«Я в письмах объясняла, почему так себя вела». Минчанка о том, как строила онлайн-отношения с бразильцем с психическим нарушением

– Мы с Лукасом познакомились полтора года назад на сайте по изучению иностранных языков. Он из Бразилии. О том, что у него синдром Аспергера (такие люди называют себя аспи), я узнала в процессе общения, но меня это не оттолкнуло. Аспи – люди с нарушениями психического развития. Их поведение можно сравнить с поведением аутистов, но психиатры до сих пор не могут однозначно определить, это неврологическое отклонение или разновидность аутизма.

Мы сошлись на общих интересах – это музыка, астрономия. Например, в детстве я хотела стать астрономом, а он учился на астрофизика и уже работал в этой сфере. И еще мы оба интроверты, поэтому я его хорошо понимала, когда у него были сложности с общением или неудачные дни и он из-за этого переживал либо когда ему хотелось побыть одному. Я нормально к этому относилась. И он действительно стал для меня близким человеком.

Месяц мы просто переписывались и разговаривали по скайпу, общались как друзья, а потом я написала что-то такое шутливое, с намеком на романтические отношения, и в первый раз увидела его другим. Он очень резко отреагировал и сказал, что больше не хочет со мной общаться.

Я попыталась объяснить, что это была просто шутка. Мне пришлось писать ему длинное сообщение с пояснением, почему я так пошутила и что имела в виду. И только после этого он сказал: «Я действительно был дураком, не так тебя понял, но, наверное, уже поздно и ты после такого сама не хочешь со мной общаться».

После этого случая мне стало ясно, что он непростой в общении. И потом он рассказал о своей проблеме. Диагноз «синдром Аспергера» моему другу поставили в детстве, после смерти матери, – тогда он испытал сильнейшее потрясение.

Асперы не умеют интерпретировать эмоции и чувства других, им нужно постоянно это объяснять, поэтому для друга я писала большие письма с объяснением своего поведения, эмоций или чувств – он их просто не понимал.

Очень важно, чтобы у аспера был близкий «нормальный» человек, который всегда сможет объяснить, что значит та или иная ситуация и как люди обычно в ней поступают. Если у человека вовремя был выявлен и своевременно скорректирован синдром и если психиатр ему подробно объясняет психологию «обычных» людей – аспер может нормально социализироваться, и его физическое и психическое состояния сильно не страдают.

Еще одна главная особенность людей с синдромом Аспергера в том, что они могут внешне казаться очень отстраненными и холодными, и у них периодически случаются особые состояния – мелтдауны или срывы, – когда они вообще перестают реагировать на внешний мир. И, по словам Лукаса, он в такие моменты  «превращается в камень», полностью уходит в себя, и это может длиться много часов или даже дней. Он очень сожалел об этом, но контролировать не мог.

Стрессовые ситуации для него – это сложности в общении и понимании других, перегруз на работе. Он говорил, что когда у нас будет встреча в аэропорту, то не сможет ни спать, ни есть. Говорил: «Я буду переживать, что упаду в обморок».

Если Лукас понимал, что накосячил с эмпатией, что должен был поддержать меня, но не смог, – в общем, если он что-то не так сделал, – сразу убегал от ответственности. Я его очень поддерживала во время кризисов и всегда пыталась понять, но эти эмоциональные «качели» давались мне тяжело. Так было на протяжении всего нашего общения. 

Для бразильцев асоциальное поведение – странно, потому что почти все они жизнерадостные и постоянно улыбаются. О своем диагнозе Лукас говорил только близким людям: родственникам, лучшим друзьям и мне. Коллеги об этом не знали – думали: ну, какой-то странноватый, фрик, сам в себе. У него были такие шутки, мол, да, в Бразилии все улыбаются, кроме меня. Но еще я могу сказать, что он довольно общительный, ведь эта культура все равно на нем сказывается.

