По статистике, от послеродовой депрессии страдает 10–20% матерей, но эпидемиологическое исследование, проведенное в Беларуси в 2004 году, показывает, что 41% белорусок в течение первого года жизни ребенка сталкивались с теми или иными проявлениями депрессии.
Ирина (имя изменено): «Мне хотелось выйти в окно. Была только дилемма: одной или с детьми»
«Во время моей психотерапии в РТБД шла премьера спектакля «Медея», сценарий которого основан на греческом мифе. Там женщина убивает своих детей и пытается покончить с собой. Я пережила свой катарсис там. Я дважды ходила на спектакль. Так это близко было к моему опыту после вторых родов.
После первых родов 10 лет назад я испытывала очень сильную радость от того, что мы с сыночком выжили. Это были тяжелые травматичные роды с многочисленными вмешательствами, грубым обращением и бесцеремонностью со стороны врачей, акушерским насилием.
В какой-то момент родов я очень ярко вспоминала, как умирала моя мама, путаясь – где она, где я. Потом – сутки реанимации для сына.
Чувство любви к сыну, ощущение чуда от его рождения, маленькие победы перевесили и, переживая, по сути, посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), я очень хорошо держалась и справлялась. Я никогда больше не собиралась переживать беременность и роды.
Вторая беременность случилась через 3 года после первых родов. Я испытала ужасный страх, вспоминая роды. Сделать аборт в тех обстоятельствах означало для меня снова оказаться во власти этих врачей, поддаться страху. Я не могла этого позволить и решила оставить ребенка.
Всю беременность я боролась со страхом, ужасом, злостью, тревогой, одновременно пытаясь готовиться к родам – и физически, и юридически. Но, столько всего пережив еще в первых родах, а по сути не пережив, я будто перегорела.
Я выключилась и заморозилась примерно в тот момент, как родила свою девочку. Какое-то время мне казалось, что если я ничего не чувствую, значит все хорошо. Но было ужасно холодно и одиноко. До боли. У меня не было никакой поддержки. Муж много работал. Я была одна с детьми. У меня не было опыта просить поддержки.
У меня стали появляться мысли о самоубийстве, мне хотелось выйти в окно. Была только дилемма: одной или с детьми. Казалось, это просто мысли. Казалось, я справляюсь.
Я не чувствовала контакта со своей девочкой. Держалась только за кормление грудью – все, что я могла ей дать. На старшего сына я стала кричать, раздражалась его ревностью к младшей, его потребностями. Не было сил. Не было чувств.
Через полгода после вторых родов я стала искать психолога, чтобы якобы помочь сыну справляться. Мне казалось, что это ему нужна помощь. Психотерапевт выслушала и поддержала меня, помогла понять, что это мне нужна помощь.
Еще полгода я пыталась убедить себя дойти до этой помощи. Мне не с кем было оставить детей. Мне нужно было самой принять, что мне нужна помощь, объяснить мужу.
Я была в психотерапии 4 года. Личной и групповой. Я вынуждена была пережить весь свой травматичный опыт: жестокость, раздражительность, грубость и нетерпимость отца, из-за которых он мог бить, оскорблять, унижать, устраивать страшные конфликты, мамину болезнь и смерть, все прочие потери и ущерб, вину за то, что не смогла защитить себя и детей в родах, всю ярость и страх, травму, пережитую в первых родах, сравнимую с изнасилованием.
Я вынуждена была научиться чувствовать, переживать и принимать свои чувства: гнев, злость, отвращение, горе, ненависть, страх, отчаяние, тревогу. Для меня важно было научиться проявлять свою злость: право и возможность защищаться, давать отпор, чувствовать уверенность в себе.
Я возвращала себе возможность получать удовольствие от жизни, переживать все, не зацикливаясь, возвращала адекватность восприятия себя и реальности, право на существование, которые с травмами и депрессией теряешь. Это было очень непросто. На это нужны силы и деньги.
Я поняла, на каком дне нахожусь. Я поняла, что речь о моей безопасности и безопасности моих детей. Я поняла, что это помогает. И я работала.
