Кто есть кто в новом минском театре

– Мне кажется, нам мешает то, что мы относимся к театру как к чему-то сакральному. Лабораторией мне стало интересно заниматься потому, что это очень живой процесс и партнерские отношения. Все написанные у нас на таких занятиях пьесы расходятся на конкурсы и получают призы.

Смысл Лаборатории такой: на протяжении пяти дней пара режиссер – драматург работает над созданием текста, мы делаем ряд мастер-классов с приглашенными специалистами. Так к нам попала Любовь Мульменко, привезла мастер-класс по документальному театру и рассказала об основных приемах. Многие, кто присутствовал на мастер-классе, продолжили этим заниматься. Поскольку я работаю в театре, то предложил эту форму работы актерам – так и появился первый документальный спектакль в РТБД «Мабыць?».

В РТБД есть малая сцена, где из показов и читок рождаются спектакли, часть из которых потом переносится в большой зал. Для одного из последних, «Это все она»,

текст был написан в первой лаборатории Андреем Ивановым. Ну и, конечно, я стараюсь выходить за рамки этого театра: хочется, чтобы белорусская драматургия расширяла поле своего присутствия. Театральная междисциплинарность становится тенденцией – например, Таня Артимович выступает в роли режиссера, искусствоведа, критика и объединяет свои навыки и знания в работе. Часть своих читок мы делали в сотрудничестве с музеем Азгура, Центром современных искусств и другими площадками – в общем, работа идет.

– Белорусское театральное пространство сегодня – достаточно неоднородное явление. Продолжает худо-бедно функционировать консервативная махина репертуарного театра, которая очень медленно реагирует на вызовы современности и зависима от наших идеологических институтов. Параллельно существует альтернативное театральное поле, где сейчас и происходит все самое на мой взгляд интересное. Хотя на глобальном уровне конкурировать нам сложно. По разным причинам, в том числе финансовым.

В репертуарах белорусских театров в основном шли белорусские пьесы, долгое время запрещенные в Советском Союзе: «Тутэйшыя» Янки Купалы, «Тени» Франтишка Алехновича и др. Николай Пинигин на тот момент был лидером белорусского театра, а его спектакли становились событием в культурной жизни страны.

В нулевые пришла генерация, которая уже не так была ангажирована национальной проблемой и для которой вопрос поиска новых форм стоял более остро. Это совпало с бумом новой драмы на постсоветском пространстве, начало которому положил масштабный воркшоп драматургов и режиссеров из лондонского театра Royal Court в Москве в 1999 году. Это событие оказало сильнейшее влияние и на альтернативное белорусское пространство. В 2005 году появляется Белорусский свободный театр, который начнет активно развивать документальный театр в Беларуси. На пару лет раньше в Москве заработал «Театр.doc». Сам контекст создал запрос на определенные формы искусства, и на тот момент, в нашем случае в достаточно сложной политической ситуации, новая драма и документальный театр стали той самой формой, которая была необходима театру для обновления.

Через 10 лет появилась, условно говоря, вторая волна наших драматургов: Дима Богославский, чуть позднее Максим Досько, Виталий Королев, Андрей Иванов – каждый из этих авторов получил признание в русскоязычном пространстве. Их пьесы ставят, «читают», переводят в Польше, Украине, Германии, Британии, даже Уругвае. Со спектаклями сложнее, возможно потому, что постановка требует больших ресурсов. В этом плане драматург независим от внешних условий – возможно, поэтому именно драматургией пока наиболее известен наш театр.

– Свободный театр – первые, кто начал заниматься документальным театром в Беларуси. Когда я еще просто приходила смотреть, то думала: «Боже, как они могут так откровенно говорить о себе? Я бы так не смогла». Но потом меня выгнали из государственного театра за интервью о том, как мы с труппой ездили со спектаклями по тюрьмам (хотя ничего крамольного в тексте не было), и произошло лучшее событие в моей жизни – из несвободного театра я перешла в свободный. Хотя всех в РТБД я очень люблю и уважаю.