Когда у него не было кризисов, он понимал меня как никто другой. Его интересы, интеллект и внутренний мир во многом были схожи с моими. Это манило и притягивало, как черная дыра. 

До меня у него были отношения с девушками в обычной жизни. Первые длительные отношения у него были в 17 лет. Для него важно, насколько хорошо с девушкой можно взаимодействовать и будет ли она ему верна.

Синдром Аспергера не лечится, но его можно корректировать медикаментами, и очень важно, чтобы аспи был готов меняться сам. Наблюдаться у психиатра они должны постоянно.

 
КАК МЫ ПЫТАЛИСЬ ВСТРЕТИТЬСЯ

Мы ни разу не виделись, но часто планировали встречу. Все откладывалось – в университетах Бразилии неожиданно начались массовые забастовки.  Из-за этого срок окончания обучения Лукаса сдвинулся. И в итоге получалось, что он смог бы ко мне приехать чуть ли не в 2019 году, хотя сразу мы обсуждали текущий или следующий год.

Иногда я чувствовала недостаток эмпатии с его стороны. Если он испытывал страх или неуверенность, то был неуклонен в своем стремлении воздержаться от общения со мной на какое-то время или полностью его прекратить, чем очень ранил. Мне приходилось часто объяснять, что я имела в виду, что я чувствовала, что он много для меня значил и что я хочу общаться с ним несмотря ни на что. Такие болезненные эмоциональные качели случались очень часто.

У нас были планы насчет совместной жизни, насчет того, кто первый к кому поедет или лучше все-таки встретиться в Европе. Обсуждали, что будет, если я захочу остаться в Бразилии, и как это документально оформить.
 

ПОЧЕМУ И КАК МЫ РАССТАЛИСЬ

Окончательное решение о расставании было за ним. Мы сходились, расходились, но понимали, что друг без друга тяжело. Мы живем в разных странах, и все время вставал вопрос, что делать дальше. Я этим жила, и для него это тоже была важная часть жизни, потому что в момент нашего общения я была ему близким человеком.

Со временем мы эмоционально сильно выгорели, и нужно было срочно что-то решать со встречей, дальше развивать отношения. Понять, сможем ли мы с ним что-то построить. Все затягивалось. Я замечала его пессимизм, увядание, и отношения стали сходить на нет. Он понимал, что не потянет эту ответственность, и начал сливаться.

Последней каплей стало то, что он в этот важный момент ушел в себя на несколько дней. Это не была ссора, мы просто разговаривали о будущем. У него еще в то время были проблемы с работой. Он ушел в себя и долго не выходил на связь.       

Я ему пишу: «Ты даже не подумал про меня, а я твой близкий человек. Неужели ты все это время не хотел позаботиться и спросить, как я? Может, у меня проблемы? Может, мне было плохо без тебя?» А он отвечает: «Как-то у нас с тобой все сложно выходит. Знай, что я всегда тебя буду любить, но встретимся мы не в этой жизни, каждому из нас надо идти дальше».
 

Я его отпустила с облегчением, но по-прежнему часто о нем вспоминаю, особенно когда тяжело и нет поддержки. Не хватает тотального взаимопонимания, чувствования друг друга, которое было с ним. Но это был его выбор.  

Я в этих отношениях очень много тянула на себе, потому что все время пыталась ему объяснять, что чувствую, чтобы он правильно меня понял. Я ему часто говорила, что «я для тебя как нянька, и мне это надоело, я очень хочу преодолеть сложности и попробовать быть вместе».

Возможно, ему не хватило больше уверенности в своих силах, стержня, и у него не было ресурсов решать эти проблемы. Вначале на запале я его поддерживала, но проблема в том, что такая сильная поддержка нужна была ему постоянно.  

Через несколько месяцев после нашего разрыва я в фейсбуке увидела информацию о том, что он начал встречаться с девушкой. С того момента мы ни разу не списывались, никак не контактировали.