Арфист из Чижовки. Как отважная женщина уже 48 лет борется за сына с аутизмом

В Советском Союзе не существовало понятия «человек с особенностями развития», как и не пахло тогда никаким институтом тьюторов. Непохожих, иных прятали от мира здоровых и полноценных в интернатах и «инвалидных домах». Такая судьба была уготована и минчанину с аутизмом Глебу Попову. Когда его мама стала подозревать, что с сыном что-то не так, советские врачи предложили сдать четырехлетнего Глеба в «инвалидный дом». Мама не послушалась. Она обнаружила у сына музыкальный дар и принялась обучать его игре на арфе. В 1997 году, когда Глебу Попову исполнилось 30, он стал лауреатом международного конкурса арфистов в Москве. Известная арфистка Вера Дулова предложила ему поступать в московскую консерваторию. Однако, как оказалось, у Глеба нет среднего образования. Ему не разрешили окончить минское музыкальное училище из-за плохой успеваемости по математике. Так Глеб Попов остался в Минске, и теперь он дает концерты только маме и соседям – в пятиэтажной панельке Чижовки.

Мама Глеба, Таисия Федоровна Попова, миниатюрная пенсионерка с живым лицом, встречает нас в коридоре квартиры в традиционном народном костюме: юбка, кашуля с вышиванкой, черевички. Глеб тоже при параде – белая рубашка с национальной вышивкой, брюки, туфли.

– Вот это (дергает струну на арфе) – рыболовная леска, – смеется Таисия Федоровна, наблюдая за сыном, который готовится сыграть нам концерт. Глеб сидит в окружении арф. Всего в квартире их семь, и все они практически «беззубые». Струны для арфы, оказывается, нынче в дефиците и стоят дорого. В СССР Поповым привозили их из Полтавы, там их производили на мясокомбинате. А теперь струны так просто не достанешь, да и пенсии на них не хватит. Приходится изгаляться.

– Так вот, у лески рыболовной, если слышите, звук пустой, – продолжает женщина. – У жильной струны совсем другой звук. Несколько лет назад к нам приезжал оркестр Федосеева, где играет известная арфистка Эмилия Москвитина. Билеты дорогие, мы не в состоянии были их купить и пошли на репетицию. Я тогда подошла к арфистке и спросила: «Эмилия Андреевна, скажите, где струны купить? Это такая проблема!» А она: «Ну, где. В Чикаго». Стала звать инспектора, чтобы дать мне адрес, но я ответила: «Знаете, Эмилия Андреевна, я уже на пенсию пошла. У меня нет ни работы, ни денег, ни струн. Не надо этого инспектора, не трогайте его». Арфистка встала перед оркестром и сказала так: «Я ей отдам все, что имею!» И попросила прийти на следующий день. В ту ночь я не могла спать, даже не верила в чудо такое. А на следующий день мы с Глебом получили огромный мешок струн. Она действительно отдала все, и мы несколько лет ими пользовались. А потом струны закончились. Вот и используем леску. Потому что как мы живем? У меня пенсия и у него. Я получаю три миллиона, а Глеб – два.

Пока мы говорим о струнах, сам Глеб как будто и не слышит разговора. Он готовится играть. Сначала разыгрывается, а потом начинает: «Этюд» Тедески, «Жаворонка» Глинки-Балакирева, «Экспромт» Шуберта… Глеб теперь редко выступает и поэтому играет перед нами полноценный концерт. Сначала на арфе, а потом и на фортепиано.

За свою жизнь он ни разу не работал. Когда концерт окончен, Таисия Федоровна приглашает нас попить чаю и рассказывает историю о том, почему так вышло и через что ей пришлось пройти, воспитывая ребенка с аутизмом в БССР.

Таисия Федоровна: Я вот подумала сегодня ночью: почему все это с Глебом произошло… Скажу вам так. Я разволновалась при родах. И не случайно.

Я родилась в 1941 году, 25 июня. Родители мои погибли в войну. Росла я в детском доме. А когда рожала Глеба, то попала в 1-ю больницу – возле Академии наук. И мне родственники сказали, что там, в роддоме, работает акушерка, которая принимала роды у моей мамы. Я лежу в палате, а тут дверь открывается и входит женщина. А я так на нее посмотрела и говорю: «Вас зовут Валентина Адамовна Кашевская?» Она отвечает: «Да». Я говорю: «Вы знаете, вы принимали роды у моей мамы. Это я». А она мне и рассказала о том, как я появилась на свет. И такое рассказала, что я разволновалась.

