Воспитательница Аня, бизнесмен Игорь и научная сотрудница Юля очень любили свою работу. Старались сделать больше и лучше, игнорировали усталость. И выгорели. Вместо «лучше» стали работать либо плохо, либо просто уволились. Начались проблемы со здоровьем, деньгами, испортились отношения с близкими. Фонд «ИМЕНА» поговорил с людьми, которые пережили это состояние, и убедились, что проблема существует и ее нужно решать.
История еще одной белоруски, Алены, начиналась так же: много работы – и выгорание. Но Алена сейчас живет в Великобритании. Здесь ей помогли и работодатель, и государство. И теперь у нее все хорошо.
В Беларуси большинство людей несерьезно относятся к своему психическому здоровью: считают, что проблемы в этой сфере – проявление слабости, надо только «взять себя в руки, не лениться и не ныть».
Работодатели не думают, как уберечь своих сотрудников от выгорания, хотя эффективность выгоревших сотрудников близка к нулю. А государство никак не стимулирует общество и бизнес что-то решать, да и само ничего не предпринимает.
Но от того, что все мы игнорируем проблему выгорания, она не исчезает. Наоборот: выходит из-под контроля, и хуже становится всем. Хорошая новость в том, что мы можем все исправить уже сейчас.
В 2019 году Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) включила выгорание в Международную классификацию болезней. Выгорание – это еще не болезнь, но оно приводит к депрессиям и тревожным расстройствам.
Согласно исследованию Американской психологической ассоциации, подверженные выгоранию сотрудники чаще ищут другую работу, берут больничные и попадают в отделения скорой помощи. Снижение производительности труда из-за выгорания ежегодно обходится мировой экономике в один триллион долларов.
Причина выгорания – хронический стресс на рабочем месте, с которым человек не смог справиться. В России провели исследование, опросили сотрудников 3600 компаний и выяснили, что 79% из них сталкивались с выгоранием либо наблюдали его у коллег.
В Беларуси статистики нет.
Аня.
Аня. Когда «ключик» потерян
– Я работала воспитательницей в детском саду. Любила свою работу, каждый день шла туда с трепетом и радостью. Мне было интересно искать подход к разным детям, особенно находить «ключик» к непоседам. Малыши меня любили и доверяли мне. А дома я была отличной мамой: по вечерам с дочками мы готовили ужин, играли, читали книги.
Однажды меня попросили заменить напарницу. Я согласилась и совсем не устала в тот день – настроение было бодрым даже после двух смен. Но со временем замен стало больше, а потом подменять приходилось почти каждый день. Я думала, что так работают все, поэтому даже не пыталась сопротивляться или отказывать начальству.
Где-то через полгода такого графика я стала меняться. Так сильно уставала на работе, что дома вечером запирала дочерей в комнате и запрещала им оттуда выходить, пока не приготовлю ужин. Иногда рыдала возле плиты с ложкой в руках, сама не понимая почему. Просто плакала и плакала – не могла это контролировать. Я ложилась спать в полночь, в 6:30 вставала. Надевала что попадалось под руку – было все равно – и, не умывшись, бежала на автобус, в 6:48 уже стояла на остановке.
Девочку, которую приводили в группу первой, я терпеть не могла – видела в ней начало рабочего дня. Когда-то любимые дети стали меня раздражать. Я перестала улыбаться и слышать ребят, когда они ко мне обращались.
Такое состояние длилось около года. Не помогали ни выходные, ни отпуск. Потом я забеременела, ушла в декрет.
Однажды, когда была уже в отпуске, мне нужно было принести какие-то бумаги в детский сад. Я физически почувствовала отвращение от одной мысли, что снова открою эту калитку. Только в тот момент я поняла, что раньше со мной творилось что-то не то.
Выгорание накапливалось постепенно: находясь внутри этой ситуации, я не замечала, как сильно оно меня изменило. Смогла все понять только тогда, когда вышла из этой ситуации. Спустя два года.
За время декретного отпуска я полностью восстановилась. Теперь он закончился, я снова вернулась к работе. Снова – с энтузиазмом и радостью. Стараюсь следить за тем, чтобы не переутомляться.
