«Моя психушка»: минчанин случайно стал пациентом Новинок и написал об этом книгу

«Пробитые соски и красный ирокез – стоит провериться» 

– Мысли написать книгу у меня не было никогда. Мелкие рассказики, какие-то повести, статьи, обзоры всегда были. Но только сейчас я начал воспринимать писательство как настоящее занятие и способ заработка.

Дмитрий: «Я уже задумался, о том, чтобы сделать трилогию. Вторая книга начата, у нее даже есть рабочее название “Ни там, ни здесь”. Она будет описывать следующие после психушки полгода моей жизни, которые я провел в Азии». 

После психушки я полгода жил в Азии. Именно тогда и взялся писать. Получается, что отправной точкой стала не психушка – она просто выбила из колеи, – а то, что я без знания языка на долгое время оказался в чужой стране. Так получилось, что в один момент меня уволили исподтишка и мне нечем было заняться. Поэтому с утра до ночи я наслаждался видами и писал книгу. 

Началась вся история с пробитых сосков. Я пришел в военкомат, и они не понравились психиатру, остальные врачи ставили безотказную годность. Причем на татуировки никто не обратил внимания. После череды проверок в разных инстанциях меня направили в Новинки. 

На самом деле, почему так вышло, я не знаю. Наверное, у них есть какой-то свод правил, касающийся в том числе и внешнего вида. Выглядел я тогда немного по-другому: красный ирокез, много нашивок и рваного, в кедах отваливалась подошва, причем уровень дохода позволял выглядеть хорошо. Скорее, это было юношеским максимализмом. 

Но вести себя я всегда стараюсь вежливо и культурно. Мне уж точно не хотелось оказаться в замкнутом пространстве, где подавляют свободное волеизъявление и заставляют выполнять приказы. 

Дело в том, что призывников отправляют в специальное отделение, где нет строгого режима. Насколько я знаю, там персонал закрывает глаза на многие вещи, которые в таких учреждениях запрещены. Но я опоздал на час к моменту сбора. 

Пока добрался, места в отделении для призывников кончились. Предложили полежать в отделении для наркоманов, алкоголиков и суицидников или вернуться через две недели. Но у меня на руках уже были билеты за границу, так что я согласился остаться. 

Тем более на приемке и не было ничего такого, что бы насторожило: доктора и медсестры вели себя корректно. А когда мы попали в отделение и дверь закрыли на ключ, стало понятно, что это не просто больница.

«Раз нас сюда положили, значит, мы этого заслуживаем»

Курить и даже ходить в туалет можно только по расписанию. Причем время на это часто сокращали. В палате не было розеток и жутко воняло. Спасало только то, что меня окружали ребята, которые оказались в такой же ситуации, что и я. 

Остальные пациенты в основном находятся под действием сильных лекарств. Ведут себя спокойно и адекватно, часто даже не понимают, где они. 

Недавно под одним из моих интервью появился комментарий: «Да был я в этом отделении. Все там нормально. Непонятно, что человек описывает, зачем гонит?» На самом деле целая глава в книге посвящена тем людям, которые считают, что это нормально. 

Они принимают систему вынуждения как должное. Отсюда и спокойное отношение к работе на заводе за 300 рублей. Молодые парни, мои ровесники, попадают в психушку и воспринимают те условия жизни без возражений: а что не так? Раз нас сюда положили, значит, мы этого заслуживаем. 

Книга вышла в издательстве «Ковчег». Дизайн обложки сделала художница Алеся Исса. 

На самом деле конкретно в этом отделении тех, кто не нуждается в подобных мерах, большинство. Как с наркоманами поступают в развитых странах? Их пытаются адаптировать в обществе: объяснить, почему важно работать, помогают найти увлечение, да даже друзей. У нас же – просто изолировать. Единственная цель – унизить, оскорбить, отстранить от себя, но никак не понять. 

Поэтому лечение настолько неэффективное. А ведь на это уходят огромные деньги. Наши налоги. 

Зачем содержать парней, которые один раз «заторчали» на чем-нибудь? Значительная часть населения в возрасте от 16 до 20 пробует хоть раз что-то запрещенное. И некоторые из них оказываются там по сути случайно. Хороший психиатр за одну беседу может выяснить, у кого есть зависимость, а у кого нет. Тогда кому нужна эта формальность? А ведь это вода, постельное белье, услуги обслуживающего персонала… 

Есть и другие крайности. Человек в цеху на станке случайно режет руку вдоль, по венам. И его на три месяца отправляют в психушку как суицидника. Он пытается доказать, что это случайно. На что ему говорят: если мы отправим тебя на больничный, его придется оплачивать полностью плюс компенсировать затраты на лечение травмы, ты лучше пока тут полежи. 

«Для меня каждый час был открытием. Неприятным» 

Книга не о психушке, а о судьбах людей, политике, экономике и восприятии жизни. Новинки – это просто место действия. Все построено на алкоголе и политике. Любой вывод, что нужно что-то делать, может в нашей стране быть воспринят как попытка экстремизма, так что суть– между строк. Это как в старом анекдоте, где белоруса вешают, он подергается, но выживает со словами: «Сначала было цяжка, а потом прывык». 