…Война началась, все ринулись в Москву. Моя мама в положении. Когда у нее начались схватки, то она была в дороге, в толпе пронеслась молва: «Девушка рожает. Может, акушерка есть?» Нашлась Валентина Адамовна, которая жила с нами на одной улице. Зашли в деревенский дом, она приняла роды, я родилась. А беженцы маме и говорят: «Зачем она тебе нужна? Выброси ее. Война ведь!»

Справка, выданная Таисии Федоровне о том, что ее маму растреляло гестапо.

Когда Кашевская мне рассказала эту историю, у меня и началось волнение. Я не могла сына родить, вот в чем дело. Наверное, какие-то отклонения и произошли. Глеб, когда был маленький, все слушал, понимал, но разговаривать начал поздно. Лет в пять, и то – я ему что-то говорю, а он повторяет и повторяет.

«Врачи посоветовали сдать сына в инвалидный дом»

До появления Глеба на свет у Таисии Федоровны было 26 лет жизни. Пока мы разговариваем, а Глеб внимательно слушает беседу, женщина вспоминает и то, как у нее обнаружили музыкальные способности, и то, как она попала в детский дом с художественным уклоном, где собирали талантливых детей со всей Беларуси, и много чего еще. Говорит, что сейчас то «музыкальное место», в которое она попала, известно как минский колледж Ахремчика, который окончили многие белорусские деятели искусств. После войны, уже в детском доме, Таисия Федоровна тоже много играла на арфе и, говорит, подавала надежды – в 1957 году, в возрасте шестнадцати лет, она даже попала на обложку журнала «Маладосць». После этого окончила колледж, затем поступила в музыкальное училище, а позже – в консерваторию. Там и произошло ее знакомство с будущим мужем.

Таисия Федоровна в молодости – на обложке журнала «Маладосць».

Таисия Федоровна: Муж мой был трубачом. Однажды в консерватории он подошел ко мне и говорит: «Я хочу с тобой дружить». Я ответила, что не хочу, и несколько лет мы не общались. Потом он опять ко мне подошел с предложением о дружбе.

Мы оба жили в общежитии, а когда разговорились, оказалось, что он тоже провел детство в детском доме. У него в семье было одиннадцать детей! Сначала восемь, а потом мать родила тройню и умерла.

– От чего? От волнения? Потому что это волнение такое было? – Глеб впервые включается в беседу.

– Глеб, тройня – тяжело, – тут же поясняет ему мама. А потом продолжает: – В общем, так мы с мужем и познакомились. А потом на четвертом курсе я родила Глеба. Лежала в роддоме и думала: куда ж мне возвращаться? Я же с ребенком не могу в общежитие. Но вы знаете, государство дало мне квартиру. Поскольку был такой указ – детдомовцам помогать, – то из роддома я приехала прямо сюда, в новую квартиру в Чижовке.

А в 1971 году семья Поповых переехала в Германию, куда на целых шесть лет отправили оркестр Ивана, мужа Таисии Федоровны и отца Глеба. Там у Поповых родился второй сын – Дмитрий. Там же они, жители Советского Союза, узнали, что такое Европа. Хоть и жили в ГДР, но от СССР восточная часть Германии отличалась кардинально.

Таисия Федоровна: Знаете, как было раньше: тут арфа стоит, а рядом Глеб сидит на горшке (смеется). Я же была студенткой еще, и мне нужно было заниматься. И, наверное, все-таки музыка у него в утробе. А когда мы переехали с мужем в Германию, то купили это пианино (показывает на немецкое довоенное пианино знаменитой фирмы FÖRSTER, которое по сей день стоит в квартире. – Прим. авт.). Глеб вставал рано и сразу к нему бежал. Так мы и обнаружили, что у него идеальный слух.

– Я помню… Я помню, у нас еще арфы не было ни одной, – комментирует маму Глеб.

Таисия Федоровна: Да, не было. Но в Германии нам было хорошо (смеется). Мы дружили с одним врачом-психиатром, и я водила к нему Глеба на консультации. Врач мне, кстати, тогда сказал, что сын свое особенное поведение перерастет.

А здесь, в Минске, все было по-другому. Еще до отъезда в ГДР моя подруга сказала о Глебе: «Что-то он у тебя с задержкой развития. Своди его к врачу». Когда я к ним пошла, подумала, что они должны все-таки помочь. А врачи в Минске мне посоветовали сдать сына в инвалидный дом. Я ответила: «Никогда в жизни!» В Советском Союзе таких людей сразу прятали в какой-нибудь дом инвалидов… Выписала мне врач тогда лекарства и говорит: «Ну, скажете потом, будет лучше или хуже». А я решила: нет, никакие лекарства давать своему сыну не буду. Я никогда его по врачам и не водила. Только когда умер отец и Глебу пришлось оформлять пенсию, пришлось к врачам идти. Тогда только.

