«Мама боялась сюда заходить». История про самое культовое, пугающее и теплое, как мороженое, кафе «Пингвин»

– Что это за кафе на фото? «Пингвин», место встреч минских неформалов. Я учился в школе при консерватории на площади Свободы. И боялся там есть, пока был школьником, – вспоминает музыкант Сергей Пукст, глядя на черно-белое фото. Минчане спешат куда-то, проходя мимо занавешенных какими-то гардинами окон кафешки.

– А боялся почему? – удивляемся мы.

– Потому что к нам приходил милиционер с лекцией, в ходе которой сообщил, что через стаканы там можно заразиться сифилисом.

Спустя несколько лет подросший Сергей преодолеет страх и, переступив порог «Пингвина», войдет в мир минских панков, хиппи, «волнистов». Порог кафе, в конце 2010-х именуемого в народе не иначе как «легендарное» и «культовое».

НА МЕСТЕ ГОСТИНИЦЫ «ЕВРОПА»

Когда-то отель «Европа» тоже называли легендарным. Один из самых приличных ресторанов в городе, чуть ли не самые дорогие магазины, первый в дореволюционном Минске лифт, на который сбегались глазеть все гимназисты. Фешенебельная «Европа» простояла тут чуть меньше 60 лет. Пережив Первую мировую, революции, оккупации и 20 лет советской власти, во время Второй мировой она не выдержала натиска бомбардировок и пала. Точнее, рассыпалась. После того как советская армия освободила Минск от нацистов, гостиницу решили не восстанавливать – от нее осталась в прямом смысле груда камней.

Минску приказали развиваться по очередному градостроительному плану – так появилась улица Ленина с новыми помпезными ампирными зданиями. Правда, сталинский ампир споткнулся именно на этом месте: до середины 1960-х тут так ничего и не построили, лишь разбив сквер.

Для Минска, не разбалованного сервисом и гастрономическими новинками, открытие в 1968 году кафе «Пингвин» было взрыву подобно. Оригинально сервированные столики, убранные букетами цветов, высокие стеклянные креманки. «Теплое» (из Италии?) мороженое, ароматный кофе, пирожные, немного алкоголя: «Неужто как в Европе?»

Сквозь высокие светящиеся окна, еще не завешанные посеревшим от времени и солнца тюлем, просматривался скромно-серый советский Минск, в который так не хотелось возвращаться пускай из призрачной, но «почти “Европы”».

КАК «ПИНГВИН» СТАЛ «ПТИЧНИКОМ»

Месторасположение кафе – вот что сделало «Пингвин» точкой, про которую до сих пор помнят многие минчане. Кафе было местом притяжения богемы: музыкантов из консерватории, из техникума, из подвалов и прочих репетиционных точек, писателей и журналистов, технической интеллигенции.

– Я ходил в «Пингвин» чуть ли не ежедневно, быстро проходя между консерваторией и бывшим музыкальным техникумом, то есть городским музыкальным театром, – вспоминает музыкант Александр Сапега. – Быстро, потому что техникум был подперт здоровенными рельсами, чтоб стена не упала.

Я был студентом консерватории и после первых, а иногда и на них, пар лекций шел в «Пингвин», брал любимое мороженое из аппарата – оно было мягким, с плотными, не растаявшими крупинками. Просил добавить варенье из черноплодной рябины и усаживался за дальний столик. Включал плейер и слушал Чаку Хан или Ли Ритенура. Или Джексона «Триллер» – какой был кайф!

В те времена Сапега по вечерам уже играл в ресторане гостиницы «Планета» и знать не знал, что по вечерам в его райском «Пингвине» собираются любители «мертвого металла», патлатого Джимми Хендрикса и престранно-холодных «депешей». По вечерам в каком-то смысле детском кафе собирались так называемые неформалы. Да, те самые, которые, по мнению милиционера, «могли заразить сифилисом».

Детско-взрослые компании смущали юных минчан («Моя мама, когда была школьницей, очень любила “Пингвин”, но из-за неформалов боялась сюда заходить», – рассказал нам читатель CityDog.by). Однако сам ассортимент заведения подсказывал: тут найдется место и школьнице, и волосатому металлисту. Как вспоминает другой музыкант, Александр Помидоров, в «Пингвине» образца середины-конца 1980-х продавали мороженое из автоматов и мороженое из лотков: крем-брюле, сливочное и пломбир.

