Белорусы 20-30 лет – потерянное поколение? Социолог объясняет, почему это не совсем так

Недавно мы писали про интернет-опрос Generation What?, который создает «портрет европейцев 18-34 лет». Вопросов в нем довольно много, а результаты можно смотреть в реальном времени на странице проекта (в том числе выбирая в закладках «Беларусь»). На многие вопросы ответили уже около 1400-1500 белорусов. И в некоторых темах мы оказались чуть большими пессимистами, чем европейцы в целом. Которые, кстати, чаще всего определяют свое поколение как «потерянное».

«Как только представится возможность уехать из страны, я это сделаю»
51% белорусов | 18% европейцев

«В жизни я могу положиться только на себя»
58% белорусов | 43% европейцев

«Потенциально – все политики коррумпированы»
49% белорусов | 66% европейцев

«Госслужащих слишком много»
89% БЕЛОРУСОВ | 51% ЕВРОПЕЙЦЕВ

«Я совсем не доверяю полиции»
35% БЕЛОРУСОВ | 12% ЕВРОПЕЙЦЕВ

«Налогов слишком много»
87% БЕЛОРУСОВ | 72% ЕВРОПЕЙЦЕВ

«Бедных слишком много»
87% БЕЛОРУСОВ | 90% ЕВРОПЕЙЦЕВ

«Когда родители дают мне деньги, я чувствую себя неуютно»
70% БЕЛОРУСОВ | 54% ЕВРОПЕЙЦЕВ

…ИЛИ ВСЕ-ТАКИ ОПТИМИСТЫ?

«В будущем моя жизнь, по сравнению с жизнью моих родителей, будет лучше»
69% БЕЛОРУСОВ | 32% ЕВРОПЕЙЦЕВ

«Если бы завтра начались волнения вроде
студенческой революции 1968 года, я бы принял участие»
36% БЕЛОРУСОВ | 53% ЕВРОПЕЙЦЕВ

«В сравнении с моей собственной жизнью, жизнь моих детей будет лучше»
63% БЕЛОРУСОВ | 24% ЕВРОПЕЙЦЕВ

Попросили Анну Широканову, научного сотрудника кафедры социологии БГУ, поделиться мнением насчет нашей «потерянности».

– Анна, зачем вообще делить общество на поколения и давать им названия?

– Это скорее маркетинговая история. В популярной литературе вы найдете «потерянное поколение» начала ХХ века, «поколение Икс» начала 90-х... Но в науке такого деления нет. Даже, например, в США, где все «поколения» уже четко расписаны по годам, – даже там ученые выделяют только поколение беби-бумеров, которые родились после войны, до середины 60-х.

Почему нам так нравится называть поколения? Это ярлык, mental shortcut. Мы пытаемся приписать какие-то свойства целому поколению, чтобы проще понимать «дух эпохи». Но «дух эпохи» – это не научное понятие, скорее культурное и философское. В Советском Союзе, например, было послевоенное поколение, были шестидесятники, поколение перестройки. Но и здесь есть сложность: в разных странах и регионах эта общая история отличается. Нельзя сказать, что во всем мире в 1946 году началось новое поколение, – только о тех странах, где была война.

– Люди часто говорят: «Мы – потерянное поколение». Но с этим можно столкнуться чуть ли не в каждом поколении за последний век?

– Да, Гертруда Стайн впервые заговорила об этом еще после Первой мировой войны. Мне кажется, потерянным можно назвать любое поколение, у которого нет какого-то другого названия.

Да, мы отличаемся от наших родителей, они жили иначе. У них среди ценностей – пожизненный найм, гарантия стабильности. Сейчас рынок труда требует, чтобы мы все были гибкими, часто переучивались. У нас может быть вынужденный неполный рабочий день, много фриланса. Исследователи говорят, что работа на фрилансе делает людей более тревожными, потому что у них нет гарантий, которые были раньше. Все это заставляет нас полностью перестраиваться. «Потерянное поколение» в современной Европе связано как раз с «прекарным трудом» – частичной занятостью и безработицей.

Нынешняя «потерянность» может быть связана с нереализованными амбициями. В нашей стране они могут быть не реализованы по одним причинам, в Европе и США – по другим. Но у всех что-то не реализуется. Поэтому мне кажется, что для нынешних молодых просто пока не придумали «правильного» ярлыка.

–  Проект Generation What? исследует молодежь от 18 до 34. А можно ли сказать, что белорусы 18 и 34 лет – одно поколение?

– Нет, это разные люди. Тем, кому сегодня 34, в 1991-м было 9 лет. Представьте себе опыт 90-х: сначала было движение общества в одну сторону, потом в другую. Сначала ты жил одними стремлениями, потом тебе говорят, что стремления должны быть другими. Мне кажется, это должно было повлиять, причем не всегда положительно.

Зато тем, кто родился в 1994-м, сейчас 22 года. Их можно назвать «поколением стабильности», это совсем другой общественный опыт.

Чем они отличаются от своих родителей? Навскидку – более свободным отношением к удовольствиям. У поколений, которые выросли в СССР, не было одобрительного отношения к тому, чтобы отдохнуть, сходить куда-то с друзьями, куда-то съездить... Были клубы путешественников, но это совсем другое.  Второе, что я бы отметила, – меньше коллективизма в семейных отношениях. Раньше было очень важно сделать все, чтобы позаботиться о родителях, чтобы обеспечить детям самое лучшее, даже лишив себя всего. Сейчас это не так однозначно. Больше людей живет «для себя».

–  А есть ли социологические исследования о том, чем молодые белорусы отличаются от других европейцев, например?

– Много интересных данных есть в сравнительных опросах. Например, вот что можно найти во Всемирном исследовании ценностей (2011 год) о белорусах, которым меньше 30.

• 70% боятся потерять работу (80% молодых испанцев, 50% шведов и немцев; 25% нидерландцев).
• 57% боятся войны (как и в России и Украине за тот год; 5% нидерландцев).
• 35% жалуются на плохое здоровье (как и украинцы; в Германии и Польше – меньше 10%).
• 80% одним из самых важных качеств в воспитании детей считают трудолюбие (столько же молодых россиян и украинцев, но 20% поляков, 15% шведов).

А вот несколько цифр из Европейского исследования ценностей (2008 год):

• Папы могут так же хорошо заботиться о детях, как и мамы: так считают 85% молодых белорусов (а также украинцев, французов, бельгийцев, поляков).
• Жить вместе до брака считают нормальным 36% молодых белорусов (75% бельгийцев, 50% немцев, 70% испанцев, 25% россиян).
• Люди могут сами решить, иметь ли им детей: так считают 60% молодых белорусов (70% датчан, 55% россиян, 85% шведов).
• И еще интересно: 60% молодых белорусов не считают, что работа должна быть на первом месте (так считают 40% украинцев, россиян, шведов; 25% немцев; 75% молодых нидерландцев).

Так что в работе мы похожи на нидерландцев, а в страхе ее потерять – на испанцев. Только экономические условия у нас разные.