Помимо психотерапии я стала поддерживать женщин, переживших травмы в родах. Я выслушала очень много историй. В каждой я проживала и свою: остро, задыхаясь, до невозможности дышать. Я могу сказать, что пережила свои травмы где-то год назад. У меня пропало желание спасать.
Я понимаю, что причины послеродовой депрессии очень сложны: влияют и гормональные изменения, и личная история. Но я знаю, какой вклад в это могут внести обстоятельства родов, отношение врачей и акушерок.
Александра: «Я живу в этом состоянии, хотя у меня абсолютно благополучная жизнь»
– Первый раз, когда я поняла, что это оно, моему сыну было 2 месяца. Я гуляла с ним на улице. Была зима, мороз, сосульки. Я катаю коляску и тут вижу себя со стороны: иду прямо под домами, и у меня в голове крутится картинка, как эта сосулька падает в коляску, я боюсь заглянуть в коляску, сажусь рядом на асфальт и застываю.
Когда родился первый ребенок, это просто обнажило все проблемы, которые были, которые я либо загнала внутрь, либо думала, что решила. Появление детей запускает клубок: меняется привычный образ жизни, выбиваешься из колеи, добавляются новые обязанности, случается гормональный взрыв.
Но мне повезло: меня хоть и ругали, что я что-то не то думаю, говорили, чтобы я выбросила это из головы, выговориться на такие темы мне никто не давал, но меня не оставляли одну. Это было очень существенно. У меня была помощь на подхвате. Но психологически это была большая черная дыра, которая просто засасывала.
Как писал Владимир Леви, «депрессия – это когда легче разгрузить вагон угля, чем поднять телефонную трубку». Примерно что-то подобное.
Ощущения чисто физические: больно сделать любое движение, встать с кровати, больно смотреть вперед, больно видеть людей, с кем-то разговаривать, больно жить в буквальном смысле. При этом не отключается голова, расслабиться не получается: ни когда зарядку делаешь, ни когда спишь, ни когда книжку читаешь. Руки трясутся, слезы катятся по любому поводу.
Желание, чтобы это закончилось, чтобы меня не было, я помню очень хорошо. Мне казалось, что я всем мешаю. Во всех начинаниях – поражение. Я чувствовала, что у меня не получается нормально растить ребенка, меня все гнобят, я плохо себя чувствую, я не чувствую в себе силы заниматься какими-то активностями.
При этом я не скажу, что у меня была ненасыщенная жизнь. Но только потому, что я себя выгоняла в социальную жизнь. Чтобы не упасть с 10-го этажа.
Когда я пришла к врачу с вопросом бессонницы, ребенку было уже три года. Невролог направил к психиатру, а тот назначил медикаментозное лечение.
Этот шаг сделать тяжело, особенно когда тебе говорят: «Чего ты выпендриваешься, что тебе там делать, а то еще родительских прав лишат». На учет меня не ставили. Но записи в своей карточке я не стесняюсь. Правда, когда мне нужно было продлевать водительскую справку, оказалось, что если было обращение к психиатру, то созывают отдельную комиссию.
Потом у меня родилась дочь. Она – подарочный ребенок: хорошо ест, спит, развивается. Никаких проблем. И вот это страшнее всего: депрессия никого не минует, даже в подарочных случаях. Я живу в этом состоянии, хотя у меня абсолютно благополучная жизнь.
Одна из наших бабушек спросила: «Так что, тебя теперь в психушку сдадут?» Возникает такая ситуация: родителям приходится объяснять, что решать психологические проблемы – это, вообще-то, не стыдно, это нормально, потому что физические у нас, в принципе, решены, настало время решать психологические.
Второй раз врач назначил антидепрессанты. Я пила их 4 месяца. Соматические симптомы прошли: бессонница, тремор, перепады настроения, плаксивость, но с АД я не могла писать, думать. Меня это не устраивало. Я обратилась к психотерапевту.
Я нахожусь в процессе. И не знаю, как понять, что уже все закончилось. Но у меня появляется энергия жить.