«Так нас и выставили за двери»

Таисия Федоровна разливает чай по чашкам и вспоминает, как в Германии они учились жить по немецким порядкам, а заодно развивали в сыне музыкальные способности. Глеб еще не умел разговаривать, а уже сидел за инструментом. Таисия Федоровна – крайне настойчивая женщина – тогда и решила, что музыка должна стать смыслом жизни сына.

Таисия Федоровна: Когда я видела, что Глеб бежит к пианино каждое утро, тут и поняла – надо ж ребенка учить. Подумала, что если не стану заниматься с ним музыкой, то он просто пропадет. Начинала заниматься с пятиминуток. Потом все больше и больше.

Привыкали постепенно и к немецкому порядку. Помню, в Германии мы жили в доме на четвертом этаже…

Глеб: Это был девятиэтажный дом! – снова вклинивается Глеб. И я уже не впервые замечаю, что у людей с аутизмом феноменальная память.

Таисия Федоровна: Да, а на пятом этаже жили немцы, с которыми мы дружили. Они все время уборку делали у себя в доме, приходили к русским и говорили: «Вы сегодня должны мыть пол!» (Смеется.) Вот такой был контроль. Или спрашивали: «Почему у вашего мужа грязные ботинки?» Это они замечали. А так нам, конечно, жилось там и в самом деле очень хорошо. Когда через шесть лет вернулись в Минск, поняли разницу. Смотрим – пустые магазины, голые прилавки. Думаем: как люди здесь живут? В СССР была нищета такая…

Глеб к тому времени уже подрос, и, оказавшись в БССР, Поповы задумались о социализации сына. Решили отдать его в общеобразовательную школу и продолжить углубленно заниматься с Глебом музыкой. Но в школе у него не все было так гладко. Проблемы появились как с одноклассниками, так и с учителями.

Таисия Федоровна: Раньше на таких людей не обращали внимания. Их просто «вышпуливали». Порой Глеба били в школе. Классная учительница все хотела, чтобы я его отдала в специальную школу или учила на дому. А я не соглашалась. Тогда учительница поставила условие: «Либо я, либо Попов». Так и сказала. В результате мы Глеба отстояли, а она действительно ушла. Глеб же окончил 8 классов и параллельно занимался в музыкальной школе, куда я его отвела в девять лет. Директор был теоретиком, стал проверять музыкальные данные моего сына, а потом пришел к педагогу и сказал: «Я к вам в класс даю очень талантливого ребенка. С абсолютным слухом». Глеб безошибочно определял ноты, интервалы. В музыкальной школе Глеб играл на фортепиано, а с я ним дома занималась на арфе.

Один из инструментов Глеба.

В музыкальной школе Глеб, вспоминает его мама, схватывал информацию на лету и выучивал произведения куда быстрее, чем сверстники. Однажды он участвовал в концерте музыкальных школ, на котором присутствовал замминистра культуры БССР. Чиновник обратил внимание на Глеба, а после выступления сказал Таисии Федоровне, что про ее сына еще услышат.

Потом, по словам Таисии Федоровны, специально для Глеба замминистра открыл класс арфы в музыкальном училище. Глеб стал постигать азы в новом учебном заведении. Казалось бы, впереди его ждала карьера. Но с дальнейшим музыкальным образованием у него не заладилось.

Таисия Федоровна: В училище сын стал учиться после восьмого класса. Но, сами понимаете, музыкальное училище – это не только музыка, но еще химия, физика и математика. В общем, наставили ему кучу двоек и даже двойку по сольфеджио. Меня это поразило: как можно двойку человеку с идеальным слухом? Я пошла в Министерство культуры и пожаловалась. Глебу устроили переэкзаменовку в консерватории. Ему поставили три балла и снова восстановили в музучилище. Но там стали относиться с еще большей яростью. Конечно, по сольфеджио уже двоек не ставили, но по всем остальным предметам… Вот и все. Так нас и выставили за двери.

«Тогда делали упор на научный коммунизм, а не на музыку»

Так, в училище, профессиональное музыкальное образование Глеба Попова закончилось. Через год после этого умер муж Таисии Федоровны. Глебу было уже 30. Но его мама продолжала верить, что из сына может выйти профессиональный арфист. Она возила его на частные уроки в Россию, на конкурсы в Москву и Санкт-Петербург. В год смерти отца Глеб выступил на московском международном конкурсе арфистов и стал лауреатом. После выступления знаменитая арфистка, народная артистка и лауреат Государственной премии СССР Вера Дулова предложила Глебу поступать в консерваторию Москвы. Но сделать этого Глеб не мог. За плечами оставались неоконченное музыкальное училище и двойки по математике.

