«Черт, как в фильмах». Белорусский художник о жизни в шведской деревне без денег

«Черт, как в фильмах». Белорусский художник о жизни в шведской деревне без денег
Поговорили с белорусским художником Кирилом Демчевым – тем самым, что неподвижно лежал на выставке «Имен» – о том, почему он то уезжал в Швецию, даже бросив для этого университет, то снова вернулся в Беларусь и теперь хочет «вспахать огород с сорняками».

Поговорили с белорусским художником Кирилом Демчевым – тем самым, что неподвижно лежал на выставке «Имен» – о том, почему он то уезжал в Швецию, даже бросив для этого университет, то снова вернулся в Беларусь и теперь хочет «вспахать огород с сорняками».

19 лет учебы

­– Я – художник. Учился в детской художественной студии, потом в художественной школе – это был ГУЛАГ какой-то, потом в колледже, а после поступил в ВГУ имени Машерова. И совсем недавно, недоучившись всего один год, забрал документы из университета. В сумме 19 лет учебы. А сейчас мне 26.

Всего год назад я жил и учился в Витебске, там же до сих пор находится моя постоянная экспозиция в «Арт Прастора Талстога_7». Как-то раз приехали гости из шведского театра «Альбатрос», увидели мои работы, заинтересовались. Потом, через какое-то время, они предложили мне приехать в Швецию.

Точно так, через галерею, несколько лет назад меня нашла минская кураторка Антонина Стебур, и предложила участвовать в арт-проекте журнала «Имена».

Журнал «Имена» и 135 часов в постели: «Может, телку тебе привести?»

Я приковал себя к кровати и лежал в сумме 135 часов – по 9 часов каждый день. Этот перфоманс, посвященный людям, которые не могут самостоятельно передвигаться и большую часть им приходится лежать, я сделал для арт-проекта журнала «Имена». Первые два дня я лежал в памперсе – надел на всякий случай. Было неудобно, поэтому позже решил просто соблюдать режим: меньше есть и пить, чтобы вечером, уже после перфоманса, пойти в туалет.

Была идея не общаться с людьми. Просто лежать. Тут обращаются ребята-колясочники:

– Эй, братан! Как, что? – а я на серьезке.

Женщина подошла, обняла, пытается заговорить со мной. А я молчу. Она: «Чего ты?»

Пффф… невозможно не говорить. Я столько общался! Коммуникации было больше, чем в моей реальной жизни.

Люди пытались со мной взаимодействовать разными способами, до провокаций тоже дело доходило:

– Че лежишь? Может, тебе телку привести? – спросил какой-то парень. Позже он привел девушку. А я уже отстегнулся от кровати, встал – он посмотрел и просто прошел мимо. Сделал вид, что ничего не говорил и не видит меня.

На выставку приходило много людей, у некоторых была реакция неподготовленных. Кто-то даже плакал – женщина из Украины, у которой сын прикован к коляске, не смогла сдержать слез и обнимала меня. Было много сильных моментов.

После этого перфоманса стали узнавать в университете. Даже поставили зачет автоматом – преподаватель сказал, что видел мою работу, и она ему очень понравилась. Немного другой взгляд на меня появился. Творческая среда поняла, что это все не шутки. А то раньше отношение такое было: ну, молодой слишком…

После выставки у меня какой-то эмоциональный спад был. Я решил из университета уходить, а тут шанс – приглашают в Швецию. Взял академический отпуск, хотя должен был пойти на пятый курс, и уехал на год. Английского не знал вообще.

Швеция: «Евангелие и миксовал с Ницше»

Я приехал в Стокгольм. В аэропорту меня встретила женщина с длинными волосами, пожилая.

– Ты Кирилл?

 – Да, Кирилл.

А дальше что? Английского я толком не знаю. Ну, как. Знаю «yes», «good», «wow», «nice». Мой стиль – neanderthal-english. Я – неандерталец. Мы идем. Она мне показывает город. Погуляли, приезжаем в дом, где все меня уже ждут. А там, черт, как в фильмах – свечи, вино, такая тема. Мы выпиваем, смотрим в окно, как-то разговариваем. То есть они что-то рассказывают, а я головой машу.

