Модель с ДЦП: «Люди готовы жертвовать человеку с инвалидностью на хлеб насущный, но не на успех»

Ангелина Уэльская уже 5 лет в модельном бизнесе. Несмотря на диагноз «ДЦП», поставленный еще при рождении, девушка постоянно работает над собой и добивается желаемого – становится профессиональной моделью. Сейчас Ангелине 24 года. Твердо решив, что станет актрисой, она постепенно идет к цели – учится, фотографируется, заводит деловые контакты. Десять дней назад девушка поступила в магистратуру Академии искусств.

НЕОБЫЧНАЯ ФАМИЛИЯ, «КРАСОТА» И «КРАСИВОСТЬ», МОДЕЛЬ В 80 ЛЕТ

– Откуда такая необычная фамилия? Это же псевдоним?

– Нет, такую фамилию носили мой дед и прадед, мама, а теперь и я. Филологи нам подсказали, что она имеет британское происхождение из-за названия местности, но более детально мы пока не смогли установить. К слову, в Беларуси есть и другие Уэльские – правда, мы не родственники.

– Говорят, что профессия модели отличается от других жесткими ограничениями. Каких придерживаешься ты?

– Я большая сладкоежка, не могу себе иногда отказать в сладостях. Но мне очень повезло с конституцией, да и обмен веществ на удивление быстрый. Хотя это странно, ведь у меня первая группа крови, а люди с ней часто склонны к полноте. Вот тем, кто со второй, намного легче, они практически не поправляются. Но в целом для себя я понимаю, что такая удача с фигурой не может быть вечной, поэтому стараюсь себя хоть немного ограничивать.

Для себя у меня есть правило – я предельно пунктуальна. Только моделям с мировым именем простительны опоздания, я себе такую роскошь позволить не могу. С моделью работает целая команда людей, поэтому я обязана ценить их время. Да и в целом у меня такой характер – я к себе требовательна.

– Как появилась мысль стать моделью?

– Я отношусь к числу людей, которые точно знают, чего хотят. Вообще, в детстве я очень хотела стать актрисой. После школы поступила в Белорусский государственнй университет культуры и искусств, а сейчас учусь в магистратуре Академии искусств на специальности «театральное искусство».

– Как получилось организовать первую съемку?

– Это было в 2010 году. Мы бросили клич по друзьям и знакомым, потому что я очень хотела попробовать сняться, почувствовать себя моделью. С первой съемкой очень помогла мама – она практически все и сделала. А после первой пробы я почувствовала, что это мое, и тогда меня уже было не остановить.

Недавно с Андреем Полупановым мы сняли социальный ролик – в интернете его найти уже можно. Когда я говорю «социальный ролик», не имею в виду типичное вышибание слезы или провокацию испуга. Это, наоборот, очень добрый и во всех смыслах позитивный ролик.

Сейчас готовится еще один фотопроект, там две истории – моя и мужчины с синдромом Дауна. Правда, между нами колоссальная разница: я воспитывалась в семье, меня окружала мамина любовь, а от него еще при рождении мать отказалась, он рос в интернатах, сейчас живет в психоневрологическом интернате в Новинках. Но у него поразительная сила характера, он талантлив и уникален, в нем просто сразу чувствуется стержень. Главное, что в этом проекте нет цели выбить у аудитории слезу – наоборот, мы хотим вдохновить, удивить и даже в чем-то порадовать.

Моя мама для этого проекта отдала бирочки из роддома, мои детские рисунки, школьные тетради и даже личный дневник, который я вела несколько лет. Конечно, это не модный проект, а снова же социальный. Кстати, я уже стала немного известна в некоторых кругах, меня теперь чаще привлекают к каким-то съемкам. К примеру, даже политики хотят активно сотрудничать, люди искусства и звезды шоу-бизнеса.

– Как думаешь, причина такого интереса в твоей судьбе или во внешних данных?

