Первого ребенка Дарья Альперн-Катковская родила в 2006 году в Минске, второго – в 2016-м в Вильнюсе, третьего – в ноябре 2020-го в Израиле (тут она и живет со всей семьей). Мы попросили Дарью сравнить впечатления.
Даша, ее муж Сергей и малыш Ариэль. Ноябрь 2020 года, второй день после родов.
Беларусь, 2006 год: «Такое ощущение, что ты сидишь в тюрьме, такой специфический вид изнуряющего одиночества»
– Минск забыть невозможно, хоть это и было 14 лет назад. Было такое ощущение, что вышла из тюрьмы, где провела 8 суток. Как говорится, спасибо, что живой. После этих родов я больше не хотела рожать в Беларуси, что, в общем-то, себе и провернула.
Первые роды закончились экстренным кесаревым. Как оказалось, это были и самые неприятные роды из трех.
Мне было 23 года, я не была готова к тому, что у меня может быть кесарево, я вообще не рассматривала этот вариант. Но роды были простимулированы, рождением они не закончились, поэтому сделали кесарево. Мне сложно обсуждать медицинские решения, но был момент давления, запугивания. Теперь я понимаю, что в Израиле роды никто не стимулирует – в такой ситуации местные врачи поступили бы по-другому.
Мне ребенка показали, но в следующий раз я его увидела через 1,5 суток, причем мне пришлось приложить усилия, чтобы забрать его к себе. Персонал постоянно контролировал, чтобы не клала ребенка к себе в кровать, чтобы ребенок все время был в кювезе, приходили и рассказывали, как я должна делать.
Про грудное вскармливание никто ничего не рассказывал, зато грудь расцеживали – это почти так же ужасно, как боль после кесарева. Было ощущение, что я не могу отказаться. Если я начинала отказываться или спрашивать «почему», «как», «что», меня сразу начинали давить и стыдить. Все время было ощущение, что я ниже по рангу и по статусу, что задавать вопросы – это плохо.
Я чувствовала себя маленькой, потому что за вопросы ругали. На вопрос «Что вы сейчас будете делать?» обычно отвечали: «Вы что, врач?» В Израиле на вопросы совсем другая реакция: «Ой, вам интересно? Сейчас расскажу!»
Кстати, после кесарева мне впервые разрешили поесть через 2,5 дня.
Одна моя клиентка (Дарья занимается психологической консультацией. – Ред.) рассказывала, что, когда она была беременна и ходила в женскую консультацию, представляла, что поликлиника – это какое-то языческое божество, которое нужно эмоционально задобрить, нужно принести жертву и только потом идти. Это было отчасти в шутку, саркастически, но это очень похоже на ощущение от белорусской медицины того времени.
Я помню, как ходила к врачу во время беременности и у меня был стресс, что меня будут ругать за что-то. Чувствуешь себя подчиненной в этой системе.
Когда я родила первого ребенка, у меня было какое-то безумное одиночество, отсутствие поддержки. Приходили патронажные медсестры и врачи, которые не помогали, а как будто контролировали. И мне казалось, что с рождением ребенка наступила какая-то другая эпоха и ее нужно пережить.
Восемь дней ко мне не могли прийти родственники, я могла только выйти в коридор и забрать пакетик. Такое ощущение, что ты сидишь в тюрьме, такой специфический вид изнуряющего одиночества.
Конечно, дело еще и в возрасте, в отсутствии опыта, но все-таки система не настроена на то, чтобы тебе помочь; она, скорее, настроена тебя проконтролировать, снять с себя ответственность за что-то.
Белорусской системе родовспоможения не хватает человечности. Я думала про плюсы, но не смогла ничего придумать. У системы, наверное, плюсов нет, к сожалению. Есть хорошие врачи, есть хороший медперсонал, но это в большей степени как противодействие этой системе, потому что все равно все очень запротоколировано. Нет ощущения правосубъектности, ты рассматриваешься как объект в отношениях между тобой и медициной.
Литва, 2016 год: «Литовцы достаточно техничны, аккуратны, вежливы»
Потом у меня случился второй брак и вторая беременность. Так как в Минске я рожать больше не хотела, мы искали другой вариант. Мой второй муж – уроженец Вильнюса, поэтому выбрали Вильнюс. К тому же это близко к Минску, с ним есть эмоциональная связь. В 2016 году я родила второго ребенка.