Таисия Федоровна: Вот так. И что дальше будет, я не знаю. По крайней мере, он трудится и музыку не оставляет.

На сегодняшний день, я считаю, он совершенно здоровый человек. Мы ни к каким врачам не ходим, потому что нет нужды. Вот и все. Он живет музыкой. Для него это жизнь. Занимается своим любимым делом и делает успехи. Например, играет Шопена одновременно на фортепиано и арфе, а это редкость. У Глеба прекрасная память. Иногда он не играет произведение несколько лет, а потом исполняет его безукоризненно без нот. Мы ходили к одному доценту на уроки, и он сказал, что у моего сына очень хорошо работает голова. Глеб в Беларуси – один арфист-мужчина. И если бы им кто-то занялся, то он давал бы концерты. А так он дает оркестры только соседям (смеется).

Каждый день домашние концерты Глеба проходят примерно так.

Таисия Федоровна наливает по последней чашке чая и напоследок вспоминает, что, когда Глебу было 16, они с мужем подумывали отдать сына в оперный театр, где бы он делал пуанты, но вакантное место быстро заняли, и Поповы передумали. Таисия Федоровна тогда решила, что единственный возможный вариант существования ее сына – музыка. Так же она думает и сегодня.

– Я вообще пришла к выводу, что музыка связана со здоровьем человека. Она лечит. Особенно арфа – звуки у нее такие. Я бы всем аутистам советовала заниматься музыкой. Но дело в том, что их не принимают здоровые люди. Им трудно войти в общество: дети издеваются, насмехаются. Это трудно, не каждый перенесет.

Иногда случается, что Глеба приглашают выступить на публике. Но обычно на мероприятия с небольшой аудиторией. Например, этой зимой Глеб играл в отеле «Ренессанс» – во время презентации брошюры «Обычные люди», которую разрабатывала общественная организация «Белорусская ассоциация помощи детям-инвалидам и молодым инвалидам». Фото: ibb.by.

– Некоторые музыканты в конце жизни становятся знаменитыми, – продолжает Таисия Федоровна. – Рихтер тоже поздно прославился. Его на третьем курсе из московской консерватории выгнали за политучебу. Тогда делали упор на научный коммунизм, историю КПСС, а не на музыку. Мы в тот период и учились. Пять по специальности, остальные – двойки.

Конечно, Глеб мог бы найти применение и на какой-нибудь другой работе. Но он уже так свыкся с музыкой, что зачем ему портить свою жизнь? Если человеку дан дар божий, нельзя сворачивать. Он будет мучиться потом. Зачем? Глеб не думает так, как другие: «А зачем мне это нужно? Может, займусь чем-то еще?» Когда меня уже не станет, он все равно будет заниматься музыкой. Я даже не сомневаюсь. Он родился музыкантом и должен пронести музыку через всю свою жизнь.

А чего хочет сам Глеб, мы, честно говоря, не знаем. Глеб часто не отвечает на вопросы, но не нужно считать это чем-то необычным. Он просто живет среди бесструнных скелетов арф и штудирует классику, продолжая упорно оттачивать свое мастерство.

...Советского Союза уже давно нет, зато отношение к людям с аутизмом во многом осталось таким же, как и раньше. Родители таких особенных детей, как оказалось, и сегодня больше всего мечтают о самом простом: чтобы их дети не сидели дома – просто ходили в детский сад или в обычную школу, не замыкались в себе, находились в коллективе.

Таким детям в детских садах и школах нужны сопровождающие. Или, как их еще называют, тьюторы. Но в большинстве белорусских школ и детских садов никаких сопровождающих нет. Потому что тьюторов у нас не обучают, и для большинства детей с аутизмом выхода практически нет: либо обучаться на дому, либо… в психоневрологических интернатах.

Именно из-за такой несправедливости наиболее активные родители создали общественную организацию «Дети. Аутизм. Родители» и договорились с Министерством образования о том, что будут готовить тьюторов за свой счет – дистанционно. С ними будет работать специалист из США. Всего организация планирует подготовить пятерых специалистов по обучению белорусских тьюторов. Обучение троих удается покрыть за счет спонсорских средств. На еще двух организация собирает через краудплатформу Talaka.by.