если вы приезжаете со своим хорошим портфолио, никто не скажет вам «мы не возьмем ваши работы, потому что вы из такой-то страны». Все непросто, но это вопрос мужества и терпения.
– Да, но ведь нужно хорошо понимать, что сделали до тебя, чтобы не создавать «новаторские проекты», которые уже были, к примеру, в Германии в 90-е годы. Как не быть локальным? И расширить свой взгляд?
– Само понятие локальности крайне неточное. К примеру, у вас есть фотограф Максим Сарычев, который снимает проект о репрессиях, эта тема вполне интернациональна.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Ну а была бы еврейская, то он только на израильского фотографа мог претендовать?
В ситуации, когда можно улыбнуться или поржать, Вы выбираете третий вариант - нацедить стаканчик желчи.
Улыбайтесь почаще!
Бред. Во всех странах, где доводилось пользоваться метро, люди вели себя одинаково. Минск, в этом, ничем не отличается.
Возможно, в Бремене дела обстоят по-другому. Не была, не в курсе)))
Он просто отметил это, как особенность. Не обязательно плохую или хорошую.