Самое глупое, что может сказать человек: «Со мной такого не случится». Подготовиться можно, только заранее приняв то, что такое может быть.
Терапевт: «От послеродовой депрессии не застрахован никто»
анна бобрикова
клинический психолог, экзистенциальный терапевт
– От послеродовой депрессии не застрахован никто, – уверена Анна Бобрикова, клинический психолог, экзистенциальный терапевт. – На курсах для беременных учат чему угодно, но только не тому, что это может произойти с вами, даже если беременность проходила легко, ребенок любимый и долгожданный, а окружение поддерживающее.
► Каковы факторы риска?
В первую очередь это пренатальные (протекающие на фоне беременности) депрессии и субдепрессивные состояния, тревожные расстройства.
Ранее перенесенные депрессивные эпизоды также считаются фактором риска. Стрессовые события в жизни женщины, низкая самооценка, проблемные супружеские отношения, отсутствие поддерживающего окружения, тяжелое социально-экономическое положение.
А также факторы, связанные с ребенком: особенности его развития и темперамента, а тем более болезни – все это влияет на вероятность возникновения ПРД.
► Вообще, что такое ПРД?
Послеродовая депрессия – это континуум состояний от сравнительно «легкой» формы до крайне тяжелой, достигающей психотического уровня. Общими симптомами будут нарушения настроения (тревога, тоска, апатия, раздражительность, резкие эмоциональные перепады), сна и аппетита, трудности в установлении эмоциональной связи с ребенком, отдаление от родных и близких, часто связанное со страхом непонимания и осуждения.
Для нашей культуры довольно типично, когда сама женщина списывает происходящее с ней на собственную «слабость» и на то, что «никто не обещал, что будет легко» и пытается проживать это «на стиснутых зубах».
Советы доброжелателей «больше отдыхать» и «просто любить своего ребенка, наслаждаться каждым мгновением, потому что скоро это пройдет» загоняют женщину в порочный круг: каждая провальная попытка как-то справиться с со своим состоянием запускает новый цикл отчаяния, вины и запредельной усталости.
В более тяжелых случаях нарушается способность ясно мыслить и принимать решения, тревога становится непереносимой, могут появляться панические атаки, мысли о самоубийстве, о причинении вреда себе и ребенку.
Но каждый случай индивидуален, и «просто» упадок сил, ощущение, что «я не справляюсь», «я – плохая мать» – все то, что так соблазнительно списать на адаптацию к изменившимся условиям жизни, может говорить о депрессии, требующей помощи.
► Можно ли предвидеть ПРД заранее?
Нет. Важно просто понимать, что, если состояние матери субъективно ощущается как ненормальное, тяжелое – это повод искать помощи. Чем раньше – тем лучше.
► Сколько может длиться ПРД?
Нелеченая ПРД может длиться месяцами и даже годами, иногда перерастая в хроническое депрессивное расстройство.
Находясь в депрессии, человек лишается возможности нормально функционировать, строить отношения с другими, включая ребенка, и проблемы нарастают как снежный ком. Нарушенные отношения привязанности вызывают в свою очередь эмоциональные и поведенческие проблемы у малыша, и это замыкает порочный круг: матери трудно заботиться о нем, чувство вины и ощущение собственного бессилия усугубляются.
► Как лечить ПРД?
Адекватные меры лечения зависят от тяжести состояния матери: иногда достаточно психотерапии, иногда помимо терапии требуется медикаментозная поддержка, в тяжелых случаях показана госпитализация.
Помочь разобраться и разработать индивидуальный план действий может грамотный врач-психотерапевт или психиатр, психолог с хорошей клинической подготовкой.
► Неужели я сама не справлюсь с ПРД?
Идея, что женщина может, «если постарается», сама справиться с этим состоянием, является опасным мифом, который мешает вовремя обратиться за помощью. Но есть и другие причины, по которым женщины остаются с этой проблемой один на один.
Самый очевидный и доступный вариант для человека, впервые обращающегося за такой помощью, – это врач-психотерапевт в поликлинике по месту жительства. Он может оказаться в отпуске, к нему может быть очередь на несколько недель вперед.
