Минчанка, заболевшая раком: «Болезнь помогла мне оценить жизнь»

«Говорили, что это может быть пневмония.
Оказалось, что у меня рак легкого»

– Всегда считала, что я здорова как лошадь, потому что выросла в деревне, где очень много работала. Физически я была очень сильная, могла даже с мужем на даче холодильник перетащить. У меня все получалось, и я считала, что природа мне дала много сил и здоровья.

Но в 2007 году, когда я переходила с одной работы на другую, мне надо было пройти обследование. И на этом обследовании у меня увидели какое-то пятнышко на легком. Тогда говорили, что это может быть пневмония, что может быть, я простыла или еще что-то. А физически я вообще не чувствовала, что у меня есть какая-то проблема. В итоге оказалось, что у меня рак легкого.

Меня положили в больницу в Боровлянах и предложили операцию. Я не могу сказать, что у меня была какая-то паника или что мне было как-то особенно страшно. Сказали, что надо оперироваться – я пошла и прооперировалась.

«Я что, хуже Папы Римского?»

Страшно стало, когда семь лет спустя у меня на этом же легком обнаружили еще одну опухоль. Меня снова положили в Боровляны и сказали, что нужно полностью удалить легкое. Но во время операции что-то пошло не так, у меня разорвался сердечный мешок, и получилось несколько операций вместо одной. Я от этого долго отходила, но меня очень поддержали дети – они ко мне пришли и сказали, что с одном легким тоже живут. И привели в пример советскую актрису Татьяну Доронину и Папу Римского. И я подумала, что раз уж они смогли, то я что, хуже Папы Римского? Теперь у меня его портрет на работе висит, я с ним здороваюсь каждое утро.

После операции меня выписали из больницы. Я приехала домой и поняла, что я и встать не могу, и идти толком не могу, и как-то мне от этого стало страшновато. И тут мне опять помогла семья. Дочка уволилась с работы и полгода за мной присматривала, а по вечерам муж или сын всегда со мной гуляли. И с друзьями мне очень повезло – они и приезжали, и звонили постоянно.

Очень важно, как к тебе относятся люди, когда ты серьезно болеешь. Бывает, что люди на тебя из-за этого злятся, а бывает, жалеют и смотрят на тебя, как на побитую собаку. Это очень неприятно, и от этого пытаешься спрятаться. Еще очень неприятно любопытство, когда у тебя все время спрашивают о болезни. Конечно, у всех по-разному, но мне вообще не хотелось говорить о болезни. Бывают моменты, но это должен быть какой-то собственный порыв, нужно хотеть об этом поговорить. Мне с родными и близкими очень повезло, потому что они мне сопереживали, но так, чтобы я не сильно замечала. То есть со мной шутили, разговаривали на разные темы, и не видели во мне только больного человека. Коллеги тоже не акцентировали внимание на болезни, я как работала, так и работаю, и это меня очень спасает. Человека, который заболевает, ни в коем случае нельзя лишать работы, если это не его воля.

«Человек там совершенно один»

Прошел год, все было хорошо – и вдруг у меня умирает мама. У меня опять стресс, и этот стресс, скорее всего, вызвал образование опухолей на оставшемся легком. Но так как оно уже было одно, операций мне больше не делали и назначили химиотерапию.

Очень плохо, что у нас в Боровлянах вообще отсутствуют психологи, которые бы общались с людьми при подготовке к операциям, после операций и во время химии. Сами врачи, которые каждый день сталкиваются с этими болезнями, не считают, что должны рассказать человеку, что с ним произошло, что ему теперь делать и как ему себя вести. Человек там совершенно один. Но, что характерно для Боровлян, люди, находящиеся там на лечении, очень стараются друг друга поддерживать. С учетом их собственных знаний, которые, конечно, не являются достоверными. Сами врачи почему-то считают, что ты должен все знать. Когда ты пытаешься их расспрашивать, они нервничают и отвечают, только если ты очень настырный. Врач считает, что он сделал химию и свободен, а ты там дальше сам.

Когда я была на химиотерапии, у нас в палате лежала женщина из Узбекистана. Она была очень жизнерадостная, угощала всех вкусной едой, которую ей привез сын, собирала всю палату, танцевала нам народные танцы. Ей было шестьдесят восемь лет. И когда смотришь на таких людей – им столько лет, и они хотят жить – думаешь, а чего ты сам распустился, надо как-то выкарабкиваться. Были, конечно, и другие, впадавшие в уныние – вот им очень нужен психолог. Хотя, конечно, он там нужен всем.

«Есть выбор – не мучиться и сгореть за два месяца
или попытаться бороться»

Бывают врачи, которые очень просто могут убить в тебе веру, что что-то получится. У меня вот был хороший врач, мы с ним потом нашли общий язык, и он мне во многом очень помогал. Но так как врачи часто не знают, как говорить с больными, он мне один раз сказал, что моя болезнь – это «тришкин кафтан». То есть опухоли будут появляться, химиями я их буду притуплять, они потом опять будут появляться, я снова буду притуплять, и так пока на легком не останется живого места. И что у меня есть выбор – не мучиться и сгореть за два месяца или попытаться бороться.