Куратор «Центра поддержки инициатив в области психического здоровья» Елена Станиславчик считает, что одна из ключевых проблем в нашей стране – то, что и сами люди, и работодатели несерьезно относятся к теме психического здоровья.
– На самом начальном этапе именно работодатель – то звено, от которого зависит, как ситуация будет разворачиваться дальше. Чаще всего у нас так: сотрудник на грани, но этого никто не видит или не хочет видеть. В итоге человек выгорает. Плохо от этого всем, нанимателю в том числе: сотрудник просто не может работать хорошо в таком состоянии. Но в силах работодателя этого просто не допустить.
Игорь.
Игорь. Когда рутина разрушает все
– Я не могу себе позволить остановиться. Мне нужно кормить семью. У меня четверо детей, которых надо обеспечивать. Есть сотрудники, которым надо выплачивать зарплату и за которых я несу ответственность.
Я знаю, что такое выгорание. Первый раз со мной это случилось в 25 лет. Я много работал, на мне была большая ответственность, и мне это нравилось. К тому времени у меня уже был свой бизнес, дом, жена и ребенок, высокий статус: со мной за руку здоровался председатель райисполкома.
Однажды я проснулся и понял, что больше не хочу идти на работу: нет никаких сил и желания. Для меня важен и результат, и сам процесс. И если я перестаю видеть перспективы, то быстро устаю от монотонности, мне становится неинтересно. Тогда была именно такая ситуация. У меня началась бессонница, мне казалось, что если я останусь в поселке и проживу еще один «день сурка», то просто сойду с ума.
В конце концов я решил просто все бросить и уехать из страны. Тяжелее всего было договориться с женой: она оставалась одна с ребенком, я очень любил их и не хотел расставаться. Но другого выхода не видел.
Я уехал в Питер. Новая работа, новые знакомства, новый город сделали свое дело: мне снова захотелось жить и работать. Через год мы с женой решили осесть в Минске. Устроился на работу, дела шли в гору, мы купили квартиру, семья росла.
Потом я занялся мебельным бизнесом. Все процессы настраивал сам: изучал мебельное производство, маркетинг, рисовал модели, делал рекламу, ездил по клиентам. Успевал все, был на подъеме, спал по четыре часа.
Но через несколько лет я снова почувствовал уже знакомое состояние. Снова бессонница, опять мысли о работе стали вызывать апатию. Я не верю в то, что психологи или психотерапевты могут чем-то помочь. Решал проблемы сам: стал бегать по вечерам, записался в бассейн, учил английский. Но внутреннее напряжение нарастало, за ночь не удавалось поспать больше трех-пяти часов, и то урывками. На работе дела стали идти хуже.
Я стал часто психовать на пустом месте, однажды сорвался и побил машину соседа. Тогда понял, что есть черта, через которую мне нельзя переходить. Нашел партнера, часть дел передал ему.
В целом сейчас я всем доволен. Пока что у бизнеса не лучшие времена, но постепенно все налаживается. Да, каждый мой кризис бьет по финансовому состоянию семьи, мы теряем стабильность. Моей жене непросто в такие моменты, но с годами она стала лучше меня понимать. Моя отдушина – моя семья и дети. Они придают мне сил и решимости действовать и не позволять себе «выгорать» дотла.
– Одна из основных причин выгорания – отсутствие перспектив, – объясняет Елена Станиславчик. – Человек дорос до какого-то определенного уровня, а дальше начинается рутина. Ему становится скучно, он не видит, куда можно расти.
И здесь ему нужна помощь профессионального супервизора. Супервизор – это специалист, который, с одной стороны, знает специфику работы человека, разбирается в этой теме, а с другой – у него есть квалификация психотерапевта. Он может разделить, какие проблемы связаны с эмоциональной сферой, а какие – с профессиональной.
Если совсем упростить, супервизор скажет: вот здесь вам нужен отпуск, массаж. А после отпуска давайте разберемся, как развиваться вам дальше в профессии. В Великобритании и Австралии, например, работают целые службы супервизии. В США организации должны обеспечить определенное число часов супервизии для каждого сотрудника.