– Тут же, прямо от входа, была еще одна стойка, где продавались бутерброды, сырки, напитки, пиво и алкоголь – вино, шампанское и коньяк.

– Гэта была ўлюбёная кропка хіпі-тусы. За паўгадзінкі лянівага аску на пару «фаўстаў» настрэльвалі, – режиссер Змитер Бейнарт-Саладуха вспоминает, как просили на выпивку у тех, кто приходит в «Птичник». – Дзяўчаткам больш давалі.

– Мы імі ганарыліся, іх тады фемінізм яшчэ не пакусаў. І раскатвалі мы гэтыя фаўсты там жа, у «Пінгвіне», пад круглымі столікамі з торбы разліваючы. Гітары, «Лесвіца ў нябёсы» на піджын-інгліш хорам.

Тема алкоголя для неформальных минчан была ключевой в историях про «Пингвин». И немалую роль в этом сыграл соседний гастроном, который любовно называли «Перцовка» (сейчас тут «Планета суши»).

«Откуда взялось такое странное название – “Перцовка”? Перцем в магазине не торговали, да и настойки “Перцовка” я там не видел, – рассказывает в своем эссе писатель и журналист Владимир Степан. – Был там винно-водочный отдел, на полках которого любовно жались друг к дружке бутылки с крепкими напитками. Но этот отдел моим не был. Я обходил очередь, пробираясь туда, где трещала и гудела кофемолка, где коричневые камешки зерен превращались в пыль. Я почти всегда выбирал кофе...

А только недавно сделал для себя открытие. Не потому гастроном “Перцовкой” называли, что в нем перец иногда продавали, и не потому, что от случая к случаю “Перцовкой” торговали, как я считал. А потому, что жил в этом доме академик Владимир Николаевич Перцев. Тысячи раз на серую мемориальную доску рядом с дверью смотрел, а прочитал внимательно только в 2009 году».

«ПИНГВИН» И ДЕТИ 1980-Х

И все-таки кафе на углу Ленина многие ассоциируют именно с детством. Например, минский продюсер Руслан Стариковский вспоминает, как у «Пингвина» фарцевал фотками Брюса Ли, Рэмбо и Си Си Кетч: «Я покупал на Комаровке по рублю фото А4, дома переснимал, а потом по 20 копеек тиражировал фотки 10х15».

Июнь 1992-го, Алиса и Жанна Сапеги сразу после поступления Алисы в 11-летку по классу фортепиано. «Мы сразу же купили по мороженому, но к тому времени там продавали уже не то фирменное “пингвиновское”, а какое-то типа модное».

А Дарья Альперн Катковская рассказывает, как в конце 1980-х родители летними вечерами привозили ее с дачи и с вокзала они шли в «Пингвин».

– Мы выходим из электрички, конец летнего жаркого дня в воскресенье, пустой Минск у вокзала, мало народу, город освещен красным закатным солнцем. Внутри «Пингвина» в это время почти никого не было. Мороженое после выходного дня тоже почти закончилось. Продавщица шваркает круглой ложечкой для мороженого по металлическим лоткам внутри витрины, собирая остатки.

– Я всегда беру фисташковое и черничное. Вафельный стаканчик идеально хрустит. Таких стаканчиков и такого морже нигде не было. Это как супермегабонус за все страдания – 5 километров пешком до электрички, полтора часа езды, рюкзаки, вот эта вся непонятная мне негородская жизнь – и за это идеальное морожко. Оно того стоило.

Режиссер Андрей Гнет признается: вкус у мороженого из «Пингвина» был таким себе. Но никто из его сверстников, воспитанных на жирном сливочном пломбире, в этом не признавался.

– Мы выросли на тотальном дефиците и польских жвачках, поэтому воспринимали поход в «Пингвин» как что-то очень радостное. Нам действительно было радостно!

– А ты ходил потом в «Блюз-кафе», которое открыли на месте «Пингвина»?

– «Блюз» был дорогой и совсем непонятный для обычного студента журфака, который и «Макдак» не мог-то себе позволить. Не, «Пингвин» останется в моей памяти как яркая иллюзия с реальными эмоциями.

Если вам нравится рубрика «Мінск 1067», делайте репост статьи и не забывайте про хештэги #сваё, #SamsungBelarus, #Minsk1067. Дзякуй!

*ООО «Самсунг Электроникс Рус Компани», ИНН 7703608910