Дмитрий: «Некоторые мне говорили: у тебя в книжке смешные рассуждения про политику и экономику, это же и так понятно. Если понятно, почему об этом никто не говорит?»

Как все любят говорить: недовольство растет. Смешно! Оно постоянно падает! Все уже настолько смирились, что никто ничего делать не будет по крайней мере ближайшие лет 20. 

Практически каждая сфера деятельности белоруса – это психушка. Аналогии можно приводить бесконечно. Если на улице ты закрываешь на что-то глаза, проходишь мимо, то в психушке такого выхода нет, поэтому восприятие проблем обостряется. 

Книга в первую очередь для тех, кто далек от всего этого. Я раньше ничего не знал о психушке, и каждый день, да что там день – час был для меня открытием. Не самым приятным. Да даже то, что все процедуры нам сделали за три дня, а остальное время просто держали взаперти, разве не показатель? Или то, что персонал значительную часть работы сваливает на пациентов, а те и рады стараться, лишь бы на улицу раз в несколько дней выйти? 

Два дня у меня ушло на адаптацию: я просто не понимал, как такое возможно. А потом нашел способ вносить привычные мне вещи в ту жизнь.  

Через неделю перестаешь верить всем. У наркоманов одна и та же история. У меня умерли мама-папа, дай мелочь, нужно съездить на поминки, с медсестрой я договорился. Зачем им деньги в закрытом отделении, непонятно. У алкоголиков другая песня – была жена, дом, дети, жена ушла. Дом пропил, дети отвернулись. А суицидники вообще необщительные.

PART III. НИ РАЗУ НЕ САНАТОРИЙ
отрывок из книги «Моя психушка. Made in Belarus» 

Республиканский центр психического здоровья занимает большую территорию на улице Долгиновский тракт. Внешняя структура и планировка сильно впечатлили. Можно смело назвать Новинки целым районом со своей инфраструктурой между городом и поселком. 

Он имеет внутренние дворы практически возле каждого отделения, все дороги и тротуары продуманы и связаны между собой, видел только один магазин на территории, говорили, что их около пяти. Было всего несколько тупиковых направлений, и, на мой взгляд, они задумывались как место для отгрузки предметов первой необходимости, например постельного белья и медицинских расходных материалов, так как в тупиках можно увидеть большие двери, напоминающие ворота гаражей для грузовых машин. Основные проходы просматриваемых мест были хорошо расчищены и убраны от мусора, который встречался только около лавочек и беседок. Мест для посетителей на открытом воздухе более чем достаточно. Урны стояли повсюду. Некоторые отделения огорожены еще одним забором внутри основного и перекрыты сверху колючей проволокой. 

Незадолго до «прописки» в РЦПЗ понял, что не могу себе позволить оказаться в ограниченном пространстве, не зная, чего приблизительно от него ожидать. Оказалось, никто из знакомых в Новинки не попадал, хотя далеко не один находился в психиатрических больницах в разное время. 

Уже после выписки нашелся не просто приятель, а близкий человек, который из-за своих взглядов по решению справедливого и беспристрастного белорусского суда был некоторое время в Новостях, а позже в Гайтюнишках – психиатрической больнице закрытого типа. Еще больше удивился, когда выяснилось, что он лежал в том же отделении, в которое попал я. Толку от встречи с ним на тот момент не было, разве что приятно пообщались и поделились неизгладимыми впечатлениями. 

Все лежавшие в психиатрических больницах в один голос заверяли, что там можно поправить здоровье, мол, хороший режим сна и отдыха, познакомиться с разными людьми, с которыми в дальнейшем можно поддерживать связь, кормят неплохо, а в свободном выходе для лиц на осмотре, то есть призывников, проблем нет, они же не пациенты. Никто из этих людей так же, как и я, намеренно не косил от призыва к срочной службе, но по тем или иным причинам попал в подобные учреждения для обследования. 

Был только один человек, которого военкомат направлял в психбольницу несколько раз по причине ежегодного изменения списка диагнозов с графой негодности. Он направлялся в дурдом, комиссия проводила оценку и делала вывод о невозможности несения воинской службы, а в следующем году приходила очередная повестка. Однако в военном комиссариате выяснялось, что с предыдущим диагнозом он может подметать тротуары и саперной лопаткой расчищать место под бордюры, хотя, если хочет попытать счастья на очередной профнепригодный диагноз, может лечь на обследование еще раз для установления годности в текущем году. В большинстве своем люди получали ответ при первом обследовании в психиатрической больнице. В любом случае такая добровольно-принудительная мера не должна быть нормой в цивилизованном обществе. Хотя кого это е***т в процветающей Беларуси последних двадцати лет? 