В нашей стране есть отдельные элементы этого процесса. Например, когда профессор курирует аспиранта при написании диссертации либо врачи собираются и обсуждают сложные случаи. Но, чтобы решить проблему человека целиком, нужна система целиком.
Юля.
Юля. Когда нет обратной связи
– На работу в Академию наук я шла с большим воодушевлением и волнением. С первого дня нагрузила себя по полной: преподавала, писала, ездила на конференции, принялась за подготовку к диссертации. Перевыполняла план в два-три раза. Но мою работу либо не замечали, либо воспринимали как должное. А бывало, вообще начинали «песочить».
Через несколько лет такого режима я стала другой: напряженной, плаксивой, меня перестало радовать все, что раньше приносило удовольствие.
Я обратилась к психологу. И оказалось, что уже поздно: она сказала, что мне нужны лекарства, и направила меня к психотерапевту. И тут начались приключения: один специалист выписал мне серьезные препараты, которые я испугалась пить; второй рассказывал, что мне нужно просто найти свое женское начало – и все будет хорошо. За несколько лет я сменила пять специалистов, пила разные лекарства, но мне никто и ничто не помогало.
Все это время я продолжала ходить на работу, и мне становилось хуже: я не могла расслабиться, начались проблемы со сном. Больше не получалось сосредоточиться, я перестала успевать, брала работу домой.
Меня поддерживал муж, я говорила себе, что все у меня хорошо, брала отпуска, отгулы, старалась отвлечься, занималась спортом. Думала уволиться, но окружающие отговаривали. Казалось, надо еще немножко потерпеть – и все наладится.
Не наладилось. Я оказалась в больнице с тяжелой клинической депрессией. После больницы я наконец нашла хорошего психотерапевта. Мы работали в связке с психологом и психотерапевтом, я пила лекарства.
Последние два года я просто посещаю раз в месяц психотерапевта. Для профилактики. У меня есть номер его телефона на экстренный случай. И самое главное – я уволилась. Эта работа сделала меня несчастной. Ни минуты не хочу там находиться.
Психиатр Андрей Бутько объясняет, что выгорают люди еще тогда, когда жизненно важные потребности человека хронически не удовлетворяются.
– Человек хочет признания. Он работает, много работает. Признания не получает. Он работает еще больше. Устает, силы истощаются, а признания все нет. Эмоционально он хронически голодный. В такой ситуации выгорание – это дело времени, оно неизбежно.
Система психологической помощи у нас в стране есть: психологи, психотерапевты, психиатры есть в поликлиниках, больницах, есть много специалистов, которые ведут частную практику. Елена Станиславчик объясняет, почему, несмотря на это, Юля не смогла справиться с выгоранием.
– Далеко не все специалисты понимают, как работать именно с выгоранием. Более того, у нас невозможно исключить первопричину – человек все равно должен ходить на работу в этот период, хотя эффективность его в таком состоянии почти нулевая. Компании было бы дешевле дать ему отдохнуть.
Алена. Когда знаешь, что помощь придет
Каждая из описанных ситуаций могла бы закончиться куда лучше, если бы в Беларуси работала система помощи людям при выгорании. Пример Алены из Великобритании это доказывает. Она живет в Лондоне почти 10 лет, работает архитектором. Недавно столкнулась с тем, как работает система помощи при выгорании в этой стране.
Алёна рассказала свою историю по скайпу.
– Три года назад наша компания получила очень ответственный проект, в котором у меня была важная роль. Я была в эпицентре событий: общалась с заказчиком, работала над технической частью. Я чувствовала свою ответственность, очень старалась соблюдать все дедлайны, делать все на высшем уровне.
Напряжение и бешеный ритм привели к тому, что я постоянно хотела спать, чувствовала себя разбитой, начались проблемы с желудком – как оказалось потом, психосоматические. Мне стало сложно сконцентрироваться, принимать простые решения. Список продуктов, которые я покупала в магазине, сузился до четырех – просто чтобы не думать, что мне выбрать.
