Машу и Вику (имена героинь изменены) задержали на одном из женских маршей и почти две недели продержали на Окрестина и в Жодино. Выйдя оттуда, девушки поделились с нами странными, смешными и абсурдными историями.
«Невозможно 24 часа в сутки страдать и быть в ужасе от происходящего. Так много, как в ЦИП, я давно не шутила. Так много черного юмора в моей жизни давно не было. Смех стал нашей защитной реакцией», – рассказывает Маша.
Девушки признаются, что их отговаривали от интервью: «Ну, может, не надо рассказывать смешные истории? Чтобы не было впечатления, что в тюрьме прикольно и весело. Вы же понимаете, что так было не везде».
Но они все же решились на беседу – с большим уважением ко всем, кто находился в нечеловеческих условиях.
«Бывало, мы шутили, шутили, шутили, а потом кто-то замирал и говорил: “А еще мы сейчас в тюрьме”, – продолжает Вика. – На самом деле это осознание никогда никуда и не девалось, но в некоторые моменты оно отходило на второй план. Смех и все те вещи, которые там казались нормальными, помогали не сойти с ума, не смотреть в стену и не думать: “О боже, какой кошмар”».
«Шла на марш абсолютно спокойно, уверенная в том, что не окажусь в автозаке»
Маша: Нас задержали на женском марше 12 сентября: до этого девушек практически не задерживали на субботних маршах, и я шла на марш абсолютно спокойно, уверенная в том, что не окажусь в автозаке.
В итоге я оказалась там прямо в самом начале акции. Как только мы пришли на площадь Свободы и в 15:00 прозвонили колокола, сразу же приехало несколько автозаков, куда нас и затолкали.
Я до последнего не верила, что и правда в нем оказалась, а уже сидя внутри думала, что раз нас так много, то нас просто отпустят из РОВД. Но отпустили лишь тех, у кого маленькие дети, и женщин пенсионного возраста. Все остальные получили от 8 до 12 суток.
«Охранники шутили, что у нас VIP-камера»
Маша: Нужно понимать, что условия содержания у всех были разными. Мы были на Окрестина и в Жодино – и даже там в разных камерах были разные условия. В одной камере, например, могло быть холодно, но терпимо, а те, кто был в подвале, рассказывали, что спали вдвоем на одной койке, чтобы хоть как-то согреться.
Или вот: в ИВС на Окрестина три дня не было горячей воды. Мы думали, что ее в принципе там не существует. На третий день отчаялись и помыли голову холодной – а на четвертый дали горячую воду. В Жодино нас сразу встретила горячая вода, но потом оказалось, что люди, которые сидели в одно с нами время в соседних камерах, были без нее: у них в кране даже не было ручки для горячей воды.
Нам даже выдали относительно новые одеяла и постельное белье: на бирках были штампы «август 2020», и мы шутили, что в тюрьме готовились. В то же время в той же тюрьме были люди, которых покусали клопы из старых матрасов. Охранники подтрунивали, мол, у нас VIP-камера.
Что почитать по теме: «Девочек били дубинами по животу. Специально, чтобы не могли рожать “врагов народа”». Три истории бывших заключенных Окрестина
«Их шутки – как шутки домашних абьюзеров»
Вика: У сотрудников тюрьмы вообще очень своеобразный юмор: их шутки – как шутки домашних абьюзеров. Больше всего мне запомнился такой случай: нас привезли, по очереди вызывали, досматривали, расспрашивали о заболеваниях. Одна девочка сказала, что у нее аутоиммунное заболевание. «Ну, значит, скоро на небеса», – для того, кто это сказал, это было абсолютно нормальной шуткой.
А еще один сотрудник, желая нас приободрить, сказал: «Не волнуйтесь, вас не задержали, я себе просто невесту ищу».
«Однажды мы в прогулочной камере водили хороводы и пели “Купалінку”. Старались петь не слишком громко, но, видимо, все же достаточно громко, чтобы нас услышали в соседней камере и начали аплодировать. Самое удивительное, что охранник дал нам допеть, просто молча стоял и слушал».
«Мне принесли ровно одну прокладку: все думали, что это ненадолго»
Маша: Во время задержания у меня как раз были месячные, и, когда родственникам разрешили передать нам первые небольшие передачи, мне принесли ровно одну прокладку: все думали, что это ненадолго.
Прошло еще несколько часов, родственники вновь уговорили передать нам какие-то вещи – и мне принесли уже пачку прокладок и тампонов: видимо, смирились, что нас продержат 72 часа. Когда стало понятно, что нас перевели на Окрестина, мне передали огромный пакет с годовым запасом прокладок.
«Мы забили отверстие, откуда приходили тараканы, пакетами, а по периметру заклеили прокладками»
Вика: Прокладок вообще было очень много, потому что их передавали всем, просто на всякий случай. Но они и правда пригодились.
В камере было два вентиляционных отверстия, откуда по ночам приходили тараканы. Сперва мы просто засовывали туда пакеты, но тараканы все равно пробивались – и мы решили их изолировать. Прокладки оказались единственным, на чем есть клей, так что мы забили отверстие пакетами, а по периметру заклеили все это прокладками.