– Да, у меня подходящее для модели лицо, но внешняя красота – это не совсем то, что привлекает людей во мне. Я четко разграничиваю для себя понятия «красота» и «красивость». Внешний вид – это «красивость», обертка, не более того. К ней есть особое отношение во всем мире, есть определенные каноны и стандарты, которые слишком узки и стереотипны. Бывает, смотришь на снимок и видишь роскошную модель, а на другой фотографии от красоты нет и следа. Поэтому для модели, на мой взгляд, важна харизма, которая отражает личность.  

Я надеюсь, что меня приглашают не потому, что я симпатичная блондиночка, а потому что во мне чувствуется этот стержень. Я хочу своим примером заводить людей, показывать мощный дух и стойкость. Причем я не ищу простых путей, мне обязательно нужно в авангард. Может быть, я покажусь нескромной, но то, что я сумела сделать в Беларуси, практически невозможно. По-моему, для того чтобы стать моделью в таком состоянии, нужно иметь смелость. Этим я многим и интересна, за это меня приглашают на съемки.

– Говорят, что 24 года – это пенсионный возраст для модели. Ты не собираешься бросать?

– Это в нашей стране подобное отношение, а на Западе это уже давно чушь. Самой старой модели в мире 80 с лишним лет, причем, она только начала карьеру. Наши стандарты модной индустрии сильно устарели: уже нет 90-60-90, нет каноничных типажей лица и нет критичного отношения к возрасту. Повторюсь, в модели важна не красота, а история. Иногда впечатление от снимка неподвластно рациональному восприятию, силу и красоту просто чувствуешь на подсознательном уровне.

«НЕКОМФОРТНЫЕ» ИНВАЛИДЫ И «ПРОСЬБЫ О ХЛЕБЕ НАСУЩНОМ»

– Однажды в Москве на съемочной площадке я провела 6 часов с небольшими перерывами на пару минут, чтобы попить воды. Но для меня время пролетело как пара минут – так я увлеклась процессом. Мне приходится позировать, опершись на что-то или лежа. Иногда бывает сложно, если вокруг много посторонних людей, поневоле начинаю думать, что они смотрят и видят какие-то недостатки во мне.

Расстраивает только, если люди не хотят идти на контакт, вовсю стараются от меня отгородиться. Например, нас с мамой дважды приглашали на «Пусть говорят», сами звонили, интересовались, предлагали приехать к ним в студию. А потом резко просто пропали и перестали отвечать на звонки. Мама говорила с редактором, и казалось, что тема им реально интересна. Но потом мы стали объяснять им, что у нас своя собственная семейная философия в отношении моего диагноза. Мы отказались просить на передаче денег, жаловаться на жизнь и всячески провоцировать сочувствие – интерес сразу пропал.

– А что это за жизненная философия?

– Мы полностью перестроили наше отношение к ДЦП, из нашего лексикона исчезло слово «инвалидность». Я перестала воспринимать себя как обделенного человека, и все сразу стало намного проще. Я даже, кажется, почувствовала себя более здоровой и сильной. В нашей стране люди с ограниченными возможностями живут несладко – это правда. Но если ты сам не считаешь себя таким – то ты живешь как все и добиваешься всего, как и другие.

В какой-то момент я поняла, что надо перестать обращать внимание на других людей, на их взгляды, на то, как они разглядывают мою походку. Люди по большей части хотят дистанцироваться от людей с ограниченными возможностями, убрать их с глаз, потому что для них это некомфортно. Для них было бы лучше, если бы я сидела дома и не высовывалась. Им неприятно смотреть на то, что, по их мнению, выглядит больным. И вот тогда напрашивается вывод: а почему мне должно быть до них дело?

В Австралии работает модель, у которой обожжено лицо и большая часть тела. Есть американка – художник, актриса, модель, – у которой из-за генетического заболевания полностью отсутствуют волосы, зубы, больна кожа. Многие смотрят на ее фотографии и ужасаются, она выглядит как воплощение смерти. Когда я говорю о ней, у меня мурашки по коже бегут, потому что она – нереальная. Ее снимки волшебные. Ты не видишь ее обезображенного лица, ты понимаешь, что она – бешено красива.

