Дома художников: «Война за это уникальное место идет 10 лет»

Владимир Товстик

«Наш город требует сказки о нем»

– Здесь уже сменяется третье-четвертое поколение: семьи разрастаются, квартиры разменивают, приходят новые художники. Я коренной минчанин, но в этом доме не с самого начала, где-то с 1989 года. И тогда, и до сих пор эти мастерские считаются самыми престижными, хоть есть недостатки – советские железные окна. Они большие, в мастерских светло. Но холодно очень: старые рамы и большая теплоотдача. В советские времена топили так, что никто не замечал, а теперь и холодно, и за отопление вылетает столько денег! Тариф в 5 раз выше, чем квартирный.

– Любые государственные люди не понимают, что такое искусство. Они думают: «Ай, картинки повесил, и все». Они не знают, сколько на это уходит времени и труда. Искусство – непростое занятие, но тот, кто входит в этот мир, выйти уже не может.

– В конце 1970-х дома-мастерские были выстроены в Литве, Азербайджане, в ряде других республик. Это не были типовые проекты – все они выглядят по-разному, но имеют одно назначение.

– Наш город требует сказки о нем. Почему Париж в начале ХХ века был центром мирового искусства? Потому что литераторы и художники создали эту сказку. 

Леонид Щемелев

«Это помесь негра с мотоциклом»

– Дом построен в 1977 году благодаря тому, что Машеров уважал искусство. Я здесь с самого начала. Вхождение в здание было без оркестра: были разные разночтения, решали, кому дать мастерскую. 

– Раньше разные художники собирались по 200 человек в ресторанах, и не выпивали, а беседовали об искусстве! Сейчас нет того, что раньше, и никто не знает даже, что было.

– Вы пишете о городе? Я живу на восьмом этаже, смотрю в окно: это же помесь негра с мотоциклом! В Париже ты любуешься самим расположением улиц, рот разеваешь: цвета разные, но издали не видно этих цветов, все в едином восприятии. Это то, чего у нас нет, потому что недостаточно взгляда людей искусства. Советский период был суровый, но было что-то объединяющее в архитектуре. Сейчас каждый воротит, что хочет, ансамблевость исчезает.

Евгений Тихонов

«В первый же день из лифта украли двигатель»

– Мастерские – это подарок. Республика отмечала 60-летие или 50-летие, я не помню уже точно. Союз художников тогда возглавлял Виктор Александрович Громыко. Это здание им прямо с неба упало, подарили! Надо мастерские делать: собрались внизу, походили, посмотрели и ушли, забыли поставить охрану или здание закрыть. В первый же день из лифта украли двигатель. 

– Война за это уникальное здание идет уже порядка 10 лет, спасает только то, что это машеровский подарок. Союз художников теперь имеет меньшее влияние, переведен в разряд общественных организаций. А любую мастерскую можно за 5 минут превратить в несколько офисов: 80 квадратных метров при высоте потолков 4,5 метра, можно из одного этажа сделать два!

– Вы, наверное, не знаете, кто такие художники. Вот мой отец с друзьями: купят, бывало, сухого вина, и могли в шахматы играть всю ночь. На охоту ездили. А так, чтобы весь столбик праздновал, – это нечасто. Не так много мастерских здесь, по три на этаж – 27 человек. По тем временам на два человека мастерскую не давали: это как две женщины на кухне – драка будет обязательно. Здесь общий праздник был, когда выставка. Каждый тащил свою работу и впервые видел, что там сосед сделал. Тут даже лестницу делали с пролетом по центру, чтобы большие картины снимать. Ну, конечно, когда юбилеи у стариков, они собирались, пили, но не всегда это хорошо кончалось.

– На пленэры очень часто ездили: вешали объявление, с комбината брали автобус, и все забирались в этот автобус с этюдниками, холстами, в красивом месте останавливались,  разбредались по кустам. Художники дружили. С перестройкой комбинаты умерли, и меньше объединяющих вещей осталось. Картины раньше покупали в худкомбинате – можно было прийти, написать заявление и получить заказ. В те времена в мастерской на стенах картины практически не висели – все уходили на комбинат. Там были разные цеха – весь спектр художественных услуг. Хватало хлебушка всем, и общения было больше. А коммунальные за эту мастерскую зимой мне обходятся в 3 800 000 руб. в месяц.

– На месте, на котором мы сидим, до войны было озеро! А край озера был в районе улицы Красная. Там лодки стояли. И все это озеро тянулось до Зеленого Луга, деревня там была еще на моей памяти, Зеленовка называлась, а я 1952 года рождения.

– Здесь стоял кинотеатр, который сгорел потом. Я туда ходил, но названия не помню. Скверик был. Мы его называли сквером Эмиля Зайцева. Тут недалеко художественный комбинат, на улице Некрасова, ее художники называли «дорогой жизни». Все заработки там, как получка – там такая куча народу. На скверике был маленький магазин. Всего накупят, рассядутся на скамейках и отдыхают. А Миля был слабеньким человеком: выпьет и лежит на скамейке, спит там с утра до вечера. Местная достопримечательность.

– У меня старый билет Союза, по экономической причине. Это билет несуществующего государства, но в Третьяковку с ним можно идти бесплатно, так же и в Питере, и в Париже. А если с новым – сразу в кассу, и 20 баксов как с куста.

– Все можно испортить – достаточно просто покрасить. Я понимаю, что мэр – не минчанин, отсюда все проблемы. Просто ведь никакое отношение к истории города, к теплоте места. Иностранным гостям в Минске теперь нечего показывать, кроме Лангбарда, парка Горького и музея, а раньше был человеческий город с тихими красивыми закутками.