Гендерная исследовательница: феминизм – это уже давно не вопрос «кто моет посуду?!»

– В общественном сознании феминизм часто по-прежнему связан с ненавистью к мужчинам и борьбой полов. Как вам кажется, почему?

– Мир усложняется, а мы все никак не можем принять, что сегодня уже совершенно неактуально говорить о войне полов. В цивилизованном обществе такие разговоры уже давно считаются плохим тоном и свидетельствуют о низком уровне образования. Сегодня речь не идет о противостоянии двух больших групп – мужчин и женщин, сейчас гораздо актуальнее говорить о личном индивидуальном выборе. Есть женщины, которые рады соответствовать нормативной модели женственности, они стремятся соответствовать стереотипным представлениям о главной роли женщины, хотят быть только «хранительницами очага» и чувствуют себя комфортно, заботясь о детях и семье. Но есть и другие женщины, для которых важна профессиональная карьера – и это нормально.

К тому же в истории феминизма много мужчин, и сам феминизм тесно связан в том числе и с «расколдовыванием» модели традиционной мужественности, то есть стереотипного отношения к мужчинам, когда мужчина должен всегда быть сильным воином-защитником и никогда не плакать. Последствия таких требований очень серьезные и опасные для мужского здоровья. У нас мало кто задается вопросом, почему мужчины так редко посещают врачей и игнорируют собственное здоровье.

– Определение феминизма, кажется, очень отличается от источника к источнику. Как вы считаете, что же это все-таки такое?

– Я бы не стала говорить о феминизме в единственном числе, потому что сегодня это уже абсолютно неактуально. У феминизма есть 200-летняя история, поэтому сейчас в литературе принято говорить о разных феминизмах – радикальном феминизме, социалистическом феминизме, феминизме темнокожих и коренных народов, квир-феминизме, экофеминизме, французском феминизме – их много, и поэтому для разных людей понятие «феминизм» будет иметь различные значение.

– Но все-таки есть какие-то общие положения?

– Да, самый простой путь – это констатировать, что феминизм – это определенная точка зрения на окружающий мир, которая позволяет видеть, что существуют социальные различия между мужчинами и женщинами, и эти различия порождают неравенство.

– Но всегда ли видеть неравенство – это вопрос точки зрения?

– Да, и это – феминизм, так как такая точка зрения делает тебя чувствительной к вещам, которые кажутся естественными, но такими не являются. Например, шутки о женской логике или жесткие предписания о фиксированных природных ролях и свойствах мужчин и женщин. Феминизм появился, когда женщины сформировали определенный набор претензий к мужчинам, потому что у тех всегда были привилегии. В отношении них не стоял вопрос, может ли мужчина создать шедевр или управлять государством и быть президентом. А в отношении женщин такие вопросы возникают до сих пор.

А еще феминизм – это призма, через которую можно посмотреть на распределение власти в обществе. Это оптика, с помощью которой мы можем увидеть, что общество создает определенные барьеры. Есть такое понятие, как стеклянный потолок, – это когда при равном уровне образования и одинаковых компетенциях женщина, достигая какого-то карьерного уровня, не может двигаться дальше. Министерство труда и социальной защиты констатирует, что да – у нас женщинам платят меньше, но при этом нет ни одного дела в суде по этому вопросу. И в целом в Беларуси, согласно статистике, женщины сконцентрированы в бюджетных, низкооплачиваемых сферах занятости, а в большом бизнесе, который реально приносит хороший доход, женщин всего 5%.

– Как вам кажется, почему так происходит?

– В докапиталистическом обществе женщины занимались домом и семьей, а мужчины в это время работали вне дома – и от той, и от другой работы зависело выживание семьи, и эти два типа работ не противопоставлялись друг другу. С развитием капиталистических отношений экономической единицей, обеспечивающей выживание рода, становится уже не семья, а отдельно взятый индивид. И женщины, и мужчины стали наниматься на работу – скажем, на фабрики. И вот тогда оказалось, что именно женщина считается ненадежным работником, так как может родить. И ей стали платить меньше, отсюда и традиция, и продолжающаяся дискриминация по оплате труда.

– То есть получается, что мир изменился, а стереотипы остались?

– Да, гендерные стереотипы живучи – так как это стандартизированные представления о том, какими должны быть мужчины, а какими женщины. Эти стереотипы игнорируют тот факт, что женщины и мужчины могут быть очень разными. Но при этом не надо думать, что стереотипы в целом – это что-то очень плохое. Стереотипы помогают людям быстро реагировать в определенных ситуациях, они как бы экономят наши ресурсы. Но в то же время они могут начать мешать нам выстраивать некий собственный проект будущего, формировать собственную модель поведения. Гендерные стереотипы могут существенно ограничивать индивидуальное развитие и возможности людей.

– А почему гендерные стереотипы опасны и для мужчин тоже?

– Могу привести пример: на одной из дискуссий моим оппонентом был мужчина лет 50. Он рассказал, что занимается бизнесом и очень ценит свою жену, которая не работает, но замечательно воспитывает их то ли троих, то ли четверых детей. И пока он рассказывал, он упомянул, что, если жена заболевает, то он сразу же везет ее в платную клинику и в целом очень заботлив в этом вопросе. А я спросила, а делает ли его жена то же самое, когда заболевает он сам. И по контексту стало понятно, что он сам, болея, по врачам не ходит – и ведь это маленький, но очень показательный пример.

