4 года назад – 25 мая 2014-го – возле минского клуба Дмитрий Лукашевич избил Михаила Пищевского, который год провел в состоянии, близком к вегетативному, а потом умер. Сегодня ЛГБТ-активист и гей Андрей публикует «Манифест п*дора», призывая ЛГБТ-сообщество Беларуси не забывать Михаила, а также увидеть себя в общей картине угнетения и насилия.
– Я не такой же, как вы. Я – другой. Моя жизнь радикально отличается от вашей, и знаете почему? Гетеросексистская система уничтожила меня. Она заставила меня стыдиться и ненавидеть самого себя. Под угрозой насилия, унижения и репрессий я был вынужден притворяться, будто меня не существует. Я был вытеснен из общественного и политического пространства как нежелательный элемент. Всю свою жизнь я иду рука об руку со сковывающим тело и душу страхом, постоянным ощущением угрозы и небезопасности. Эта система заставила меня поверить в то, что я ничтожество. Большую часть своей сознательной жизни мне пришлось доказывать самому себе, что я заслуживаю любви и уважения, что мое человеческое достоинство является такой же неоспоримой константой, как и у других людей.
Я убегал от самого себя, я пытался быть хорошим, я хотел быть «настоящим» мужчиной, мне важно было получить одобрение и принятие. Я очень долго пытался соответствовать критериям «нормальности», но даже при этом всегда встречал на своем пути насмешки и пренебрежение.
Когда я начал понимать, что не смогу перекроить себя под требуемые социальные конвенции и ожидания, я начал скрываться. Сохранив минимальный видимый набор социальных «норм», я начал прятать от чужих глаз все те части себя, которые не устраивают гетеросексистское «большинство».
Нигде я не имел права на существование. В школе меня обзывали педиком и смеялись надо мной, хотя ни я, ни большинство из тех, кто это делали, еще даже не понимали, о чем вообще речь. Я смотрел фильмы, где меня нет. В книгах, пьесах, спектаклях, поэмах, на картинах и фресках, во всей школьной программе мне тоже не находилось места. Даже если я и имел там какую-то репрезентацию, то она тщательно скрывалась для того, чтобы я рос в изоляции и ненависти к самому себе.
А в случаях, когда скрывать правду не удается, внезапно выясняется, что Чайковский, оказывается, упорно боролся со своим «недугом».
– Да, человек был болен! Но зачем копаться в его грязном белье? – слышал я заявления своих преподавательниц, которые имели три высших образования и учили детей истории искусства.
И чему же вы можете научить? Ненависти, ограниченности, глупости? Больны вы, если не можете смириться с таким простым фактом, что в мире существует гомосексуальность.
Привилегии
Гетеросексуальным людям можно обнять и поцеловать любимого человека в любом публичном месте, для них это безопасно: на улице, в парке или в метро. Главный вопрос, который задают себе гетеросексуальные люди, ощущая интерес к другому человеку: «Взаимны ли мои чувства?» А вопрос, который сразу же возникает в моей голове, звучит так: «Побьют ли меня, если поймут, что я гей»? Стыд окутывал меня с момента моих самых первых эротических и романтических переживаний, и причиной ему была ненависть «большинства».
В то время как гетеросексуальные подростки могли свободно знакомиться, флиртовать, строить отношения, мне ничего не оставалось, кроме как наблюдать исподтишка за теми, кто мне нравится, – чтобы никто не заметил моих симпатий. Я тихонечко д****л дома, став постарше, – трахался на один раз и каждый раз ненавидел себя за то, что совершил, рассматривая свое влечение под гетеросексисткой призмой «ненормальности» и отвращения.
Вы не стесняетесь, если хотите прижаться друг к другу на пляже. Почему-то вы не беспокоитесь о том, что же подумают люди вокруг, вы чувствуете себя в безопасности. Вам это кажется таким естественным, но почему вы отказываете мне в том же? Вы держите друг друга за руки, улыбаетесь. Ваша любовь вызывает одобрение, восхищение, она поощряется. Моя любовь вызывает презрение и отвращение, она подавляется и угнетается. Вы можете флиртовать без страха, вы ощущаете себя в своем праве, ваша любовь вам кажется такой естественной и прекрасной.
