«Белый гроб у нас появился недавно». Парень не пошел в программисты, а открыл бюро ритуальных услуг – и вот что из этого выходит

Александру Качалову 26 лет – программист и автослесарь, жодинец 4 года назад ушел в сферу ритуальных услуг. И не жалеет об этом (почти).

«По вечерам конфликты по работе решали дома»

– В 2009 году мой отец работал водителем катафалков в ЖКХ. Присматривался, узнавал, сколько что стоит, и в итоге решил попробовать себя в этом бизнесе – в этом ОЧЕНЬ прибыльном бизнесе.

Тогда я только окончил школу. ЦТ сдал неважно, и чтобы не терять год, пошел учиться в смолевическое ПТУ на автослесаря. Армия забрала 1,5 года, после нее сразу устроился на пластмассовый завод ОДО «Полиэфир». Параллельно заочно учился на программиста в радиотехническом колледже в Минске.

В 2014-м отец позвал делать бизнес вместе – я подумал: почему нет? Изначально у нас были только услуги: предоставление транспорта, копка могилы. Но мы видели, что людям нужна помощь в организации похорон.

Проработав так несколько лет, я понял, что иметь общее дело с родственником очень сложно. Мой отец не смог разделить работу и дом, по вечерам все конфликты выяснялись под одной крышей. Тогда и решили разделиться: я открыл магазин на скопленные деньги. Раньше занимались благоустройством захоронений с отцом, но теперь клиенты у нас разные, вместе только похороны организовываем.

«Бывало, чуть ли не прыгали в яму за человеком. Это дико»

Работаем круглосуточно в Жодино и ближайших районах. Теперь мы занимаемся подготовкой тела на дому, помогаем с документацией, транспортом, местом захоронения, ищем святого отца, арендуем кафе.

Мы берем на себя ответственность полностью подготовить человека и захоронить его, но всегда прислушиваемся к пожеланиям клиентов. Например, белый гроб у нас появился недавно. Пришла девушка и говорит: «Мать в Гродно умерла, принципиально нужен белый гроб». За сутки я его приобрел. И не так давно заказали белый катафалк: девушка сказала, что отец пожелал уйти в мир иной «на белой лошадке».
 

Раньше магазин был в другом районе, там жило много пожилых людей: бывает, бабушки проходили, крестились. Как-то зашла в магазин женщина, интересуется ценой гроба.

– У вас кто-то умер или ждете? – спрашиваю.

– Нет, я хочу себе.

– Зачем? Ну, глупости! Вы же не так стары.

– А я хочу закатки туда ставить, – говорит. –  Мне недавно вскрыли квартиру и украли их. А так я в гроб поставлю, и никто туда не полезет.

К похоронам отношусь как к работе, не более. Стараюсь не воспринимать близко к сердцу, ставлю барьер. У меня характер своеобразный. Какой? Жесткий, я бы сказал. Умею разделять, когда могу через себя пропускать, а когда – нет. Тяжело видеть слезы родителей, если хороним их детей. Но понимаю: если сейчас сам растрогаюсь – не пойдет.
 

Недавно друг пригласил на день рождения. Мы собрались в кафе, ну и давай знакомиться. Я работаю в ритуальной сфере, а другая девушка – помощник патологоанатома. Все время только про нас и разговаривали, вопросами засыпали. У людей в окружении редко встречаются приятели из таких сфер, поэтому всем очень интересно, как все проходит. Вопросы в основном одни и те же: «Не страшно? Не боишься? А мистические случаи были?» После долгого общения к моей профессии начинают относиться с юмором.

Самое тяжелое – когда прощаются на кладбище. Перед тем как закрыть гроб, опустить, закопать. Есть люди, которые могут просто подойти и сказать: «Петя, всё, пока, жди нас долго», – и все такое. Конечно, это близкий человек, с которым ты прожил много лет, но они относятся к смерти с пониманием. Чаще те, кто ближе к вере.  Бывали случаи, когда чуть ли не прыгали в яму за человеком. Это дико.

Пару лет назад забирали мужчину. Его сестра на кладбище громко кричала. Ну, и с ним все попрощались, мы уже опустили его в могилу, начали закапывать. Когда мы закончили, она упала на холм засыпанного гроба, начала кидать землю в яму и проклинать его бывшую жену: «Чтоб ты сдохла!» Была жуть, конечно. Когда мы закончили, она легла на холм и проклинала ее до последнего из-за виновности в смерти.

«Когда приезжаешь на вызов, до некоторых людей нельзя достучаться»

Как вообще все происходит? Человек умирает, приезжает скорая, милиция. Дается выписка о том, что побоев нет, естественная смерть. В морг забирают только в том случае, если молодой или есть подозрения на криминал.