Если отбросить мысли о том, что ты обездоленный, сразу появляется иной стимул. Я перестала видеть везде барьеры и преграды, а начала замечать перспективы и возможности.

Я просто позволила себе такую роскошь – занимаюсь тем, что мне нравится. Далеко не все обычные люди могут себе это позволить. Я отстранилась от мнений, от отношения общества.

– Ты злишься, когда пытаются сыграть на жалости?

– Я никогда не хотела этого. Это не та популярность, которой я хочу добиться. Но в славянском менталитете заложена такая программа: инвалид должен молиться и просить на хлеб насущный. Меня иногда попросту не готовы видеть успешной в модельном бизнесе. Кое-кто считает, что я выпендриваюсь, бешусь с жиру. Мне говорят, что я могла бы сидеть и работать за компьютером, поступить на библиотекаря. Но это не то, чего я хотела.

В Беларуси люди готовы жертвовать человеку с инвалидностью на хлеб насущный, но не на успех. На Западе отношение иное – там я могу стать успешной. Тайра Бэнкс выводит таких моделей на красную дорожку, а они в свою очередь получают хорошие гонорары. И никакой жалости, никаких призывов к состраданию.

Если кто-то предлагает мне фотосессию с уклоном на выбивание слезы – мы не потакаем. Я не боюсь за свою репутацию. Но очень избирательно отношусь к предложениям. Если я вижу какие-то дешевые приемы, я не берусь за работу. Наверное, видя такое настроение, меня и не стали мешать с грязью ни разу.

СЪЕМКИ НЮ, ПРЕДРАССУДКИ, «КАРА БОЖЬЯ»

– Тебе нравится повышенное внимание? Профессия ведь публичная.

– Я окончательно поняла, что это мое, когда впервые вышла на подиум. Мне нравится внимание, мне нравится атмосфера, а главное – я люблю красоту и моду. Не подумайте, что я какая-то звезданутая, мне просто нравится общество. Фотография, съемки – все это мне подошло.        

Иногда для работы приходится преодолевать свой страх и неловкость. Например, у меня была съемка для рекламы мебели в салоне, в котором в это же время находились посетители. Было сложно расслабиться, ведь все постоянно смотрели, тыкали пальцами. А еще особенно непросто было сниматься в нижнем белье. Для любой девушки может быть сложно раздеться и показать себя беззащитной.

– Откровенные съемки для тебя не проблема?

– Здесь важно очень тонко чувствовать грань. Например, я никогда не стану сниматься для Playboy, но с удовольствием бы поработала для Maxim. Кстати, это одна из моих задумок, которую я рассчитываю когда-нибудь воплотить в жизнь. Важно создавать красивый и сексуальный образ – но не пошлый.  

У многих отношение к моим съемкам в белье резко негативное. Маме, бывает, выговаривают: «Зачем же ты ее раздела?!» Но ведь каждая модель так или иначе должна уметь сниматься в нижнем белье. А если это реклама белья или купальников? Как иначе еще рекламировать такие товары? «Боже мой, эта девушка с ДЦП, и она разделась».

Если мое тело выглядит немного иначе, почему его обязательно нужно бетонировать и прятать? У каждого человека уникальное тело, оно отличается от других. То, что мы видим в рекламе у роскошных моделей, – по большей части фотошоп. На деле у них тоже свои проблемные места, какие-то несовершенства. Так почему у меня не может быть такой изюминки?

Есть один важный нюанс. Иногда я смотрю на фотографии известных моделей и замечаю не самый удачный кадр – рука в каком-то неестественном положении или шея некрасиво изогнута. Но для обывателя она роскошна, ведь он не знает, как нужно. В моем случае проблема такая: если человек не знает, что я модель с ДЦП, по снимкам он и не поймет, что я чем-то отличаюсь. Но стоит только сказать, что у меня такой образ жизни, сразу найдет изъяны: и тут криво, и здесь косо.