Это волшебное чувство, когда мурашки идут по коже, когда хочется утонуть во взгляде любимого человека, раствориться в нем. Когда дрожь идет по телу от прикосновения, когда мысли приводят только к ней или к нему. Когда образ любимо_й человека всегда рядом с тобой, когда тепло растекается по всему телу при мысли о ней или о нем. Когда кажется, что все на своих местах, что ты на своем месте. Когда жизнь без нее или него теряет свой смысл. Когда чувствуешь себя наполненным. Когда, несмотря на все препятствия и трудности, хочется быть рядом. Когда просто рассеянно улыбаешься, глядя в любимые глаза. Когда хочется проводить время вместе, делиться своими мыслями, впечатлениями, идеями, эмоциями, чувствами.
Знакомы ли вам такие ощущения? Так вот, представьте себе, моя любовь ничем не хуже вашей.
Шло время, и позже мне сказали: «Делай что хочешь – только у себя дома, под одеялом». Вы вытеснили весь спектр моих чувств, всю глубину моих привязанностей, чувств и эмоций из публичной сферы. Вы закопали мою любовь на уровень плоти и похоти, вы заставили меня жить скрываясь, как будто я преступник.
Я больше не буду убегать и прятаться, мне больше не нужно ваше принятие. Я – другой. Я тот самый п*дор, которого вы так боитесь и ненавидите, потому что после общения со мной ваш ребенок якобы может стать гомосексуалом. Это я разрушаю «ваш» институт семьи, когда держу любимого человека за руку, поэтому меня нужно изолировать от общества.
У меня огромное количество сексуальных партнеров, я ненасытный е****й п*дор. Разумеется, ведь вы, будучи подростками, имели возможность безнаказанно проявлять свои эмоции и симпатии, выстраивать коммуникацию с теми людьми, которые вам кажутся красивыми и привлекательными, проговаривать свои чувства, делиться ими и публично проявлять их, реализовывать свои эротические, романтические и сексуальные желания.
А я же, напротив, был скован ужасом и страхом: ненависть, грязь и унижение, которыми вы поливали меня, не давали мне сделать ни шагу в сторону тех, к кому я питал глубокие и искренние чувства. Даже если удавалось построить прочные отношения, то мы были вынуждены жить, скрывая свою любовь ото всех. Клеймо «п*дор», которым вы наградили меня, заставляло меня считать самого себя ничтожеством и тварью, не достойной любви и уважения.
Я забираю это слово себе, оно принадлежит мне. Оно описывает мою жизнь, мой опыт
Этим манифестом я провозглашаю свободу от угнетения. Сестры и братья! Люди, которые пережили то же, что пережил я. Мы будем свободны! Мы больше не должны быть хорошими, не должны пытаться заслужить любовь и уважение. Мы терпели угнетение и унижения на протяжении всей нашей жизни, и этому должен прийти конец. Сегодня, здесь и сейчас. И начало конца – это принятие и присвоение себе этого опыта.
Чтобы обрести свободу, нам необходимо называть вещи своими именами, снять розовые очки и посмотреть правде в глаза. Нас угнетают. Нас убивают. Нас считают недолюдьми, которых необходимо изолировать, контролировать и подавлять. Мы можем «не высовываться», всю жизнь прятаться, скрывать себя и жить в этом фарсе, но это совершенно не гарантирует нам безопасности.
На самом деле это не что иное, как невидимая, негласная война. У всех нас есть выбор, чью сторону принимать. Мы можем и дальше мимикрировать под гетеросексуальное «большинство», пытаться подстраиваться, смиряться и терпеть унижения. Конечно, это наше право – иметь относительно спокойную, комфортную и счастливую жизнь, не включаться в противостояние. Но тем из нас, кого не устраивает такая двойная жизнь, необходимо объединяться. У нас выбора не осталось, сама собой ситуация не изменится.