Вильнюс хоть и был относительно недавно, у меня из памяти уже вымылся (смеется). Я собиралась рожать сама, и литовцы были готовы принимать роды после кесарева, но из-за того, что было 42 недели, а по протоколам, по крайней мере литовским, никак не стимулируют родовую деятельность, снова пришлось сделать кесарево, потому что ребенок не собирался выходить.
Если сравнивать с белорусскими, эти роды были, наверное, душевными, но если с израильскими, то не особо. Литовцы достаточно техничны, аккуратны, вежливы, но не сказать, что там прямо душевно. В моем опыте – нет. Просто спокойно, хорошо.
Израиль, 2020 год: «Особенно русскоязычным женщинам тут постоянно говорят: вы вообще не должны ничего терпеть»
Третьи роды, в Израиле, были уже плановым кесаревым.
Я живу в маленьком городе, он очень сильно удален от центра Израиля – около четырех часов езды на машине. И у нас есть больница, про которую всегда шутят, что в ней только рожать и лечить солнечные ожоги, потому что она маленькая и условно деревенская. Я была настроена крайне скептически.
И, когда у нас случился второй локдаун, я поняла, что мы не поедем далеко. Мне пришлось рожать в нашей больнице, и я, на удивление, очень довольна результатом. Израильтяне очень открытые, теплые, поддерживающие.
Наверное, это даже разница менталитетаов. Например, команда медиков тут шутила: «Трубы перевязываем, или молнию вшивать?»
Момент, когда делали спинальную анестезию перед операцией, был для меня самым страшным: в предыдущие два раза я сидела одна, и кто-то что-то колол мне сзади в спину, а мне нужно было поджать ноги и сильно выгнуть спину в этот момент. Это очень долгий процесс. И я волновалась, как это еще раз пережить.
А в этот раз мне понравилось, что меня держит медсестра или медбрат. И все эти 20 минут, пока анестезиолог колупал что-то в моем позвоночнике, говорил мне, что все будет хорошо, успокаивал. Они рассказывают всё, что делают: «Сейчас тебе будет холодно, сейчас мы помажем тебе спиртиком, после этого я сделаю тебе то-то, и ты будешь чувствовать вот это».
По сравнению с предыдущими родами очень много человеческого присутствия, какой-то поддержки: тебя берут за руку, с тобой разговаривают, тебе объясняют, причем они так разговаривают, будто я их подруга, нет дистанции вроде: «Женщина, вы лежите, мы вам объясним». В этот момент мы с ними разговариваем на равных.
И, в отличие от предыдущих опытов, меня не делают недееспособной. Мне объясняют как адекватному взрослому человеку, и я абсолютно равна, я могу принимать решения, я чувствую, что я правосубъектна в этот момент.
Я могла отказаться от всего до момента, как мне начали делать кесарево. Можно было и от кесарева отказаться. Врач выдал мне список больниц в Израиле, которые готовы принимать естественные роды после двух операций, но мне нужно было ехать договариваться с ними самостоятельно. Они были очень далеко от моего дома, и я решила не рисковать. Я знаю, что в Израиле нормально относятся и к пяти кесаревым, потом это уже считается опасным.
Что мне еще понравилось: в отличие от Литвы и Беларуси, здесь можно привозить свои вещи, даже подушки и одеяла, поэтому, когда я родила, попросила мужа привезти мне много всяких подушек, чтобы мне было удобно лежать, кормить, класть ребенка.
Здесь от системы такой посыл: сделай себе хорошо, а мы тебе поможем. Есть ощущение, что очень многое зависит не от техники, а от того, как с тобой разговаривают, как с тобой обращаются, что тебе говорят, что тебе разрешают или не разрешают.
Я знаю от знакомых, которые здесь учатся на медсестер, что у них есть специальные курсы: как разговаривать с пациентом, как спрашивать, что у него болит, что с ним происходит, как не обесценивать то, что он говорит.
Насколько мне известно, там даже есть моменты, связанные с социокультурными вещами. Например, известный факт, что женщины – выходцы из бывшего СССР даже если очень больно, во время родов не кричат. Поэтому у них выяснять, больно ли им, на самом деле нужно другим способом: как ты себя чувствуешь по шкале от 1 до 10?
