Эта девушка работала школьным психологом и параллельно сама боролась с депрессией – вот как одно помогало другому

Вместе с Центром «Живая Библиотека» рассказываем историю Виктории, которая три с половиной года работала психологиней в школе, но сама при этом вела борьбу с депрессией. Спойлер: в тексте найдете три книги, которые наша героиня рекомендует родителям, чтобы лучше понимать своих детей.

С Викторией мы договорились созвониться по телефону: девушка живет в Молодечно, и несмотря на то что она часто бывает в Минске, у нас не получалось встретиться офлайн. По голосу собеседницы почувствовала, что отвечать на вопросы ей дается непросто.

виктория

работала психологиней в школе

– Проблема ментальных расстройств в том, что ты никогда не знаешь, получится ли полностью излечиться: это не простуда, которую вылечил – и забыл, – говорит Виктория. – Чаще всего ты борешься с этим всю жизнь.

Но, если относиться к своему психическому здоровью серьезно, не пропускать приемы лекарств, встречи со специалистами, заболевание практически не влияет на повседневную жизнь. Правда, так получилось, что из-за пандемии я пока не посещаю психотерапевта, поэтому чувствую себя немного хуже.

Почему она узнала о своем диагнозе так поздно: «Школьные психологи не могут увидеть картину целиком»

Сейчас Виктории 25 лет. Диагноз «депрессивное расстройство» ей поставили совсем недавно, но, по словам девушки, еще в девятом классе она заметила в своем поведении то, чего не замечала у сверстников.

– Мы привыкли, что в разных ситуациях мы что-то чувствуем: обижаемся, радуемся. И у нас всегда есть что-то, что приносит нам удовольствие. Но со мной все было иначе. Все, что раньше радовало, интриговало, в момент потеряло смысл. Стало сложно общаться с людьми, концентрироваться на чем-то, принимать решения. Даже приятные для других события вызывали скорее тоску, вину или обиду на себя, чем радость.

При этом в некоторые моменты становилось действительно плохо: истерики, слезы, агрессия в сторону окружающих. Я обратила внимание, что люди удивляются такой реакции. Именно из-за таких «заметных» проявлений я и захотела разобраться, что же все-таки со мной не так. Тогда я увлеклась психологией и начала читать очень много разной литературы – и в итоге предположила, что, возможно, у меня есть какая-то проблема.

Плюс я стала общаться со школьным психологом, задавать какие-то вопросы. Когда тебе действительно плохо, ты больше копаешься в себе, узнаешь о том, как устроена психика, начинаешь больше понимать себя – иначе различить, что именно с тобой происходит, просто невозможно.

– Вы общались со школьным психологом – и он вам никак не помог?

– Дело в том, что школьные психологи общаются с детьми в определенных ситуациях, при определенных обстоятельствах. Но они не видят ребенка все время. Поэтому если сам ребенок, его одноклассники или учителя не расскажут о проблеме, то специалист не сможет увидеть картину целиком.

Я никому не говорила, что у меня есть какие-то проблемы, одноклассники и педагоги тоже молчали, ведь у нас так принято. Так что в этом плане к психологу претензий нет.

– Когда же вам официально поставили диагноз?

– В школьные годы я особо не зацикливалась на происходящем: сказать такое родителям, кому-то из друзей, довериться очень тяжело. Ты просто не знаешь, как на это отреагируют: посмеются над тобой или поверят, помогут или нет.

В 11-м классе развелись мои родители – и я почувствовала себя еще хуже, но время для откровений тогда было неподходящее. Нужно было поддержать родных: маму, брата – тут не до себя. В итоге на консультацию к психологине я попала только на втором курсе университета – именно она направила меня к психиатру.

Но официальный диагноз – депрессивное расстройство – мне поставили совсем недавно: у нас такие диагнозы, как депрессия, биполярное расстройство и другие, ставят только в том случае, если происходит что-то действительно страшное. В основном стараются ставить что-то попроще: акцентуация характера, дезадаптация, что по факту не является психиатрическим диагнозом и чаще всего не предполагает постановку на учет и прием лекарств.

