Минские диаспоры: украинцы. «Дед закатывал Священное писание в банки из-под консервов»

УКРАИНА И МИНСК

С Татьяной Струк мы встречаемся в Красном костеле – за полчаса до начала ежегодного молебна в память о Голодоморе. Этот молебен уже много лет подряд организует ВАТРА, всебелорусское объединение украинцев, где Татьяна работает зампредседателя. Поговорить с ней нам советуют сразу несколько украинцев: обычно те, кто активно участвуют в украинской жизни в Минске, более-менее знают друг друга и, конечно, хорошо знакомы с центральными фигурами диаспоры. А Татьяна – именно такой человек.

Татьяна рассказывает, что молебны в память о Голодоморе они начали организовывать в Минске уже очень давно, причем делали их и в католическом костеле, и в православной церкви – чтобы прийти могли все.

Сама Татьяна – украинка, которая переехала в Минск вместе с мужем в ранней молодости, но связь с Украиной за эти годы у нее ничуть не ослабла.

– Как только мы приехали в Минск, я сразу выписала украинские журналы «Радянська жінка», «Дніпро» и «Перець». Всегда слезы на глазах, как только услышу украинскую песню. Я очень скучала. Лет 16-18 натурально болела ностальгией. А потом в 1991 году в Минске стали организовываться национальные объединения – с тех пор я в этих делах.

Свою сильную связь с Украиной Татьяна объясняет тем, что «все мы родом из детства»:

– Я выросла в Виннице, и там было всего 5 украинских школ, а я, как и многие другие, ходила в русскую. Но мне повезло – каждое лето я проводила у бабушки в селе, и там было фольклорное воспитание, были живы все традиции, которые дали мне оберег на всю жизнь.

Татьяна прекрасно помнит, как в детстве отмечали все праздники – как несли калач родственникам в ночь на Рождество, как на Ивана Купалу мальчики шли рубить вербу, а девочки – плести венки и украшать ее, делать «гільце».

– А главное – было ощущение, что в Украине «родына», что там большая семья, которая тебя любит и полностью принимает. И это был такой мощный конгломерат украинскости, любви и принятия, который украинцам вообще очень свойственен.

У многих минчан-украинцев, с которыми мы встречалались, принадлежность к Украине в первую очередь ассоциируется с детством, юностью или со старшими поколениями семьи – бабушками и дедушками. Наш следующий герой, Вячеслав Пилипук, рассказывает, что собственная национальность для него неразрывно связана с дедом. Вячеслав – предприниматель, который родился и вырос в Минске, но при этом ощущает себя украинцем:

– Я – третье поколение, которое живет на территории Беларуси. Мой дядя и родители, наверное, не ощущают такой национальной принадлежности, а на меня огромное влияние оказал мой дед Назар. Он жил недалеко от Бреста, в колхоз не вступал и занимался хозяйством; как это тогда называли – жил единоличником. Мы с дедом были очень близки, я постоянно ездил к нему. Там звучала украинская речь: конечно, дед скорее говорил на смеси украинского и русского, но тем не менее. Я слушал историю семьи, которую рассказывал дед, мы ходили на могилки, но главное – это, конечно, мова. Именно она формирует у человека стержень, который позволяет ему самоидентифицироваться. Именно мова формирует любовь к своей стране.

– Когда у деда забрали дом и все имущество, им предложили вступить в колхоз. От этого он категорически отказался и в колхоз так и не вступил.

Искать связь с украинской диаспорой в Минске Вячеслав начал после 35 лет:

– Я думаю, что есть определенный возраст в жизни, когда приходит понимание того, что мы на Земле не просто так, у каждого есть свое предназначение. У меня тогда было предприятие в Киеве: я работал там, а на выходные ездил в Минск к семье. И в поезде познакомился с главой украинской общественной организации – он подарил мне журнал об украинцах в Беларуси. Я прочитал, что-то осознал и решил: пришло время определяться.