Первый день в санатории показался мне не таким радужным, как его описывали врач и несколько знакомых, лежавших в других учреждениях психиатрии, например на улице Бехтерева. Если это и можно было окрестить пансионатом бесплатного государственного содержания, то с большой надписью на железных дверях с тремя замками – строгий режим. Постараюсь быть максимально последовательным. 

Приемное отделение. Звонок и железная дверь. Вошел. Вроде как все не так плачевно, ну подумаешь психиатрия. По дороге встретил хорошего белорусскоговорящего парня Ваню, с которым мы и сидели в этом отделении, ожидая неизвестного. Найти приемную непросто, от основной проходной необходимо пройти еще около 100 метров вдоль высокого забора. Медики занимались своими делами, и им не было дела до призывников. 

Через каждый небольшой промежуток времени к дверям подъезжала скорая без световых и звуковых сигналов. Один раз пациент вышел из машины на своих ногах, еще в нескольких случаях наблюдал, как два человека, одетых в медицинскую форму, заносят кого-то на носилках. Регистратуры и справочной не было, большое фойе наполовину заполняли сваренные между собой арматурой неудобные пластиковые кресла и несколько лавок, а справа находилась стойка с дежурным персоналом. Подойдя к ней, мы даже не успели поздороваться: 

– Да, именно оттуда! – бодро и в хорошем настроении ответил я. Радоваться было нечему, об этом мы узнали спустя минут сорок. 

– Давайте документы и ожидайте, – ответил еще более раздраженный голос. 

Ваня предложил присесть в кресло. Он был неразговорчив, но я вытянул из него некоторую информацию: в Новинки попал впервые, хотя до этого был на обследовании от военкомата в областной психиатрической больнице, приписанной к населенному пункту его проживания. Разговаривал на белорусском языке, однако проскальзывали отчетливая трасянка и местечковые слова, так что речь не всегда понималась. Переспрашивать было неудобно, поэтому все, что я от него узнал, – это место работы на заводе, стремление переехать в большой город и то, что волноваться не нужно, дурдом для призывника действительно дело неприхотливое, все здесь легко и просто. 

– Рябков! – раздался крик дежурной. 

– Гэта, напэўна, мяне, – сказал Ваня и продолжил сидеть, уставившись в телефон. 

– Рябков, подойдите! – кричали так, как будто помещение намного больше реального, с явным оттенком недопонимания, почему никто не появляется в зоне видимости. 

– Рабкоў. Маё прозвiшча Рабков, – негромко и отчетливо заметил Ваня, встал и направился в сторону медсестры. По выражению лица было заметно, что ей было абсолютно плевать, как правильно произносится фамилия. 

Прошло около получаса. Ваня скрылся в неизвестном направлении темного коридора, а мне ужасно хотелось курить. Зашел за железную дверь в надежде попасть на крыльцо, но услышал от сотрудника приемного отделения резкое «нет». Каждый входящий нажимает звонок, ожидает, и, когда оказывается внутри, за ним затворяют дверь на засов. По правилам выйти уже нельзя. Подумал: чего уж там, можно и перебиться пару часов. 

Вальяжно перекидывая ноги, продолжил наблюдать за постоянно бегающими медиками и скорыми, привозящими пациентов. Большую часть времени в фойе на приемке были только две медсестры. Помимо приезжающих скорых изредка видел врачей, но они не задерживались и проходили мимо, кивая дежурным головой в знак приветствия. 

– Заплешников! – не так громко, как при вызове Вани, произнесла медсестра. Я быстро подошел к стойке, ответил на несколько вопросов о данных тела (рост и вес), после чего меня отправили в узкий коридор в первую дверь слева. 

Постучался и зашел в ничем не примечательный кабинет. Кроме большого окна с решеткой, пожелтевшей от времени раковины, стенда с папками и стола с раскрытым журналом, там ничего не было. Даже отверстий для карниза. Значит, шторы или жалюзи не предполагались. 

Кабинет был открыт, однако врач лет тридцати вошел только через несколько минут и отметил, что хорошо, что я зашел, не дождавшись разрешения, потому как многие блуждают по коридору и теряют много времени, не находя нужную дверь. Снаружи действительно было темно от стойки дежурных вдоль прохода и до еле виднеющейся последней двери (может, так и задумано). Ручку для записей в журнал врач достал из наружного кармана и стал спокойно говорить, задавая вполне обычные вопросы: 

– Вы нормально себя чувствуете? 

– Да. Только голова немного болит, это, скорее всего, от волнения. 

– Не было незафиксированных сотрясений мозга? Как часто у вас болит голова от переживаний? 

– Я имею в виду, что не выспался, боялся, что опоздаю, поэтому волновался. Нужно было к восьми, успел приехать только в девять. А так нет, нечасто болит и общее самочувствие почти всегда нормальное. Сотрясений не было… 

Мы говорили около десяти минут. Врач был любезен, вежлив и задавал вопросы в разговорной манере так, чтобы я чувствовал себя комфортно. У него хорошо получалось. Последние вопросы были про алкоголь, курение и наркотики. Я приврал, сказав про негативное отношение к первому и последнему.