«Если у мужчины четверо детей, ему не скажут: чего идешь в горы? А женщине – сразу». Зачем минчанка зимой ушла покорять Монблан

На следующий день после возвращения мы поговорили с Татьяной о восхождении на гору и о том, как женщине реализовываться самой, не растворяясь в детях.

– Татьяна, не могу не начать наш разговор с вопроса: зачем вы все-таки пошли покорять зимний Монблан? Вы же раньше ничего такого не делали?

– Во-первых, надо сказать, что с точки зрения альпинистов такое восхождение – мелочь. Конечно, зимний Монблан достаточно экстремальная гора, но мы ведь даже не дошли. Значение имеет скорее личный опыт.

Зачем пошла? У нас в группе был очень опытный альпинист, военный психолог по второму образованию, который постоянно допытывался: мол, ну зачем тебе все это? Я отшучивалась: «Вот ты психолог, ты и скажи мне». А вообще, у меня была такая мечта: пойти в горы по-настоящему. Не просто какой-то трекинг, а чтобы преодолевать себя.

На второй день из-за погодных условий мы застряли в убежище на высоте 3 тысячи метров. Один день мы там сидели, а на следующий день я решила, что надо выйти погулять. На улице был штормовой ветер: когда выходишь, то сразу чувствуешь, насколько человек ничтожен по сравнению с силой природы и стихией. Я подумала, что вот за этим ощущением силы и энергии природы, которой в горах очень много, я и шла. За этим одновременно единением со стихией и ощущением, что ты ничего в этом мире не значишь.

– А какой был план восхождения и чем это в итоге обернулось?

– Конечно, у нас был план подняться на гору. Там есть аварийные приюты – это такие железные или каменные домики где-то 3х2: конечно, очень холодные, но лучше, чем палатки. Мы планировали подниматься от одного аварийного приюта к другому и так дойти до вершины. Когда мы покупали билеты на самолет и планировали даты для восхождения, то по прогнозам погода должна была быть приемлемой. Но когда приехали и пошли регистрироваться на маршрут, то оказалось, что гора закрыта.

– Кстати, а почему вы решили идти именно зимой? Это же наверняка сложнее, чем летом?

– Я хотела зимой… Ну, потому что летом, мне показалось, это слишком просто. В итоге, когда мы доехали до горы, прогноз стал так плох, что нам запретили подниматься – сказали, что не зарегистрируют нас и на гору идти нельзя. Мы решили идти без регистрации. Когда мы поднимались на подъемнике, нас увидела женщина, которая там работает, – она стала говорить: «Если вы пойдете на гору, то я позвоню в жандармерию». Мы убедили ее, что мы не на гору, а просто трекинг у нас из точки A в точку B. В итоге прошли.

– Вам в этот момент уже стало страшно?

– Тогда еще страшно не было – я вела себя как авантюристка и думала, что они там перестраховываются и поэтому не хотят нас регистрировать. Но когда мы пошли, то сразу стало понятно, что условия очень плохие. В нашей группе было 5 человек – 2 украинца, 2 белоруса и казах. Руководитель группы Андрей решил, что там, где мы шли, не опасно – и мы шли без страховки. И вот мы проходим небольшой кулуарчик – и на белоруса сходит не то чтобы лавина, а просто падает большая охапка снега. Он начал катиться вниз – и затормозил за 3-5 метров от пропасти. Вот тогда мне стало страшно.

После мы шли внизу ущелья: рядом были видны другие горы – на них сходят лавины. И выглядит это все прямо как в кино. Только видимость такая, что ты в основном слышишь шум и не видишь, где лавина. И думаешь, что, возможно, вот эта лавина, которую ты слышишь сейчас, идет на тебя. Второй белорус в группе, который падал, стал говорить, что надо разбить палатку, потому что мы не дойдем до хижины. Но мы в итоге дошли, и это было наше спасение.

– А после первого дня вам все еще хотелось покорять Монблан?