Есть еще одна точка зрения – ее высказывают особенно религиозные люди. Считается, что инвалидности и прочие такие заболевания даются за грехи родителей. То есть если у меня ДЦП, то нужно считать, что моя мама что-то такое натворила к 20 годам, когда меня родила. Но в Библии сказано, что судьба слепого – промысел Господа Бога, реализация его планов на душу. Мы специально спросили у батюшки, и он нас поддержал, сказал, что злые языки извращают слова Божьи на свой лад.

ДЕНЬГИ, ЖЕНИТЬБА ИЗ-ЗА КОМПЛЕКСОВ И МНИМЫЕ ДРУЗЬЯ

– Приносит ли достаточные деньги работа модели?

– У меня нет спонсоров. Моей маме не раз писали: не вкладывайте в нее деньги, лучше откройте кафе в Минске. Но она продолжает помогать, поддерживает и работает вместе со мной.

Да, я не отказалась бы от спонсорства. И мне, конечно, хочется побольше участвовать в коммерческих проектах, чтобы зарабатывать самой. Но в Беларуси даже обыкновенной модели бывает совсем непросто заработать, не говоря уже о такой, как я. Да, иногда мне платят за фотосессии, но, скажу честно, это происходит довольно редко. Например, в Москве мне оплатили выход на подиум – 70 долларов.

Я расцениваю это как профессию, поэтому считаю правильным получать гонорары за работу.

– Судя по количеству друзей в соцсетях, у тебя много поклонников?

– Мне пишут «Вконтакте», добавляются, хотят подружиться. По большей части пишут положительные вещи, подбадривают, искренне общаются. Есть и те, кто пишет гадости. Но я стараюсь не встревать в полемику – пускай пишут. Это даже не критика, а какие-то догадки, больные фантазии людей, которым нечего делать.

Сказать, что у меня много друзей, я не могу. Дружба вообще относительное понятие. Когда человек добивается успеха или хотя бы просто счастлив, люди ведут себя по-другому. Те, с кем раньше общалась, говорят, что я звезданутая, что зазналась. А есть те, кто, наоборот, в школе и знать меня не желал, а теперь по какой-то причине очень жаждет со мной общаться. По-моему, друзья поддерживают в любой ситуации, а не пытаются воспользоваться твоими достижениями.

Были случаи, что мне писали люди с ограниченными возможностями, которые просили помочь пробиться в модельный бизнес: «А ты можешь мне устроить фотосессию?», «А ты можешь помочь мне стать моделью?». И если человек искренне просит – ничего страшного, а вот если нагло требует – это уже раздражает. У многих людей с инвалидностью складывается такая философия, когда им все должны. Когда я вижу такие просьбы, я прекрасно понимаю желание людей, но объективно не могу помочь им. Я иногда просто не отвечаю, чтобы не давать каких-то ложных надежд, а иногда стараюсь мягко ответить, что они обратились не по адресу. 

– А что касается личной жизни – ты уже встретила своего человека?

– Мне предлагали выйти замуж не глядя, просто по фотографии: «Выходи за меня, я хочу себе необычную жену». По-моему, под такой формулировкой человек спрятал какие-то свои комплексы. То есть он хочет выглядеть в моих глазах героем-спасителем, чтобы всю жизнь козырять своим благородством. Меня не надо спасать.

Мне важно почувствовать к человеку что-то. Причем я в этом плане довольно требовательная – очень разборчивая. Возможно, это плохо, но я не могу через себя переступить. Мне очень важно, чтобы мой молодой человек не боялся, мне нужен смелый. Второй критерий – мне нужен умный и образованный мужчина. Оказалось, таких не так уж много. Пока я такого не нашла, но уверена, что всему свое время.