А вот что про свой путь к Украине рассказывает следующая наша героиня – Наталка Бабина:

– Знаете, в 25 лет я очень много спорил со своим отцом, у меня был свободолюбивый характер, – продолжает Вячеслав. – А отец хотел немножко вмешаться и подсказать. Когда мне исполнилось 30, я ясно увидел: вот мне тридцать, я на этом отрезке пути. А моему папе 60 – и он прошел в два раза больше. Значит, он уже знает какие-то вещи, которые я прохожу сейчас, и может показать мне, где подводные камни.

Я думаю, что каждый человек должен понимать, что он пришел вслед за кем-то и за ним тоже кто-то уйдет. Мне кажется, что человек должен жить не масштабами своей жизни, а масштабами рода и нации. Мы все пришли на эту землю в какую-то национальную среду, рождаемся внутри рода, народности и нации. И если все это вычеркнуть, то человек получается как дерево, которому обрубили корни: подует ветер – и оно упадет.

український мінськ

Где в Минске можно больше узнать о связи нашего города с Украиной, попробовать украинскую кухню и просто поностальгировать по Украине.

Для Татьяны необходимость чувствовать свою национальность почти такая же: она говорит, что у человека есть потребность быть в «стае», иметь вокруг себя людей, которые понимают «их» словечки и диалект. И желание дружбы с этими людьми – простая вещь, которая вызывает радость. На вопрос о том, как люди обходятся без ощущения этой принадлежности, Татьяна однозначно отвечает: «Я этого не понимаю. Мне кажется, что если бы у меня не было украинской составляющей, то я бы стремилась в белорусскую, ирландскую или еще какую-то. Потому что гордиться и иметь связь со своими предками, знать обычаи и мову – это соль. Без нее все пресно».

украинцы и война

Очевидно, что Татьяна и Вячеслав с большой любовью относятся к своим соотечественникам: и тем, которые давно живут в Минске, и к тем, которые приехали сюда недавно. Другое отношение к своим у Ольги (имя изменено по просьбе героини), приехавшей в Минск с последней волной беженцев из Украины.

С Ольгой мы встречаемся в небольшом кафе далеко не в самом центре города. Ольге слегка за 30 – она живая и критически настроенная. Единственная из всех украинцев, с которыми мы разговаривали, чей взгляд не теплеет, когда она говорит о родной стране. Фотографироваться девушка отказывается: они с семьей планируют возвращаться в Луганскую область и не хотят никакой публичности. Ольгу мы находим случайно – ее контакт нам дает активная украинка, занимающаяся делами диаспоры. Но сама Ольга встреч с украинцами в Минске не искала, да и к организациям, объединяющим украинцев в Минске, относится скептически.

Молодая женщина не скрывает своей категоричности: по ее словам, чувствуется, что украинцы «хорошенько наследили» в Минске. Ольга даже на работе не признается, откуда приехала, что позволяет ей понять, как минчане говорят люди о событиях в Украине и о некоторых украинцах.

– Недалеко от нас Красный Крест, мы туда заходили. И нам рассказывали истории о том, что на деньги, которые некоторым украинским беженцам выделяли на еду и детскую одежду, они покупали водку, красную икру или довольно дорогие часы. Но я бы не стала их слишком жестоко судить – к сожалению, те, кто уезжал из Донецкой области в эту сторону, как правило, люди не самого высокого ума.

Недавно в магазине Ольга услышала возмущение продавщиц по поводу того, что украинские беженцы ничего кроме водки и пива не берут. На эту историю она тоже смотрит с пониманием: люди потеряли все, и для многих уже нет никакой надежды построить здесь такую жизнь, какой она была на родине.

Семья из трех человек – Ольга, ее муж и 11-летний сын – переехала в Минск этим летом. Из Украины они уехали год назад и учебный год сына провели в Нижнем Новгороде, где живут родственники мужа. Про ситуацию в родном городе Ольга рассказывает очень спокойно:

– Люди говорят, что невозможно привыкнуть к войне, но на самом деле очень даже возможно. Да, над городом летали истребители, и «Град» работал в 15 километрах, но самых страшных боев у нас не было. Хотя снаряды попадали и в дома, и в квартиры, и в отель. Досталось и нашей даче – в нее попал снаряд, шифер снесло, а по стенам дома пошли трещины шириной в два пальца. Но при этом мы с мужем ходили на работу. Компании, в которых мы работали, возили продукцию через блок-посты. А потом у мужа на работе начались проблемы: все склады были в Луганске.