– А что в вашем случае оказалось «действительно серьезным»?

– В моем случае это селфхарм (преднамеренное повреждение своего тела. – Ред.): я делала себе порезы на руках, ногах. До этого такие случаи тоже бывали, но только в тот момент это впервые стало известно посторонним.

На данный момент в плане селфхарма все успокоилось (ведь от него навсегда уйти невозможно): я заменила его татуировками как более социальным способом справиться с острыми состояниями. Когда мне плохо, я прошу брата набить мне рисунок по одному из подготовленных заранее эскизов. Становится легче: когда больно телу, боль, которая внутри, отступает.

Что почитать по теме: «Когда пришла к психотерапевтке, на мне было уже 20 шрамов». Девушка, которая сама себе делает ожоги на теле, – о том, зачем ей это нужно

Почему школьные психологи часто не могут помочь детям: «Однажды я узнала, что эта девочка настроилась уйти из жизни»

– А теперь вы и сами школьная психологиня?

– Да, но с января решила дать себе передышку, потому что работа в школе забирает очень много времени, если вкладываешься в то, чем занимаешься. За три с половиной года, что я работала с детьми, думала только о них: просыпалась и засыпала с этими мыслями, все время беспокоилась только о том, что с ними происходит.

В итоге поняла, что мне, наверное, надо взять таймаут и немного поучиться, набраться сил, знаний и нового опыта.

– Из вашего опыта: родители часто обращаются к школьным психологам, беспокоясь, как ведут себя их дети?

– В первый год моей работы в школе обращений не было вообще: я всегда первая предлагала помощь, разговаривала с родителями, объясняла, почему считаю это необходимым, – и только тогда они соглашались, чтобы им помогли. Тогда для меня это было победой, ведь многие считают, что сами могут со всем разобраться.

Только со второго года моей работы начались обращения самих родителей. Но, опять же, они могут прийти и рассказать, что их ребенок плохо учится, что он неусидчивый и невнимательный. Они редко скажут, что у них есть проблемы в отношениях с ребенком, что он ведет себя «как-то не так» и они не знают, что с этим делать.

Это иллюстративное фото.

Приведу два случая, когда я очень разозлилась на родителей. У одного из учеников было психическое расстройство – в этом даже нет сомнений. Но родители никак не реагировали ни на доводы школы, ни на то, как ребенок себя вел: временами он действительно пугал детей.

Знаете, есть депрессия, во время которой подросток больше опасен для себя, чем для других. Но есть и психические расстройства, при которых он может нанести вред другим, – и у этого ребенка было подобное.

К сожалению, у школы нет никаких прав самостоятельно принимать какие-либо меры: мы не можем сами отправить ребенка на лечение, даже провести диагностическую либо коррекционную работу мы имеем право только с разрешения родителей. Поэтому пришлось вызывать маму в школу, чтобы она сама увидела, что происходит: тогда мы получили от нее согласие вызвать «скорую» – ситуация была доведена до края.

Еще ко мне приходила девочка, у которой были депрессивные состояния: я говорила ей, что обязательно нужно обращаться к врачу и, если мои подозрения подтвердятся, подбирать лекарства, ходить на консультации, ведь депрессия не проходит сама собой. Но ученица очень волновалась: говорила, что родители ее не поймут.

Однажды я узнала, что эта девочка настроилась уйти из жизни, – об этом мне рассказала ее подруга. Я связалась с мамой, поговорила – и, к сожалению, никакого эффекта это не дало. Да, ребенок приходил ко мне на консультации, мы с ней общались, но от самих родителей она не получила ничего: они только отругали ее за то, что она «позорит» их своими проблемами.

– Почему так происходит?