Я обратилась к психологу. Это был частный психолог из Беларуси – общались по скайпу.
На первой же встрече она сказала, что мне нужно срочно отдохнуть, иначе все может плохо закончиться. Я так испугалась! И в тот же день написала руководству, что прямо сейчас мне нужен отпуск, объяснила причины. Время для отпуска было совсем неподходящее: наш проект находился на ответственной стадии, а на мне были завязаны многие процессы.
Руководство отреагировало спокойно. Непосредственный начальник, который видел мое состояние, сказал: «Молодец, что это сделала. Мне стоило быть более внимательным, не грузить тебя так». Попросили только взять официальное письмо у врача, чтобы им было легче все оформить.
В Великобритании работает государственный онлайн-сервис, через который можно связаться с врачом и получить всю нужную помощь. Мы общались с терапевтом 10 минут: она спросила о моем состоянии, как я сплю, какой у меня аппетит, есть ли у меня близкие люди, которые могут меня поддержать.
В конце разговора сказала: «Вам нужна помощь прямо сейчас», – и выписала больничный на две недели. В справке не было диагноза, только информация о том, что из-за стресса на работе у меня проблемы со здоровьем.
Через несколько дней меня освободили от работы на шесть недель: две недели больничного, две недели неиспользованного отпуска и 12 дней отпуска мне дали за переработки в последнее время. Об этих 12 днях мы раньше не договаривались – это была инициатива работодателя. Все это время оплачивалось.
Еще несколько дней я просто лежала дома – не могла ничего делать. Потом поехала в отпуск, навестила родных в Беларуси. Шести недель мне хватило, чтобы восстановиться.
Когда я вернулась в компанию, первый месяц меня старались не грузить вообще. Несмотря на протесты заказчика, с меня сняли функцию переговоров с ним. Сейчас – спустя пару месяцев – работы снова много. Но я чувствую себя намного лучше, мне куда легче справляться, хоть сложности еще есть. Работаю с психологом, стараюсь себя беречь.
Некоторые мои руководители отнеслись к этой ситуации с абсолютным пониманием и участием. Некоторые тогда пошли мне навстречу не по доброте душевной – просто здесь очень строгие законы, работник может подать в суд на компанию за то, что возникли проблемы со здоровьем из-за работы. Я не знаю, как эта ситуация отразится на моей карьере. Всем же нужны крепкие, здоровые и стрессоустойчивые сотрудники. Но я точно знаю, что эта быстрая помощь хорошо отразилась на моем здоровье и моей жизни.
Что можно сделать, чтобы решить эту проблему
- Самое главное – начать обращать внимание на психическое здоровье.
- Люди могут сами заботиться о себе: обращаться к специалистам сразу, не дожидаясь, пока проблемы станут серьезным. На начальном этапе остановить процесс выгорания поможет психолог. Можно обратиться к специалисту в поликлинике или найти частного, а можно позвонить по телефонам доверия.
- Компании могут лучше заботиться о своих сотрудниках: не перегружать работой, давать положительную обратную связь, создавать комфортные условия, организовывать комнаты отдыха в офисах, отпускать человека в отпуск, если он выдохся, давать отгулы за переработки или периодически устраивать каникулы.
- Государство может создать систему супервизии в Беларуси для помощи людям с выгоранием. Создавать программы для работодателей (в том числе онлайн-ресурсы), где они могли бы получить информацию о том, как заботиться о психическом состоянии своих работников. В Великобритании такие программы организовывает Национальная служба здравоохранения.
- Медицинским работникам стоит повысить свои знания в сфере психологии и психотерапии. По Беларуси статистики нет, в соседней России каждый четвертый посетитель поликлиники нуждается в психологической помощи. Но не каждый терапевт это понимает. Кроме того, стоит улучшить подготовку всех студентов медицинских вузов в области психиатрии и медицинской психологии.
«ИМЕНА» работают на деньги читателей. Вы присылаете 5, 10, 20 рублей, а мы делаем новые истории и помогаем еще большему количеству людей. Нажимайте сюда и выбирайте удобный способ для перевода.
Фото: Татьяна Ткачева для «ИМЕН».