Конечно, услышав такое, сразу начинаешь думать, что у тебя осталось два месяца – и это очень страшно. Но потом мне попался новый врач, который сказал, что все зависит от организма: нужно стараться, чтобы показатели крови были приближены к идеалу, тогда лейкоциты могут убить болезнь. Такой вариант мне понравился больше.

После того, как мне сделали одну химию, у меня снова стали хорошие показатели, все ушло, и я успокоилась. А потом все повторилось, и снова надо было делать химию. Сейчас у меня опять временный перерыв. Но сказать, что я победила болезнь, я не могу, потому что она еще до конца не ушла. Уйдет она или не уйдет – я не знаю. Психологически надо готовиться к концу, потому что когда-то он все равно придет – у каждого свой срок. Но когда он придет, я не знаю, это не мне решать, поэтому надо просто жить и верить, что все будет хорошо, больше любви людям отдавать, больше заботиться о ком-то. Надо больше делать добра.

«Я благодарна болезни»

Когда человек, особенно если он недолюбленный, как я была в детстве, заболевает, и вокруг него начинают бегать и прыгать все родственники, друзья и знакомые, он купается во внимании и в какой-то момент думает, что вот оно – то счастье, и черт с ней с болезнью, лишь бы это счастье продолжалось. И вдруг тебе говорят, что все у тебя хорошо, ты здоров. И ты всем это объявляешь, и близкие начинают вести себя, как раньше. А ты этого не понимаешь, но тебе очень хочется, чтобы внимания было так же много. И как-то так бессознательно снова начинаешь натягивать на себя эту болезнь.

Слава богу, ко мне пришло озарение, когда я на химии увидела женщину, которая так измучила мужа своей болезнью, что на него было страшно смотреть. Она-то может еще и поживет, а он точно где-то загнется. Когда я приехала домой, то решила, что пусть муж едет на рыбалку, пусть едет на дачу и работает, сколько хочет, пусть дети живут своей жизнью, а я займусь своими делами: может, буду стирать или убирать, может, картины рисовать, может, гулять пойду. Потому что все время требовать внимания – это эгоизм, и, возможно, если я найду свое занятие, то и болезнь мне уже не будет нужна.

Пусть это прозвучит банально, но болезни я благодарна за то, что я стала ценить жизнь. Я стала меньше обращать внимания на мелочи и больше радоваться. Мне помог в этом один врач. Он попросил, чтобы я взяла листок бумаги и написала, какой я себя вижу завтра, через год, через несколько лет – просто планы на будущее. Когда я открыла тетрадку, то поняла, что настолько поглощена болезнью, что вообще не думаю ни про завтра, ни про какое-то будущее. Тогда я много думала и решила, что мне есть ради чего жить.

«Жалко тратить даже минуту на то,
чтобы плакать или переживать»

Мы с мужем начали много ездить по Беларуси. Мы ездим по разным храмам, монастырям. Вот прочитаю я про какую-то икону, в интернете все про нее изучу, и мы едем ее смотреть. Иконы и храмы для меня – это не только религия, а еще и искусство, и история. Так мы съездили в Могилев, Гродно, Гомель, Будслав, Мозырь и много еще куда. Просто садимся на выходных в машину и едем. Мне хочется ездить и хочется успеть везде, побывать. Теперь мне очень жалко тратить даже минуту на то, чтобы плакать или переживать.

Я много сейчас читаю о религии, и мне это очень помогает. Я читаю о жизни святых, а жизни у них были тяжелые. И я думаю, что если люди справлялись с такими проблемами, то, может, и я смогу. Религия мне дает силы, надежду, интерес к тому, что будет дальше.

Болезнь помогла мне оценить жизнь. Раньше я просто жила, а теперь я наслаждаюсь. Я оценила близких, хотя я и раньше, конечно, знала, что они очень хорошие, но относилась к этому как к данности. Вот я раньше нервничала, когда муж уезжал ловить рыбу, а теперь понимаю, что это для него важно, а для меня важно, чтобы ему было хорошо.

Мне стало очень интересно узнать историю моей семьи, хотя я раньше жила и как-то об этом не задумывалась. И я сделала для детей альбомы с фотографиями родственников, записала историю своей семьи своими словами, как я помнила, как видела и слышала, чтобы дети ее всегда помнили.

Я уже за это время связала больше десяти шарфов, которые раздала своим друзьям. Сейчас вот начала рисовать картины, и мне это очень нравится. Еще в планах у меня научиться играть на гитаре и записаться с мужем на бальные танцы. Дел еще очень много.

«Ты понимаешь, для чего тебе жить дальше»

Болезнь дает человеку шанс что-то переосмыслить, что-то оценить и подумать, в каком вообще направлении ему двигаться. Я стала по-другому смотреть на людей. Меня некоторые люди раньше очень раздражали, как мне казалось, они были неправильными, делали что-то неправильно или говорили. Теперь я совершенно по-другому на это смотрю: может быть, эти люди и во мне видят что-то, что считают неправильным, но как-то же они с этим мирятся. Я теперь считаю, что вообще нельзя судить людей, мы просто не имеем на это права.

То, что жизнь с болезнью переосмысливается – это однозначно. А главное, ты понимаешь, для чего тебе жить дальше.