С выпиской идут в поликлинику, где поднимается карточка умершего, составляется эпикриз о смерти. Его несут в ЖКХ и там предоставляют два бесплатных места на кладбище. Каждое последующее стоит 160 рублей. Кстати, места очень урезали: если раньше оно было 3 метра длиной, то теперь – 2,20.

Паспорт усопшего вместе с эпикризом несут в ЗАГС, где уже выдается свидетельство о смерти. Люди идут в собес, ответственный за организацию похорон дает свои данные. Тогда государство выделяет пособие – это около 900 рублей, суммы вполне хватает.

Но мелочность видна в деталях: в руку умершего обычно кладется платочек. Я спрашиваю, будут его покупать или нет. «Сколько стоит?» – «Рубль». Они отмахиваются: «А не, не надо». Тратят остаток на себя. А бывает наоборот: приходят и требуют гроб за 1600 руб.
 

Когда приезжаешь на вызов, до некоторых людей нельзя достучаться. Они находятся в трансе, ты с ними что-то обсуждаешь, а человек поворачивается и отрешенно произносит: «Вы со мной разговаривали?» Пытаешься найти того, с кем можно вести диалог.

Бывало, приходишь, а там все пьяные: неблагополучная семья. Не скажу, что на организаторе похорон лежат какие-то серьезные обязанности. Родственник должен сказать, что ему понравилось, выяснить какие-то нюансы.

Для работы с трупами у нас спецодежда: перчатки, маски, халаты. Когда подготавливаем тело, мы не проверяем, чем человек болел и от чего умер. Поэтому себя нужно максимально защищать.
 

Иногда человек умирает сидя, например, а родственники начинают заниматься вообще какой-то ерундой. Не подготовкой тела, а, скажем, созваниваются со знакомыми, ищут деньги. Труп там сидит, застывает. Был случай, когда к нам обратились, а человек по факту сутки находится дома. Мы спрашиваем, почему так тянули: «Ай, ну мы там за продуктами съездили, стол накрыли, надо же помянуть».

Можешь приехать на вызов в два часа ночи и только в пять утра освободиться. Пока все оформишь, распишешь, тело помоешь. Кстати, распространенное мнение, что трупов моют в ванной. Я часто шучу с друзьями: «Какая ванная! Нет, мы заказываем сауну, там попаримся, потом бассейн».

На самом деле подготовка тела – это омовение. Протирание последнего пота, который выделяется после смерти. Потом уже одеваем, накладываем грим.

Кстати, по поводу одежды. Если к смерти готовились – человек очень пожилой или чем-то болел, – ее стараются покупать заранее. Либо люди сами: «Ой, Пятроўна, ты ужэ плацце купіла сабе? А я купіла!»

Да, визажистов или маникюрщиков у нас нет, я все делаю сам. Если мужчина был сердечник или у него оторвался тромб – лицо быстро чернеет. Без тональника не обойтись. Пока мы умершего ворочаем, тампонируем, просим родственников выйти из комнаты, потому что это не очень приятное зрелище. В это время они обычно созваниваются со всеми, решают организационные вопросы.
 

«Они предоставляют такую услугу, как репетиция похорон»

Так как мы занимаемся не только подготовкой тела, но и оговариваем сразу все нюансы похорон, времени уходит достаточно. Допустим, все произошло ночью, и человека хотят похоронить с утра ­– надо рано начинать копать могилу. Родственникам не обязательно ехать с нами на кладбище. Все равно местечко они выбрать не смогут, там земля поделена на секторы, разбита по разметкам.

Я объясняю: «Если вам не принципиально, будет он правее либо левее в этом ряду, вы можете с утра вообще с нами не ехать. Лучше идите в ЗАГС, оформляйте документы». На кладбище уже встречаемся со смотрящими. Они выделяют места, следят за чистотой: венки жгут, траву косят.

В сравнении с Минском у нас в Жодино все дешевле – и услуги, и места. Поэтому в столице кремация гораздо распространеннее, это проще. Привозим в крематорий, принадлежащий «Спецкомбинату КБО», единственный в Беларуси. Он находится отдельно от места выгрузки гроба и печей. Грузчики забирают гроб и ставят его на рельсы. Далее он сам едет в нужный прощальный зал, – их всего 3 или 4, – то есть мы сами не выгружаем его на подиум. После этого гроб опускается и направляется к печам. Они где-то в метрах 30-40 от крематория.

Часто в зале стоят толпы людей и ждут своей очереди. В Беларусь привозят на кремацию даже из России, потому что у нас дешевле – порядка 200 рублей. Прах отдают через дней 9. Одни помещают его на кладбище в маленькой яме, в колумбарной нише, другие хранят у себя дома, кто-то развеивает.

Если человек желает, чтобы его похороны прошли определенным образом, он должен найти того, кто все исполнит, – в Беларуси уже есть такая контора. Приходят к юристу, где составляют последний рейдер – договор пожизненного волеизъявления со всеми пожеланиями. Взявший ответственность обязуется все выполнить. Стоит это в районе 250 рублей.