Особенно русскоязычным женщинам тут постоянно говорят: вы вообще не должны ничего терпеть, терпеть боль – это ненормально, это разрушает человеческую личность, вы должны говорить об этом, наша задача – сделать этот процесс комфортным.
В Израиле сказали, что через пять часов можно чуть-чуть поесть и посмотреть, как пойдет. Было очень мило, что, когда мою соседку привезли после родов, они с мужем заказали пиццу прямо в роддом, и им привезли.
Ко мне в тот же день пришли дети и муж, даже несмотря на «корону». Муж вообще мог быть со мной все время, даже переночевать. В Вильнюсе так тоже можно было, но за это нужно отдельно платить, а здесь это даже не обсуждается – можешь привести чуть ли не всю семью.
И в Вильнюсе, и в Израиле сразу после кесарева мне показывали ребенка, а потом отдавали папе. Считается, что ребенку хорошо быть с кем-то из родственников. В Израиле папа может раздеться и приложить ребенка себе на грудь skin to skin, пока мама отходит от операции. Сейчас, во время «короны», такое не практикуют, то есть был немножко усеченный формат всех бонусов.
В любой больнице ты можешь рожать стоя, сидя, лежа, в некоторых больницах даже в воду. Я знаю, что во многих больницах есть комната а-ля домашних родов. Здесь, кстати, достаточно большое количество людей рожает дома, в частности из религиозного сектора, и это не воспринимается как что-то такое маргинальное.
Ведение беременности: Беларусь и Израиль
Я не наблюдала беременность в Литве, но вот с Беларусью Израиль могу сравнить.
Во-первых, мне очень нравится, что в Израиле мало вмешательства: несмотря на то что мне 38 лет, есть какие-то диагнозы, которые не влияют на течение беременности. Меня никто не пугал, меня никто не заставлял ничего делать. Например, я должна была делать амниоцентез в силу возраста, но сказала, что не буду его делать: «Все ок, вы не будете его делать!»
Во-вторых, там никто за все это время, простите, не делал внутреннего осмотра с момента моей беременности и до сегодняшнего дня – внутрь никто не лазит.
Меня поразило, когда сделала какое-то УЗИ, в 16 или 20 недель, доктор говорит: «Ок, ближайшие 2,5 месяца мне не нужно вас видеть». Я так удивилась: а что, так можно было? Многие вещи решаются не визитом, а тебе просто доктор звонит и говорит, например: «Смотри, у тебя там низкое железо в анализе, я тебе выписал препарат железа, он уже в системе, пойди в аптеку – купи себе». Меньше напряга во всем этом.
Я раза в три меньше времени провела у врача в третью беременность, чем в предыдущие две. Причем у меня и вторая, и третья были ЭКО-беременности. Я помню, меня все время в Минске стращали: у вас же ЭКО, вы должны то-то и то-то. А здесь вообще никто ничего не говорил: беременность как беременность.
В этот раз я понимала, что, если я о чем-то волнуюсь, я могу написать врачу электронное сообщение внутри системы, могу прийти. Я понимала, что контролирую процесс нашего взаимодействия: я решаю, хочу ли я вмешательства, считаю ли я, что со мной что-то не то и нужно ли мне дополнительное обследование. Меня слушают. И мне как раз это подходит.
Но я подписана на разные израильские русскоязычные сообщества, где девочки иногда пишут: «Он вообще не хочет меня проверять!», «Безразличные врачи». Есть люди, которые по привычке хотят больше вмешательства. Некоторых это пугает, есть какая-то иллюзия потери контроля: мол, если мало досмотрены, сдаем мало анализов, значит что-то не то.
Многие жалуются, что сейчас в Израиле часто призывают к кесареву, но, мне кажется, это какая-то общемировая тенденция. Если ты хочешь частную услугу – это стоит очень дорого. Допустим, если в Минске мне не нравится врач в поликлинике, я могу пойти сделать УЗИ за свой счет, а здесь частно сделать УЗИ будет стоить около 300–400 долларов.
А еще мне очень нравится, что здесь все восхищаются детьми. «Боже, какой у тебя красивый ребенок, какие у него реснички, какие глазки» и т.д. Причем это говорят люди, которые 20 лет работают в родильном отделении, и там каждый день есть младенцы, и они каждый день с такой нежностью и восторгом это говорят.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: архив героини.