Однажды к нам зашел старший помощник прокурора, посмотрел на наше творчество (а вышло очень красиво, настоящее произведение искусства), вздохнул и промолчал. Возможно, они там до сих пор так и висят.
«Поэтому пауков мы не убивали и надеялись на их защиту»
Вика: До того, как заклеить ход, мы придумали себе развлечение: выманивали тараканов по одному и устраивали им показательные распятия, чтобы другие тараканы боялись и не приходили.
Если мы не добивали таракана и он полуживой падал со стены на пол, к нему тут же бежал паук и оплетал его паутиной. Так мы поняли, что пауки – наши союзники, даже слоган появился: «Паук – наш друг». Поэтому пауков мы не убивали и надеялись на их защиту.
Когда мы заклеили прокладками отверстие, тараканов стало меньше – все ушли к нашим соседям. Мы даже хотели передать им прокладки, чтобы они тоже заклеили ход и тараканы умерли между мирами, но нам не разрешили.
«Мы часто шутили, что чувствуем себя как в плохом сериале про тюрьму. Порой все было слишком утрированным: сотрудники в балаклавах, которые орали “Руки за спину”, “Больно? Нет? Ну так сейчас будет!”, “Зачем вы из Барановичей в Минск приехали?” Это было страшно, ты не знаешь, ударят тебя сейчас или нет, но где-то на подкорке было смешно, потому что это было похоже на игру плохого актера».
«Передали четыре пары новых белых носков, и, так как больше у меня ничего не было, этими носками я вытирала слезы»
Маша: На Окрестина всего за 4 дня мне успели передать три передачи, и в Жодино я ехала уже с двумя баулами вещей. Но всю следующую неделю я не получала ничего: в Жодино мы приехали в среду, в единственный день передач, а вышла я оттуда в следующий четверг.
Те, кому не успели передать вещи на Окрестина, оказались в Жодино без теплых вещей и еды. И из-за того, что тебе лучше, чем другим, что тебе успели передать и еды, и одежды, ты постоянно чувствуешь себя плохо.
Сами передачи были очень смешным событием: мы никогда не знали, кто и что передает. Ты начинаешь разбирать вещи и пытаешься догадаться: «О, это вроде байка моей подруги, а это – штаны моей коллеги».
Вика: Мне в первой передаче принесли трусы, рассчитанные, кажется, на двенадцатилетнего ребенка, а явно не на мой объем бедер. И, когда я увидела эти маленькие трусы, мне стало и очень приятно, и очень смешно: так вот что друзья думают о моей фигуре!
А на других трусах мне подруга сделана милые надписи акрилом – я сперва не поняла, что это сделано руками, и удивилась, где ей удалось найти такие трусы.
Маша: Да, кому-то передавали их же одежду из дома, а кому-то покупали все новое – носки, трусы. Мне, например, передали четыре пары новых белых носков, и, так как больше у меня ничего не было, этими носками я в РОВД вытирала слезы.
Вика: До того как тебя осудили, тебе нельзя пользоваться никакими письменными принадлежностями. Но писать нам хотелось – мы не знали, когда нас разлучат, увидимся мы еще или нет, и хотелось запомнить номера друг друга. И единственное, чем мы могли писать, – горький черный шоколад.
С нами сидела девушка-биологиня, и с помощью все того же шоколада она однажды провела нам лекцию про ДНК и РНК, а стены и шоколад использовала как доску и мел.
«У нас был “телефон”: вентиляционная шахта, соединяющая с камерой в другом конце коридора»
Маша: Поскольку у нас была «VIP-камера», у нас был еще и «телефон»: вентиляционная шахта, соединяющая нашу камеру с мужской камерой в другом конце коридора. Те, кто сидел в камере до нас, придумали позывной: чтобы связаться с другой камерой, нужно было подойти к решетке, сказать «уруру», подождать, пока кто-то ответит, – и можно общаться.
Так мы делились новостями. У нас были внутренние новости (что дают на обед, водили ли вас сегодня на прогулку, был ли сегодня душ) и внешние (когда в камере появлялся кто-то новенький, он или она делились последними событиями).
Я думала, что будет сложно без интернета и соцсетей, но на самом деле, если честно, изоляция именно от новостей не была сложной. По сути, новенькие пересказывали нам все основные события, и, когда я вышла и пролистала ленту, поняла, что все самое главное я знала.
«Мы накидали в овсянку орехи, изюм, сухофрукты – получилось почти как в Bistro de Luxe»
Вика: На Окрестина кормят очень плохо, ужасно. Говорили, в Жодино с едой несколько лучше, и еда там и правда была как в плохой столовой: она не была отвратительной, ее можно было есть.
Мы, наверное, понравились баландерам (заключенные, которые сидят по уголовке и развозят еду), потому что они буквально нас закармливали. Это было вдвойне странно, когда мы узнали, что на других этажах кто-то получал намного меньше еды.
Пару раз нам давали овсянку, причем не просто из хлопьев, а хорошую, из цельного зерна, не переваренную, не пересоленную и не пересахаренную. Мы накидали туда орехи, изюм, сухофрукты – одна девочка сказала, что получилось почти как в Bistro de Luxe. Мы потом шутили, что в меню Bistro de Luxe теперь должны писать «овсянка как в Жодино».