Дают тем, кто требует. Не наступит тот день, когда угнетатели, проснувшись утром в своей теплой постели, вдруг осознают, насколько же они были неправы и как же нам тяжело. Никто не даст нам наших прав «за красивые глаза». Нам нужно перестать пытаться быть хорошими в надежде получить уважение и принятие. Они никогда не примут нас за равных, если мы будем продолжать унижать себя.
Угнетение
Мы можем веселиться в своих клубах и пытаться не замечать реальность, которая нас окружает. До тех пор, пока на нашу вечеринку не придет «проверка» ОМОНа на пару с наркоконтролем. И тогда становится понятно, что мы не отвоевали себе ни миллиметра пространства в своей стране – нас поместили в резервацию, и наши надзиратели периодически появляются, чтобы напомнить об истинном положении вещей. Надзиратели могут нас защитить, когда насилие по отношению к нам приобретает организованный характер, в том числе потому, что в их обязанности входит противодействие любому не подконтрольному им объединению. Этой же рукой они душат свободу прессы, собраний и ассоциаций.
Вместо того чтобы по-настоящему защитить нас от гомофобных нападений, от подставных свиданий с целью шантажа, вымогательств и дискриминации, они делают официальные гомофобные заявления, блокируют доступ к сайтам знакомств для геев. Для них мы являемся двойной угрозой: во-первых – сообществом, способным на объединение и консолидацию, во-вторых – вызовом для патриархальной системы и положения «настоящего» мужчины и «настоящей» женщины в ней.
Они закрывают наши мероприятия, они отказываются регистрировать наши организации, они унижают наше достоинство и обесценивают наши жизни, игнорируя наши права. За всю историю независимости Беларуси мы не увидели ни одного шага навстречу. Печатные издания, которые существовали в прошлом, закрывались властями. Активисты и владельцы клубов также сталкивались с репрессиями и давлением. Один из владельцев гей-клуба «Оскар» Иван Сушинский был убит 3 июля 2001 года. Расследование протекало вяло и не привело ни к чему: «У нас тут нормальных людей убивают!»
С распадом СССР репрессии не закончились: да, теперь мы не можем попасть в психушку или тюрьму, но нас сделали заложниками собственных квартир. Декриминализация не изменила отношения к нам, страх остался так же силен.
Что мы можем противопоставить этому? Какие у нас есть ресурсы, чтобы противостоять тотальному угнетению? Ответ очень прост: только мы сами можем вернуть себе свободу, честь и достоинство, которые были у нас украдены. Мы можем поддерживать друг друга в маленьких и больших делах, мы можем проявлять солидарность, высказываться против той несправедливости, которая существует по отношению к нам, мы можем объединяться.
Единственный ответ на цензуру – гласность, открытость и публичность. Сопротивление, борьба и солидарность должны стать ответом на угнетение.
Миша Пищевский умер из-за того, что не разрешил назвать себя п*дором. Он умер из-за этого слова
Если бы в этом гомофобном мире быть п*дором не было бы настолько унизительно, Миша был бы жив. Если бы мы, ЛГБТ-люди, осознали всю глубину ситуации насилия и угнетения, которым нас подвергают, мы бы смогли объединиться.
Фото Миши Пищевского до и после избиения.
Заявляя, что я п*дор, я отказываюсь от всех привилегий, которыми мог бы обладать. Я призываю нас посмотреть правде в глаза как социальной группе, как сообществу: для гетеросексистского «большинства» мы были и остаемся грязью. Быть п*дором – это про уважение своего опыта и про освобождение от стыда. Я прошел через все это, я выжил. Я победитель, но я не забыл. Я не хочу отбелить эту грязь, сделать вид, что всего этого не было. Было и оставило огромный след в моей жизни, который останется со мной навсегда.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: CityDog.by.