Несмотря на военное положение в городе, Ольга говорит, что уезжать не хотела. Хотя и признается, что смотреть на детей, над которыми летают истребители, было жутковато:

– Самым страшным лично для меня было ощущение экономической разрухи, понимание того, что все, что ты знал и любил, образ жизни, к которому ты привык, – этого всего больше не будет.

После долгих раздумий семья, дождавшись окончания учебного года сына, решилась на переезд. По словам Ольги, если бы не сын, переезжать они бы не стали: «Я не хотела, чтобы мой ребенок помнил Украину вот такой».

Когда речь заходит об отношении украинцев, живущих в Минске, к войне в Украине, реакция часто бывает одинаковая: «Это очень больно, когда твою страну разрывают на части», – говорит Вячеслав. «Я вам отвечу очень просто: я патриотка. Вот и все», – строго говорит Татьяна. Многих вопрос войны сплотил с общиной или, напротив, рассорил с друзьями и родными. Беженка Ольга занимает другую позицию:

– Я поддерживаю известную фразу: «Я люблю свою страну, но ненавижу государство». То есть я люблю свою страну и уважаю ее культуру, но то, как людей сталкивают и как страну рвут на куски, – это ужасно. И неужели кто-то не понимает, что все эти разницы в позиционировании и идеологиях выгодны определенным людям? Я не поддерживаю ни настроения против России, ни настроения против Украины.

На осторожный вопрос, каково было переезжать в Россию, Ольга тоже отмахивается:

– Когда люди высказывают настроения вроде того, что Россия агрессор, всегда хочется выдать им бесплатную путевку в Донбасс. Все эти люди, которые здесь сидят и рассуждают, – ну вот что они сидят? Съездите в Донбасс без бейджиков ОБСЕ, поживите и все сами увидите: как бомбят магазины, как отжимают бизнесы... В каждой стране есть плохие и хорошие люди – это же очевидно. Разве обычные россияне хотели, чтобы мы туда сейчас ехали? Да нет, конечно! Они жили себе спокойно – не нужны все эти переделы обычным людям!

При этом Ольга не отрицает, что этот вопрос острый, но и не считает, что он обязательно разрушает отношения:

– Да, среди моих друзей кто-то считает, что Россия виновата, кто-то – что Украина, но это не мешает нам дружить и общаться – мы до сих пор списываемся с теми, кто там остался, и с теми, кто уехал. И, кстати, такие события очень четко показывают, кто есть кто. Мы вот узнали, как к нам на самом деле кто из родственников относится. И нашу семью это очень сплотило – мы стали лучше друг друга понимать и дорожить. Это когда живешь в городе, где вырос, всегда бывает, мол, не понравилось – пойду к друзьям или пойду к родителям. А когда вы вот так выброшены из своей обычной жизни, то приходит понимание того, что на самом деле важно, а что нет.

Ольга говорит, что патриотизм – это «когда ты что-то делаешь для страны. А люди, которые на расстоянии рассказывают о патриотизме… Ну, я не знаю. Мне кажется, что патриоты – это те, кто едет и что-то делает. Я вот себя не могу пока так назвать, потому что отсиживаюсь здесь. Вот когда вернемся и будем работать, тогда будем патриотами».

Война в Украине и оккупация Крыма сильно повлияли на осознающих себя украинцами людей. Кто-то, кому раньше хватало роликов в интернете и редких поездок на родину, после событий 2014 года пришел в диаспору и стал очень активно заниматься делами украинцев – хотя большинство, похоже, все-таки осталось интернет-активистами. Татьяна занимается сбором средств для поддержки нуждающихся воинов и с разочарованием говорит о том, что людей, которые этим занимаются, очень мало, – чувствуется, что ей этот факт сложно понять и принять.