Если мы посмотрим на статистику мужской смертности в Беларуси, то увидим, что она «молодеет» – статистика по сердечнососудистым заболеваниям среди мужчин впечатляет. Это в том числе связано и с тем, что в нашем обществе существует некий стереотип мужественности, согласно которому мужчине как-то неудобно ходить по врачам, обращать внимание на то, что у него могут быть болезни и что он должен заботиться о своем здоровье. А ведь такое поведение создает серьезные риски для всей семьи.

– У нас как-то все еще переживают, что если гендерное равенство все-таки настанет, то женщины немедленно начнут подавать в суд на то, что перед ними открывают двери.

– Вообще, очень важно понимать контекст, который существует внутри страны. Скажем, у нас часто мистифицируют Швецию. Но нужно понимать, что Швеция – очень богатая страна, которая может позволить себе оплатить серьезные социальные эксперименты. Например, у них была масштабная эффективная социальная программа, направленная на расшатывание гендерных стереотипов: если раньше даже на законодательном уровне велся разговор о защите материнской функции, то сейчас идет речь о защите права на родительство. И это совершенно другая вещь.

В Беларуси официально мужчина может взять отпуск по уходу за ребенком, но пока этой возможностью воспользовался только 1% мужчин. Опять-таки у нас не ведется никаких социальных кампаний, разъясняющих то, что роль отца в семье тоже очень важна.

Есть хороший пример – у нас хотели наравне с празднованием Дня матери на республиканском уровне ввести День отца, и даже какое-то время этот праздник существовал. Однако для меня было симптоматично, когда необходимость проведения Дня отца под сомнение поставило именно МВД. Судя по всему, для них важнее, чтобы мужчина был прежде всего защитником отечества.

– Как вы думаете, как изменяется сейчас роль мужчины?

– В Беларуси сейчас много говорят о необходимости развития человеческого потенциала, а он очень тесно связан с комфортным существованием людей и партнерскими отношениями. И сегодня нужно учиться переключать внимание с репродуктивной функции женщины на партнерские отношения двух людей, то есть на родительство. Если партнеры решают реализоваться в публичной сфере и при этом завести детей, то перед ними стоит вопрос по перераспределению нагрузок по уходу за ребенком. То есть фактически два человека договариваются, как они перераспределяют свое рабочее и личное время, чтобы иметь возможность растить ребенка совместными усилиями. Поэтому так важно, чтобы мужчины избавлялись от гендерных стереотипов – например, тех, которые касаются ухода за младенцами.

Кстати, у нас в обществе существуют самые разные практики, в том числе и присутствие отцов при родах, и папа-школы, где мужчин учат общаться с маленькими детками, но пока таких продвинутых мужчин не спешат делать героями – эти темы продолжают быть маргинальными, они не вызывают массовой дискуссии.

– А как вам кажется, почему традиционный сценарий и мифы о «настоящей женщине» и «настоящем мужчине» все еще так популярны?

– Думаю, здесь есть несколько причин. Похоже, что миф о «Настоящей женщине» (каблуки, платье, макияж) и ее подделках (кеды, мотоцикл) является продолжением романтического нарратива о Золушке – веди себя правильно, и будет тебе принц, который рассказывает аудитории о том, что нужен некий предмет, который женщину делает настоящей. Обычно такой нарратив направлен на бедные слои населения, и, собственно, вся массовая реклама на этом построена. Это как минимум один из вариантов ответа, почему так много белорусских СМИ пишут о «Настоящей женщине»: они исходят из идеи, что женская аудитория несостоятельна и ее как бы обнадеживают таким романтическим сценарием на тему «как можно “состояться”».

Востребованность «традиционного» сценария можно объяснить еще и специфическим положением женщин в стране. У нас высокий уровень образованных женщин и высокий процент их занятости на рынке труда – более 70%. Но при этом женская занятость преобладает в низкооплачиваемых сферах труда. И женщина вынуждена работать по причине того, что доход только мужа в большинстве случаев не может обеспечить семью. Получается довольно печальная картина, в рамках которой только и остается, что верить в романтический сценарий.

– Вы уже несколько раз подчеркивали, насколько иначе функционирует современный мир и как быстро все изменяется. Но мы по-прежнему обращаемся к каким-то традиционным аргументам вроде «природной функции женщины». Как думаете, почему так происходит?

– Когда начинаются разговоры о некой природной функции женщины, всегда хочется спросить: «А какой период вы имеете в виду?» В СССР у женщины была одна роль и функция, в современной Беларуси – другая, свои функции были в ВКЛ – и совсем другие, когда бегали мамонты. То есть для каждого периода истории характерна своя специфика в распределении поведенческих ролей и функций мужчин и женщин и связанная с этим распределением символика. На мой взгляд, говорить о природе сегодня совершенно непродуктивно, потому что это не дает возможности выйти на анализ изменений, которые происходят в нашем быстро меняющемся мире.

В нашем обществе не хватает признания того, что есть очень разные модели выстраивания будущего, есть индивидуальные практики, личный выбор и личная ответственность. И это именно то, о чем сейчас стоило бы больше говорить. А большие социальные группы, такие как мужчины и женщины, уже не так интересны, потому что гораздо продуктивнее наблюдать за тем, как сильно люди различаются внутри этих больших социальных групп. Обнаружение таких разных сценариев поведения внутри мужской и женской группы – это гораздо интереснее, чем какая-то мифическая борьба между ними.

ECLAB, проект неформального дополнительного образования по системе Liberal Arts, в этом году объявляет набор на «Гендерные исследования». Более подробная информация тут.