«Одной из девушек передали “Камерные гарики” – сборник стихов про тюрьму, написанный в тюрьме»
Маша: Когда мы оказались на Окрестина, это не могло не вызвать ассоциаций с НКВД, концлагерями, репрессиями и с другими вещами, на произведениях о которых мы росли. И в этом контексте оказались очень уместны стихи: мы говорили, что стихами можно лечить эти стены.
Каждый вечер я громко, на всю камеру читала свои стихи, которые помнила наизусть, в том числе и посвященные нынешним событиям в Беларуси. Их наверняка слышали все сотрудники ИВС, но не останавливали нас.
Вика: Одной из девушек передали книгу «Камерные гарики» Игоря Губермана – сборник стихов про тюрьму, написанный в тюрьме. Мы постоянно зачитывали их вслух, потому что стихи, написанные в 80-е, не утратили актуальности: что бы мы ни читали – все про нас.
Потом в мужскую камеру, с которой мы связывались по «телефону», пришел актер театра с хорошо поставленным голосом, и однажды он тоже начал читать нам стихи. Голос, усиленный шахтой, звучал эпично. Плюс читал он явно с придыханием: в мужской камере, чтобы достать до «телефона», нужно было одной ногой стоять на тумбочке, другой – еще где-то, руками держаться за решетку, – в общем, не в самой удобной позе.
Это было что-то невообразимое: мы в тюрьме, мы оторваны от мира, не понимаем, что будет, очень боимся и переживаем – и тут кто-то читает нам стихи таким голосом, будто мы в театре.
«На шесть человек было семь книг с кроссвордами и ни одной ручки, чтобы их разгадывать»
Маша: Книги, которые нам передавали, – это отдельная тема. Стихи Губермана отлично зашли, потому что были про тюрьму, а бизнес-литературу, например, вообще невозможно было читать.
Мозг плохо работал, и больше всего хотелось читать легкую приключенческую литературу, а у нас был Кастанеда, Маркес, Гюго. Кому-то передали даже «Степного волка», слишком депрессивную для тюрьмы книгу. А другой девушке передали сразу две одинаковые книги, лекции Фейнмана по физике. Их я читала, когда хотела уснуть: десять страниц – и меня сразу рубит.
«Мне передали четыре книги, в одной из которых я нашла зашифрованное послание: на нескольких страницах были обведены буквы, которые собирались в слова. Это было очень неожиданно и очень поддерживающе. Находиться в информационном вакууме и не знать, что происходит с родными, как они, – это сложно».
Вика: Отличным вариантом стала детская книжка «Правило 69 для толстой чайки»: она быстро читается, в ней большой шрифт и на нее можно отвлечься – там нет никаких переживаний, она добрая и милая.
Маша: Еще всем почему-то сказали, что нужно передать кроссворды, и в какой-то момент в камере на шесть человек было семь книг с кроссвордами и ни одной ручки, чтобы их разгадывать.
«Шторку для туалета мы сплели из мусорных пакетов»
Вика: В какой-то момент я задумалась над тем, что меня в туалете видели разве что родители в детстве, а значит, мы все в камере – едва ли не родители друг для друга, потому что ни сестринством, ни партнерством, ни дружбой это не назовешь. Но это все равно было очень некомфортно, и в итоге мы придумали себе шторку для туалета.
Мы сплели веревку из пакета, а из мусорных пакетов связали целую шторку. С одной стороны привязали ее на решетку, с другой стороны она крепилась на бутылку, и, когда ты заходишь в туалет и завешиваешься, у тебя сразу меняется качество жизни!
Позже к нам пришла девочка, которая была в диспансере в Новинках, и сказала: «О, в Новинках тоже такие делают».
«Протянула руку с пакетом и сказала: “И г*вно забери”»
Вика: Вообще, разговоры про г*вно в какой-то момент становятся нормой, потому что этого сложно избежать. Нам, например, рассказали такую историю: когда девушки пришли в новую камеру, там был очень грязный туалет, рядом с которым на полу лежало г*вно.
Одна женщина попросила ершик, вооружилась перчатками и маской, почистила все, а то, что лежало вокруг унитаза, собрала в два пакета.
Закончив, она отдала сотруднику тюрьмы ершик, протянула руку с пакетом и сказала: «И г*вно забери». Когда он отказался его забирать, женщина просто отпустила пакет из рук на пол.
Это была первая история, которую я рассказала, когда меня перевели в новую камеру, и первая история, которую я рассказала родным и близким, как только вышла из тюрьмы.
После выхода мы создали чат нашей камеры и договорились встретиться в баре и устроить поэтический вечер. Поскольку мы видели друг друга в непритязательной одежде и соответствующем виде, я даже не сразу их узнала. У бара стояла группа девушек в платьях, с макияжем, и я просто прошла мимо – ну, это точно не они. Настолько странно было видеть их такими. В итоге получился прекрасный вечер: читали стихи и рассказывали друг другу про наши обжалования в суде.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Вика Мехович для CityDog.by.