– Нет, в первый вечер у меня не было никаких мыслей о покорении Монблана и о том, как идти наверх. Все, о чем я думала, – это то, как мы будем идти вниз, и поскорей бы это случилось. Опытные альпинисты из группы сказали мне, что, хотя мы и шли на высоте от 2 до 3 тысяч метров, из-за погодных условий по уровню сложности это было как идти на высоте 4-5 тысяч метров. И советовали мне остаться в хижине. Когда я засыпала, то не знала, пойду я дальше или нет, – решила оставить решение на утро. Но ощущения азарта и авантюры у меня уже не было.

– И в итоге вы всей группой просидели в убежище еще два дня?

– Да, погода была ужасная – очень сильный ветер, мы целый день запрашивали погоду. В этот день мы поняли, что вершина нам в таких погодных условиях точно не светит, но зато за этот день в хижине я немного адаптировалась. И на следующий день, хотя идти наверх все еще было нельзя, я решила пойти на улицу прогуляться. Там было очень ветрено, причем так, что никуда не спрятаться: в какую сторону не повернешься – тебе в лицо будет сыпаться колючая крошка. Но вот тогда я погуляла, ощутила эту энергию, стала получать удовольствие и перестала бояться. 

– А на 3-й день все-таки пошли дальше?

– Да, на 3-й день приняли решение, что пойдем, хотя погода по-прежнему была неподходящая. Но по прогнозам погоды у нас было единственное окно, чтобы спуститься, – и это был следующий день, поэтому у нас оставался один день в горах, и хотелось зайти повыше. А пропускать этот единственный день для спуска было нельзя, потому что и еда уже заканчивалась, и мы понимали, что, даже если что-то случится, в такой ветер вертолет не прилетит и мы будем совершенно отрезаны. В общем, решили просто идти наверх – до следующего приюта.

– И как было восхождение?

– Мы шли вчетвером, так как один из нас остался в хижине. Руководитель группы Андрей уже видел, что я не боюсь и что восхождение доставляет мне удовольствие, поэтому он сказал мне идти вперед, и я на страховке первая пошла на гору. И вот там у меня проснулся азарт – все было именно так, как я представляла в детстве, когда я с ледорубом продираюсь сквозь снег и камни. Залазишь на один хребет – открывается невероятный вид, а за этим хребтом другие – больше и выше. Ну, так получилось, что второй белорус очень волновался – может быть, потому что падал и уже знал, что это такое. В общем, его мучили страхи, и он все время спрашивал, сколько мы прошли, а потом сказал, что дальше не пойдет. Бросить человека на маршруте нельзя, поэтому мы сфотографировались на высоте 3 100 м и стали спускаться в убежище.

А с горы спускалась я уже с четким ощущением, что не ошиблась и не зря все отложила и поехала. Потому что это было кайфово – даже и не знаю, как еще это объяснить.

– Кстати, это вы о втором белорусе, который живет в Лондоне и пошел на Монблан с советским флагом?

– Ну да, он живет и работает в Лондоне и критикует модель Евросоюза. И да, я шла с бел-чырвона-белым флагом, а он с советским – вот так получилось. Украинцы шутили: мол, вот ты идешь с советским флагом, но кто тебя будет с ним фотографировать?

Но в целом они были гораздо мягче, чем я, потому что мы с Сергеем умудрились даже на маршруте как-то поругаться. Мне даже сделали замечание, потому что вообще на маршруте этого делать нельзя. Но, как ни крути, если в следующем году наш гид скажет, что Сергей тоже поедет, я не откажусь быть с ним вместе в группе – никаких прямо плохих отношений у нас нет.

– А еще раз идти вы все-таки собираетесь?

– Да, мы уже договорились вместе идти на зимнее восхождение. К тому же мне все рекомендовали подтянуть технику и посоветовали сходить еще и летом.

– А насколько тяжело вообще все это физически? Или пойти может каждый?

– Сейчас в горы водят не школы альпинизма, а гиды – это их работа водить группы в горы за деньги. Так вот, по-человечески гид, конечно, несет ответственность за твою жизнь, но юридически – нет. Поэтому в контракте сразу есть условие: если ты не можешь дальше идти, то остаешься в ближайшем убежище, а группа идет без тебя. Поэтому – пожалуйста, хочешь на Монблан со своей подготовкой и отсутствием опыта – иди, но это твоя личная ответственность.