Также они предоставляют такую услугу, как репетиция похорон. Можешь выбрать себе катафалк, проехаться в нем в гробу, полежать. Собрать всех своих родственников, выбрать музыку, цветы, батюшку. А еще они устраивают на заказ тематические вечеринки. Например, день рождения в стиле похорон! Там все якобы в трауре. Можно вызвать профессиональных плакальщиц. Свадьбы ведет тамада, а есть ведущие похорон. У нас это не очень распространено, но было бы круто. Я бы такого человека взял на работу.
 

«Родственники ломали стену, чтобы ее из спальни перенести в зал»

Когда со дня последнего захоронения проходит 25 лет, разрешается хоронить еще одного человека наверх гроба. Мы это недавно делали. В Минске такое частенько бывает. На одном памятнике может быть сразу 4 надписи. Ты просто копаешь, доходишь до старого гроба, останавливаешься, кладешь наверх еще один. Но это сложно, ведь нужно разламывать памятник, пилить ограды.

И кости находили. Особенно когда рядом старые захоронения. На Московском кладбище, к примеру, начинаем копать около прохода, а там ноги вылезают.

Однажды приехали на вызов в частный деревянный дом, а там женщина – килограммов 260, у нее был сахарный диабет. Такого человека я никогда не видел, как из американского кино. Как бы я ни пытался, повернуть ее не получалось. Тянул за руку – боялся, что сломаю. В итоге родственники ломали стену, чтобы ее из спальни перенести в зал. Еле ввосьмером ее подняли. По спецзаказу готовился громадный гроб.
 

«Я подумывал уйти работать программистом»

В сфере ритуальных услуг меня не привлекает абсолютно ничего. Это просто прибыльный бизнес. Одно дело, если бы был один магазин – с него ничего не взять. А вот сама организация похорон включает в себя множество услуг. Товар, транспорт, подготовка тела – сумма вырисовывается уже значительная.

Уйти работать программистом, быть фрилансером? Я подумывал. Но заочная форма обучения не очень интересная. Диплом у меня есть, а толку от него – нет. Не знаю, как другие, но я столкнулся с одной штукой. Когда мы приезжали раз в полгода на сессию, в нас пытались впихнуть все языки программирования разом. Но ведь знать каждый практически невозможно, хороший специалист владеет только одним. Так что от такой учебы толку нет.

Но с компьютерами я связан давно, еще со времен, когда интернета толком не было. Занимался видеообработкой, редактированием фото.

Если я все-таки решу связать свою жизнь с программированием, нужно убирать все и отдавать все силы на изучение определенного языка. Нужен серьезный шаг для того, чтобы отказаться от всего, что есть сейчас: базы, рекламы, магазина. Сейчас я на него не готов. Да и не хочется: надеюсь, в этой сфере получится многого добиться.

Конкуренция? Она же везде. В районе Жодино ритуальных магазинов где-то 10. По статистике в день умирает 4 человека. Представьте себе: 10 магазинов здесь плюс конкуренты из Борисова, Смолевич, Логойска, Минска. Друг на друга шлют проверки, жалобы. Это бесчеловечно – так уничтожать.

Но мы стараемся хорошо со всеми общаться. Если сами не справляемся из-за большого количества заказов, перекидываем другим агентствам. Большинство наших заказов –  через сарафанное радио. Нам доверяют, потому что работаем тщательно. Предлагаем по максимуму. Например, после того как все кинули в яму землю из специальных чаш, мы раздаем салфеточки, чтобы люди могли вытереть руки.

Наша фишка – выкладывание выкопанного песка по-особенному. Складываем аккуратно с краю, и тогда его легче сбрасывать вниз. Укладываемся в 15 минут. Если дождь, снег, у нас есть шатер. Ставим под него гроб, чтобы нормально было прощаться.

И передо мной всегда много аргументов: если я сдамся или расслаблюсь, мне станет легко от этого? Ну, полежу я неделю на диване, и что дальше? Чтобы я получал какое-то удовольствие от работы – совершенно нет. Она тяжелая. Стараемся в процессе копки той же могилы как-то шутить, вспоминать истории, чтобы разряжать обстановку. Это помогает. Потому что многие на такой работе спиваются, для них это психологически тяжело.
 

Меня больше всего злит менталитет наших людей, которые считают, что всегда надо пить. На могиле, в кафе на поминках. Многие общепринятые понятия перековеркались. И теперь по большей части все превратилось в попоище. На следующий день приходят будить – опять начинают наливать, якобы умершему. Радуница, Пасха, все эти столы накрывают, пьют – это очень неправильно.

Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.

   Текст, фото: Елизавета Мазурчик.