Но, допустим, женщина в депрессии преодолела огромное внутреннее сопротивление, нашла того, с кем можно оставить грудничка, или взяла его с собой, поборолась с регистраторами, отсидела очередь и попала на прием к врачу. Особенности профессиональной подготовки врачей-психотерапевтов в нашей стране таковы, что, скорее всего, первым выбором будет не разговорная психотерапия, а медикаментозное лечение.
Антидепрессанты нового поколения совместимы с ГВ, но подбирать их надо осторожно, важно отслеживать состояние пациентки, у нее должна быть возможность связаться с лечащим врачом, скорректировать дозу или поменять препарат.
Однако, с учетом времени, отводимого на прием пациента в поликлинике, и неготовности врачей что-то обсуждать с пациентом и получать информированное согласие, доктор, скорее всего, скажет: «Прекращаем кормить, мамочка, если хотите лечиться». Понятно, что резкое прерывание ГВ не лучшим образом скажется и на ребенке, и на матери.
► Почему многие боятся идти на прием к специалисту?
Скандальные истории с органами опеки, использование врача-психотерапевта в роддоме как устрашающей фигуры («Будешь скандалить – напишем диагноз в карточке!» – реальная история) в сочетании с генетическим страхом перед психиатрами очень часто мешают женщине и ее близким решиться на обращение за помощью.
При этом горькая реальность такова, что именно отсутствие своевременной помощи ответственно за тяжелое течение заболевания вплоть до развития послеродового психоза, когда действительно речь может зайти о временной утрате дееспособности.
Иногда эти истории могут и вовсе закончиться трагично. Поэтому, если женщина говорит о том, что ей страшно оставаться наедине с ребенком, что она боится что-то с ним или с собой сделать, это нельзя игнорировать ни в коем случае. Это не шантаж или манипуляции, а крик о помощи!
► Что делать близким?
Я бы рекомендовала стучаться во все двери и искать того специалиста, который вызывает доверие, не отмахивается, не запугивает, не транслирует стереотипы про необходимость «взять себя в руки», не предлагает женщине «закрыть глаза и представить, что она на море и ветерок нежно обдувает ей кожу» в ответ на жалобы, что у нее нет сил, она не справляется с ролью матери, ощущает непреодолимое раздражение, вину или страх.
Близким молодой мамы в этот момент важно помнить, что такое состояние существует и не имеет ничего общего со слабостью, капризами или безответственностью.
Поддержка близких будет заключаться в понимающем, принимающем и сочувствующем отношении, а также в бытовой помощи.
Если нет возможности нанять помощницу по хозяйству, няню или кому-то из родственников временно взять на себя эти функции, то важно умерить свои ожидания относительно убранной квартиры, приготовленного обеда или хорошего настроения.
Каждое простое действие для человека в депрессии требует огромных усилий, и домашним важно подставить плечо и сменить руку всякий раз, когда это возможно.
► Говорят, отцы тоже могут переживать ПРД
Молодые отцы могут переживать все то же, что и матери, и картина заболевания, причины и последствия (включая влияние на ребенка) могут быть такими же, как и в случае послеродовой депрессии у матери. Если мужчина очень молод, если у него уже есть история депрессии, проблемы в партнерских отношениях или финансовые трудности, риск развития депрессии после рождения ребенка возрастает.
Принципы поиска помощи и лечения будут такими же, как и для женщин. Единственным отличием будет еще большая сложность признать тяжесть своего состояния, связанная с культурными стереотипами, с особенностями мужской гендерной социализации, и, соответственно, большая потребность в понимании и поддержке со стороны близких.
► А есть ли какая-то самодиагностика?
Действительно, важным шагом может стать самодиагностика.
Но что важно: любая мама маленького ребенка испытывает все те переживания и сложности, на выявление которых направлены имеющиеся в интернете опросники, и есть некая вероятность обнаружить у себя депрессию, которой нет.
При этом если нет депрессии в клиническом смысле, но есть обычное материнское выгорание, то это тоже повод искать помощь, просто помощь нужна будет другая.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.