У каждого драматурга, который работает с документальными спектаклями, свой личный подход. Досько берет персонажей из реальной жизни и свою историю – и делает микс, как мне кажется. Кто-то делает вербатимы – в последнее время очень популярный жанр, но государственные театры боятся их брать, потому что там много жизни и ненормативной лексики. Только экспериментальные театры могут позволить себе такую роскошь, как вербатим. Я и сама написала вербатим «Животное» о жизни моих соседей-алкашей. В первый раз, когда я их услышала, то не поняла, что вообще происходит, откуда этот адский звук и вообще что это такое. Сначала было смешно, потом это меня бесило, потому что спать было невозможно, потом мне стало интересно. Я была невольным слушателем, начала замечать закольцованность их разговоров и решила записать. Больше всего соседней квартирой воняло из электрощитка, там же было лучше всего слышно, и я поставила туда диктофон. Шабаш начинался каждый вечер. Я не собиралась что-то из этого делать, просто постила в «фейсбуке», чтобы друзья тоже офигели и посмеялись. Но вдруг мне начали писать и спрашивать, что там у соседей дальше происходит, а Владимир Щербань, наш режиссер, сказал, что получится отличный вербатим – не надо пока выкладывать, а лучше собрать и оформить в цельный текст. В вербатим вошли 8 оригинальных текстов (насколько я могла их расшифровать), один записанный мной по памяти, а один я просто придумала, чтобы связать сюжет. Но я уже настолько была знакома с их стилем общения, что никто не догадается, где выдуманный кусок.

Я всегда хотела стать режиссером, мне казалось, что у меня есть к этому склонность. Окончила универ, пошла работать помощником режиссера, потом артисткой, но боялась заняться тем, что хочется. Так случилось, что нам выпало делать читки пьес-победителей конкурса современной драматургии, который устраивает Свободный театр (кстати, отличная возможность для тех, кто хотел бы перевести на английский и издать свою пьесу). Я прочитала все варианты и выбрала «Оникс» Максима Досько. Времени было достаточно, поэтому было решено не ограничиваться читкой, а поставить спектакль. Студенты лаборатории Fortinbras сказали: «Конечно, да». Но было очень страшно – 25 страниц текста, а они никогда в жизни так много не учили и на репетиции ходят после своей основной работы. Первые недели две-три было адски страшно, но потом нам начало нравиться, пошла фантазия работать.

Представления Свободного театра можно посмотреть в выходные – в середине недели на страничке театра вешают расписание спектаклей, надо не прозевать и быстро записаться – места мгновенно разбирают.

– Я занимаюсь contemporary dance уже почти 15 лет. Начиналось все с D.O.Z.SK.I. – это совместный проект с Дмитрием Залесским. Через какое-то время я создала свою команду SKVO'S Dance Company, мы сделали спектакли Happy Valentine, «Декаданс». Диалоги, годом позже мы поставили «Бардо». Нам очень помогла площадка РТБД, мы немного поездили по фестивалям свободной труппой. Потом меня пригласили работать в Молодежный театр – там до нас был создан театр современной хореографии. На этой базе мы сделали два спектакля – «Предметный разговор» и «Это не кино». Последний пока что заморожен – он больше похож перформанс, а не на танцевальный театр. Государственные театры не знают, как работать с такой формой, как собирать на это зрителя. Спектакль просто лежит на полке, а деньги на него все же потрачены.

Несмотря на свое название, кажется, что целевая аудитория Молодежного театра – не совсем молодежь и предпочитает мелодрамы и комедии. Хотя сейчас Дима Богославский сделал уже две постановки, Искандер Сакаев из Петербурга поставил масштабные и динамичные спектакли, на которые, я думаю, как раз и пошла та публика, которая вообще должна ходить в театр под названием «Молодежный».

В Европе другая ценовая политика в отношении театральных билетов. Наш зритель пока не готов к театру как престижному, элитному удовольствию. Пока у нас поход в театр приравнивается к походу в кино, даже к экспериментальным постановкам относятся как к развлечению, никому не хочется напрягаться. Иностранные гости на «ТЕАРТЕ» тоже отмечали, что наша публика не очень-то готова к восприятию экспериментальных, дергающих и интерактивных постановок.

Contemporary dance – это один из многих аспектов современного искусства, и сейчас в тренде междисциплинарные проекты и коллаборации: медиа, перформативные практики, physical theatre – да все что угодно! Первична даже не идея, а просто желание работать вместе, собраться в банду и сделать продукт. Наверное, поэтому для нового проекта я взяла громкое имя любимого мною Игоря Стравинского,чтобы его незабываемой в буквальном смысле музыкой разбудить интерес к современному танцу. «Весна Священна ли?» – не побоюсь назвать это современным балетом.

– Я себя почему-то не причисляю к новой драме, я не занимаюсь поиском нового драматургического языка или формы – просто пишу как пишется, как это видится мне в данный момент времени, пишу так, как сегодняшняя жизнь во мне отражается.

Из-за какого-то режиссерского недоверия, наверное, считают, что у драматургов не хватает опыта. Мы все молодые ребята, пару раз от режиссеров я слышал такую фразу: «Кто тебе это надиктовал?» Имелось в виду, что я не мог в 25 лет написать пьесу о людях за сорок «Любовь людей».