– Наверное, потому что на постсоветском пространстве психические расстройства стигматизированы: с экранов телевизоров рассказывали о том, что психические больные – это насильники, убийцы и прочее. И родителям, которые выросли на этих убеждениях, принять, что у их детей есть проблемы, тяжело.

Плюс у нас такие понятия, как «депрессия», ушли в народ, и любое изменение настроения списывается на депрессию. Поэтому, когда есть официальный диагноз, он не воспринимается как что-то серьезное, на что стоит обращать внимание.

Но из своего опыта скажу, что среди родителей детей начальной школы становится все больше тех, кто интересуется поведением своих детей. Это уже другое поколение людей, которые росли и воспитывались немного иначе. А вот среди родителей подростков таких мало, к сожалению.

– В каких случаях родителям стоит обратить внимание на то, что у их ребенка могут быть какие-либо проблемы в плане психического здоровья?

– Первый звоночек – это изменения в поведении ребенка. Если он с детства был замкнутым, любил больше бывать дома, а в какой момент стал общительнее, стоит задаться вопросом, что случилось, почему так произошло. В этой ситуации родители часто радуются переменам, но это повод насторожиться.

И это тоже иллюстративное фото.

Когда ребенок начинает говорить о смерти, даже в шутку, его слова стоит воспринимать серьезно. Может быть, он и не собирается ничего с собой делать, но это значит, что вашу реакцию проверяют.

Если у детей есть проблемы, они всегда пытаются сказать об этом родителям, просто часто словами это сделать не получается – и нужно внимательно к этому отнестись. Ребенок может жаловаться на какие-то физические недомогания, негативно высказываться о самом себе, проявлять агрессию. Поговорите с ним, спросите, как прошел его день, что у него новенького, сложно ли было на контрольной.

Очень важно, чтобы ребенок не боялся общаться с вами, ведь только родители смогут понять, что есть норма, – даже психиатры не всегда точно определяют проблему. Не стоит жалеть времени на разговоры, отмахиваться от ребенка из-за усталости – важно стараться понять их.

Почему работа в школе (не) усугубила ее состояние: «Когда ты знаешь свои проблемы, то до критических моментов себя не доводишь»

– Работа психологиней в школе не усугубила ваше состояние? Ведь это постоянный стресс.

– Конечно, когда ты работаешь в какой-то сложной ситуации, то направляешь туда все свои ресурсы – и в конечном итоге истощаешься, выгораешь. Это касается не только психологов, но и педагогов. Просто в моем случае это, наверное, происходит быстрее.

Но, когда ты знаешь свои проблемы и знаешь, что с ними делать, то до критических моментов себя не доводишь. Например, в моей работе такого не случалось, потому что я знаю: в случае чего есть супервизия, когда можно обсудить с другим психологом наболевшее. Плюс раз в неделю я посещала психотерапевта, понимая, что это необходимо для моего здоровья и лечения. Ведь одними лекарствами депрессию излечить не получится – только снять симптомы.

– Тот факт, что вы сами боретесь с психическим расстройством, помогает лучше понять подростков?

– Думаю, в этом мне помогли и мое состояние, и мой брат. У него тоже диагностировано психическое расстройство: раньше были довольно серьезные срывы, но теперь, к счастью, эти времена прошли.

Когда человек, который тебе безмерно дорог, страдает на твоих глазах, причиняет себе боль – страх парализует, даже если ты подготовлен к такому. Ведь ты понимаешь, что однажды можешь его потерять. Именно этот опыт, думаю, и помог мне в работе: когда проходишь через подобные ситуации, примерно представляешь, что чувствуют родители, близкие в такие моменты.

Нельзя однозначно сказать, что именно влияет на формирование психических расстройств: наверное, в целом психологическая атмосфера семьи, в которой растут дети. Семейные психологи часто об этом говорят: проблемы ребенка – и в детстве, и в более взрослом возрасте – это симптом того, что происходило между родителями, между родителями и ребенком.

Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.

Фото: архив героини.