В один из воскресных вечеров мы едем на униатскую службу, которую проводят на украинском языке. Раз в месяц в симпатичном здании греко-католического центра святого Иосифа в частном секторе собирается около 20 прихожан – они съезжаются со всего Минска и даже из соседних городов. На этой службе мы знакомимся с Марией – украинкой, которая уже много десятилетий не живет на родине, но сохраняет национальную принадлежность:

– Мой муж вайсковец, і я ўсё жыццё ездзіла з ім па Саюзе і хадзіла ў праваслаўную царкву. Але пасля падзей з Крымам я зразумела, што не магу хадзіць у царкву ворага, купляць у іх свечкі. І таму зараз хаджу сюды.

Из 20 собравшихся на службе никто не разговаривал по-русски: большая часть предпочитает использовать украинский, остальные – белорусский.

– Тое, што шмат украінцаў тут вывучылі беларускую мову і размаўляюць на ёй, – гэта павага да беларускага народа. Бо калі паважаеш сваю нацыю, то абавязкова паважаеш і астатнія, – говорит Татьяна, когда мы рассказываем ей, как большинство украинцев в разговорах с нами с готовностью переходили на белорусский.

украинЦЫ и мир

Каждый из наших героев очень внимательно относится к тому, чтобы их дети сохранили привязанность к Украине, считая это принципиальным вопросом.

– Я как-то спросил у сына, которому уже 23, о том, кем он себя ощущает, – рассказывает Вячеслав. – В свидетельстве о рождении у него записано, что он белорус. И он мне говорит: «Нет, белорусом я себя не ощущаю». И все-таки идентифицирует себя с Украиной.

У самого Вячеслава в метрике записано, что он – белорус. То же самое было написано у его отца и деда, так как в 1939 году вопрос национальности на Брестчине не обсуждался:

– Большевикам было необходимо доказать, что на территории Брестчины проживает 80% белорусов и русских. Так что официально украинцев на этой территории почти не оказалось.

А вот Татьяны настояла, чтобы в ее паспорте в 16 лет написали, что она украинка:

– У меня мама белоруска – она умоляла меня, когда я получала паспорт, записаться белоруской. Я была очень послушным ребенком, хорошо училась и маме никогда не перечила. Но тут уперлась, и меня записали украинкой. А вот мою младшую сестру мама уговорила.

Когда десять лет назад стало возможно получить ««Пасвідчення закордонного украінця», Татьяна сразу сделала себе такое:

– Оно, по сути, ничего не дает, кроме ощущения своей принадлежности к Украине, но я его сделала, мой сын тоже получил такое. И сейчас я постоянно помогаю белорусским украинцам в его оформлении.

На наш вопрос, считают ли дети Татьяны себя украинцами, женщина отвечает:

– Это уже сложнее, тем более дочь живет в Германии, а сын – в Азии. Но они знают язык, традиции и всегда с уважением относились к моей работе, помогали мне, сами участвовали в мероприятиях украинских организаций, посещали воскресную украинскую школу. А это уже что-то. Но в их детстве я дала им столько, сколько смогла. И, если бы были время и силы, дала бы в тысячу раз больше! Потому что я считаю, что уважение к языку, культуре и нации своих родителей – это очень важно.

Нельзя отрицать, что мир глобализируется и множество людей обходится без национальной идентичности, считая, что это – пережитки прошлого, от которых больше проблем, чем пользы. Количество людей, которые ощущают себя «людьми мира», растет. Поэтому мы спрашиваем у Вячеслава, не думает ли он, что скоро мир станет настолько открытым, что все национальные различия станут симпатичным атавизмом:

– Конечно, мир меняется. Я вот занимаюсь экологией и очень четко вижу, как мир уходит от товарно-сырьевой модели, зато перестраивается на нанотехнологии. И, конечно, новый формат экономики будет предполагать открытые границы. А значит, и государства, которые будут закрываться по национальным признакам, будут проигрывать.

Но в то же время я уверен, что национальность надо сохранять. Ведь даже в Америке, которая сейчас такая мини-модель глобального мира, где принимают миллионы мигрантов, люди внутри страны все равно держатся ближе к своей национальной среде. Просто национальность формирует в нас стержень, любовь к Богу и к земле, на которой живешь.