– А какая у вас была физическая подготовка?

– Я понимала, что мне нужны кардиотренировки, и стала бегать по 11 км. Думала, что круто подготовилась! А потом оказалось, что один из украинцев в нашей группе бегает марафоны по 42 км. А я так собой гордилась, но поняла, что, в общем-то, не очень у меня подготовка, если сравнивать.

Зато получила колоссальный опыт и знаю теперь, что половину вещей из рюкзака нужно выкинуть. У меня был один из самых тяжелых рюкзаков, и я его тащила. А вот казахский альпинист даже вместо кружки взял пластиковые стаканчики, потому что там борются за каждые 10 граммов.

– В итоге все оказалось опаснее, чем вы думали?

– Да, я была уверена, что у меня всегда будет шанс спастись. То есть я думала, что если соблюдаешь технику безопасности, то останешься жив. Сейчас я понимаю, что может совпасть очень много обстоятельств: скажем, идет лавина – и тогда соблюдай технику безопасности, не соблюдай – она тебя накроет.

– У вас четверо детей. Вы не боитесь, что с вами что-нибудь случится?

– Наверное, как и любой человек, который занимается альпинизмом или чем-то подобным, я уверена, что со мной ничего такого не случится.

– А как дети отнеслись к вашей идее?

– Давайте у них и спросим. Альгерд, ты как отнесся?
– Средне, – отвечает 13-летний Альгерд из кухни.
– А я сумавала, – говорит 11-летняя Рагнеда.

– А что сказал муж?

– Муж отнесся с пониманием. Не потому, что это горы, а просто потому, что раз для меня это важно, то переубеждать бессмысленно. А вот моя мама до сих пор ничего не знает – думает, что я уезжала работать и отдыхать. У нас был страх, что кто-то прочитает и передаст, но в итоге повезло – она ничего не узнала. Муж уже спрашивал вчера, скажу ли я маме. Я думаю пока не говорить, потому что если скажу, то, когда поеду в следующий раз, она уже будет подозревать и переживать.

– Но вообще вы же были единственной женщиной в своей группе. Как к вам относились остальные альпинисты?

– Они постоянно мне говорили: «Куда ты идешь, у тебя четверо детей». Но вот в чем дело – если у мужчины четверо детей, то ему никто не скажет: чего ты идешь в горы? А вот женщине – сразу.

И, конечно, всегда был мягкий троллинг по поводу того, что я женщина и иду на гору без опыта. Ну, я отшучивалась и мы смеялись – нормально было. Скажем, они мне говорят: «Таня, давай сфотографируем твои ногти и маникюр до и после восхождения». Я говорю – пожалуйста! Знаю же, что у меня шеллак и все продумано.

В итоге украинец из группы сказал, что не хочет, чтобы я ходила в горы, потому что я женщина и мать, но пойдет со мной еще, потому что видит, что отговорить не удастся и со мной комфортно.

В этот момент 4-летний Даник уже в двадцатый раз со всего разбега запрыгивает на Татьяну.

– Вот зачем многодетные мамы уходят в горы, – смеется Татьяна, – чтобы выспаться и отдохнуть от того, что тут 24 часа происходит!

Вообще мне кажется, что если человек стремится подняться на Монблан, то дети тут ни при чем. Иногда люди даже прикрываются детьми – я не мог себе этого позволить, потому что у меня были дети. Люди прячутся за обстоятельствами, а потом дети уходят в свою жизнь и остается пустота и размышления – а я бы мог...

Я не хочу растворяться только в детях – кроме них есть и мои мечты. Конечно, если речь идет об их жизнях, то всем можно пожертвовать. Но тут риск был лишь в том, что дети две недели поживут в менее комфортных условиях: у них, может быть, будет другая еда, и какие-то вопросы придется решать самостоятельно. Я считаю, что это небольшая плата за то, чтобы я тоже могла реализовываться. И вообще, на это можно смотреть по-другому – я подаю им жизненный пример идти вперед и добиваться поставленных целей. Я думаю, это важнее, чем ежедневный свежесваренный суп.