К сожалению, любой репертуарный театр в нашей стране изначально выполняет госзаказ, а потом занимается своим развитием – есть количество спектаклей, заработанных денег и обслуженных зрителей. Молодежный театр делает шаги в сторону развития современного театра, но ему все равно необходимо «отбивать» госзадание. Поэтому появляется и скандальная «Чайка» Искандера Сакаева, и вместе с ней – две-три комедии, которые будут «набивать» зал.

Спектакли по моим пьесам можно увидеть в Театре белорусской драматургии, который в этом году отмечает свое 25-летие: в репертуаре театра идут практически все значимые для меня пьесы. Для Музыкального театра я делал адаптацию мюзикла «Моя прекрасная леди», который в этом году завоевал Национальную театральную премию. А режиссерские работы идут в Белорусском государственном молодежном театре – это спектакли по современной драматургии, «Саша, вынеси мусор» по пьесе украинки Натальи Ворожбит и недавно выпущенный спектакль по пьесе Ивана Вырыпаева Dreamworks.

– Я театральный менеджер, последние три года живу в Польше. «Корняг театр» – это мой белорусский проект, мы работаем уже около семи лет. К сожалению, сейчас играем один спектакль. Было три, которые шли параллельно: «Не танцы», «Спектакль №7» и «Латентные мужчины». Последний часто появляется на международных фестивалях. Хотелось бы больше делать в Беларуси, но у нас нет своей площадки.

В Беларуси я бы хотела проводить больше образовательных проектов. Мы начали «Театр+Тело», серию воркшопов от европейских педагогов, режиссеров и актеров в сфере современных театральных практик и перформанса. В конце марта будет мастер-класс со студентами театральной академии, приедет Томаш Радович из Польши, основатель театра «Горденице» и театра в Лодзи.

Хочется идти в образовательную сторону, потому что я вижу, что у европейских актеров образование не заканчивается театральной академией – они понимают, что театр должен быть актуальным и, несмотря на возраст, участвуют в воркшопах. Появляются новые методики, новые интересные режиссеры, которые делают воркшопы, – и они ходят, а в Беларуси нет такой практики. Но я не виню наших актеров – это проблема системы образования.

Ну и хочется привозить интересные спектакли, больше альтернативного театра. В Польше и Чехии сейчас интересный современный театр, о котором мы не знаем вообще ничего.

В двухмиллионном Минске нет вообще никакой проблемы в том, чтобы «продать» спектакль на 200 человек. Есть элементарные вещи – собирание базы зрителей: нужно собирать адреса электронной почты, зритель хочет получать рассылку и знать о спектаклях. Когда «Корняг театр» выступает в Минске, то спектакль обычно играют четыре раза, продать билеты можно в течение десяти дней, потому что я имею большую базу зрителей плюс подписки в «Фейсбуке», «Инстаграме» – нужно следить, что работает, смотреть статистику и уделять этому два-три часа в день. Расклеивание афиш в городе, в метро – это лишняя трата денег, наш зритель уже не видит эту рекламу. Наш зритель получает информацию через интернет, покупает билеты там же и новости смотрит не в телевизоре.

– У нас есть театр кукол «Картонка», он возник 5 лет назад. Это такое занятие для души, дружеское времяпрепровождение – ставим то, что нам самим нравится. Мы с Бенькой подруги, просто захотели что-то сделать вместе. Мы не ставим воспитательных задач, не пытаемся научить чему-то, даже выступаем против назидательности в наших спектаклях. И никак не конкурируем с большими театрами: у нас камерный, домашний театр – для себя, для детей друзей, чтобы в уютной атмосфере что-то показать. Раньше в семьях были вечера музицирования, чтения – мы решили возобновить эту традицию в собственной жизни. И нас начали звать – мы часто ездим на фестивали за границу. В этом году наметили много новых спектаклей и решили больше развивать театр, раньше он, скорее, жил своей жизнью.

Света Бень – профессиональный режиссер, работала в театре кукол, знает это дело. А я туда просто ходила как зритель. Безусловно, режиссура Лелявского – это высочайший уровень. Когда мы ездим на фестивали и там узнают, что Света – ученица Лелявского, то это вызывает уважение: ученица мастера высокого уровня.

Теперь пошла хорошая тенденция: становится больше маленьких мобильных театров – мы, например, можем в одну машину сложить наши декорации и куда-то поехать, у нас нет ничего громоздкого и сложного. Есть театральный проект «Бусы» – у них появляется все больше мероприятий, они даже организовывают детские лагеря. Я была на некоторых представлениях: отличный формат, когда ребенок сначала смотрит какую-то постановку, а потом может что-то поделать вместе с мамой. Такие одновременно спектакли, мастер-классы и игра. Мы дружим и выступаем на их мероприятиях.

– У нас нет ни одного конкурса именно белорусской драматургии, и, к сожалению, пьесы наших современных авторов в театрах Беларуси ставятся редко. Тексты замечаются благодаря конкурсам и постановкам в России. Чтобы закрыть эти ниши и начать находить, открывать и поддерживать своих драматургов у нас, был создан фестиваль WriteBox. Фестиваль драматургический, но направлен на то, чтобы расшевелить всю театральную среду.

Это повод собраться, позвать режиссеров, актеров, критиков, зрителей, устроить читки и вместе пообщаться. Я прошла в финал конкурса социальных проектов Social Weekend и выиграла встречу со спонсором. Два мецената поддержали образовательную программу фестиваля и в том числе благодаря этому состоялся первый фест. А 5 января открылся прием пьес на второй конкурс-фестиваль современной белорусской драматургии WriteBox.

– Сегодняшний театр в Беларуси, то, что дают государственные площадки, фестивальному движению неинтересно. Они занимают свою нишу, у них есть свой зритель, но сейчас невозможно представить их продукт на международном рынке. Исключение – кукольный театр. Может быть потому, что ученики у Лелявского были и есть. Он сумел передать и опыт, и знания, сегодняшний день он хорошо ощущает, двигается вперед. Поэтому и в Могилеве есть Игорь Казаков, который ставит любопытные спектакли. Есть и Брест, который идет своим путем, и Гродно.

Сейчас интерес представляют в основном независимые труппы. Когда мы в 2013 году начали развивать проектный театр в рамках «ТЕАРТа», оказалось, что за пределами Беларуси все знают Пряжко, а здесь он непопулярен. Поэтому нашей целью было отобрать самые яркие и интересные работы сегодняшнего дня, которые не стыдно показать и которые могут конкурировать. Мы пытались представить тему проектного, документального театра, белорусскую новую драму, которые у нас только начинают развиваться. И, когда мы увидели, что талантливых ребят много, а показать им себя почти негде, в «ТЕАРТе» появился полноценный блок Belarus Open.

Мы приглашаем на Belarus Open международных отборщиков фестивалей, драматургов, кураторов. Для многих было неожиданно увидеть то, что мы отбираем для белорусской программы «ТЕАРТа», потому что у многих было представление про такой театр «постсоветского периода». Когда они увидели, что белорусский театр абсолютно разный, это было откровение. Хоть в масштабах мирового театра, конечно, мы пока не дотягиваем, но пытаемся найти свою нишу.

– Институт критики важен, особенно для театра, потому что театр – это живое искусство. Хотя сейчас у нас успех спектакля не зависит от освещения в прессе. На Западе наоборот – там очень живой рынок визуального, и идет активная борьба за потребителя. Вряд ли сейчас можно представить ситуацию, в которой минчанину приходится делать выбор между тремя актуальными спектаклями, которые в последний раз показывают сегодня вечером.

Отличие критиков от просто зрителей в том, что критик оценивает не конкретный театральный вечер или спектакль, а художественный процесс в целом. Если вспомнить наших критиков, то обычно они занимаются чем-то еще – журналистикой, культурным менеджментом, продюсированием... Я сейчас преподаю литературу студентам и вижу, что многие воспринимают ее как синоним культуры – мы живем в книжной культуре. Литература стала в меньшей степени феноменом думания, предметом для мощного переживания. А я воспринимаю театр как устную литературу.

Искусство – это отражение действительности. Предметом театра становятся наши тела, голоса, эмоции, психология, и этого очень сильно сейчас не хватает. Особенно в условиях, когда общение переходит в интернет и у нас все меньше движения.

Мой знакомый, преподаватель ГИТИСа, говорил, что им пришлось менять программу физической подготовки артистов, «сценическое движение», потому что предыдущие программы были рассчитаны на людей, которые умеют лазать по деревьям. Вот уже приходит второе поколение людей, которых надо учить элементарному – как брать палку в руки. Многие ни разу не были в деревне.

Если раньше, в античности, людям надо было собраться и поговорить на какую-то тему, в Средние века были мистерии и скоморохи, то сейчас театр становится все более камерным – все больше появляется того, что Марк Захаров называл «спектаклями в лифте», все больший эффект вызывают спектакли, которые сделаны на расстоянии вытянутой руки от зрителя, все чаще появляются интерактивные формы театра.