Из Стокгольма меня отвезли в Атран, в театр «Альбатрос». С этого момента я год работал художником-оформителем. Готовил декорации к постановке о февральской революции 1917 года в России. За работу мне не платили – да и я был не против, потому что приехал туда не ради заработка, а чтобы заниматься искусством. Получается, что я целый год не держал в руках денег. Жилье мне дали, еда всегда была, куда-то поехать – подвезут. Я наплевал на карьеру и деньги – просто жил.

В Швецию меня пригласили директор театра Роберт и его жена Асса, организаторка постановок. Она спокойный человек, но вот Роберт… У него столько энергии, несмотря на то, что ему 70 лет. Сидит, печатает, а потом побежит и в белых штанах на коленках пол чистит. Может тарелку облизывать в ресторане. Спрашивает меня:

– Тебя это напрягает? Просто Ассу это напрягает очень. – Или идем по улице, а там бродяга просит деньги. Роберт ему оставляет мелочь, и честь отдает. И он во всем такой.

Когда-то он выкупил здание бывшей школы, сделал театр с двумя площадками и отдельный блок, где теперь живут актеры, музыканты и гости типа меня. Все мы жили под одной крышей, каждый в своей комнате, в большом доме возле леса. Чтобы попасть в саму деревню – Атран – я проезжал вдоль леса и поля на велосипеде – это 10-15 минут. А в центре деревни уже пошла движуха: людей много и магазины есть.

В доме было примерно поровну и мужчин, и женщин. Но я особо не общался с ними – я не из тех, кто старается завести знакомства. Только со Свеном – такой старый хиппи сидел, сигаретки курил. Он немного понимал по-русски, и мы часто обсуждали русскую литературу. Это неудивительно, что нам так легко было общаться на русском – библиотека русскоязычных книг у него была что надо.

Когда я был не занят работой, то устраивал себе литературную ссылку, брал книги у Свена: Кропоткина, Достоевского, Евангелие миксовал с Ницше. Мне звонили, сказали, что он недавно умер. Очень крутой был мужик. В доме только мы со Свеном жили на постоянке. Остальные приезжали, чтобы поработать и ехали обратно – к себе домой.

Еще до переезда, в Беларуси, завершились мои последние отношения. И в идеале, я ехал туда, как монах, но получилось так, что секс у меня там был. Минимально. Я мог бы найти себе девушку и остаться. Но мне это неинтересно. Да, мы классно общались на любые темы, было хорошо, но проблема в том, что мне сложно направить любовь на одного человека. Это не говорит о том, что у меня не может быть отношений. Но те примеры, которые я вижу – от них веет мещанством, рабовладельчеством. А я считаю, что в отношениях люди должны помогать друг другу.

 «Пожилая женщина прыгает в кабриолет к своему дедуле, а из салона на всю валит музыка»

Этот театр – особенное место. Когда я только приехал, сразу попал на концерт бразильской музыкантши – и там все танцевали. Да и вообще нужно сказать, что танцы для здешних постояльцев – это обязательно. Наш день начинался именно с танцев, под разную музыку, даже под Высоцкого. Потом мы все вместе медитировали, держались за руки, рассказывали, что видели во время медитации. Занимались гимнастикой, йогой – такая смесь.

После этого все занимались своими делами. Допустим, Роберт репетировал, а я либо занимался своим искусством, либо помогал делать постановки или просто гулял по лесу, плавал. Я любил лечь в поле, часа два лежать на этой красивой траве, наблюдать за лошадьми. А еще часто зайцы выбегали из леса или косули. Там, как в сказке: природа красивая, дома приятные и люди простые – не нужно выпячиваться.

Как я уже говорил, Атран – деревня. А у нас с деревнями ассоциация какая? – бабушки в платочках и дедушки на скамейке. Там, я был свидетелем такой ситуации: пожилая женщина прыгает в кабриолет к своему дедуле, а из салона на всю валит музыка – вот такие ребята. И пожилых в Атране не больше, чем молодых. Большинство местных, с которыми я познакомился, работают водителями, много мясников, немало художников – много разных людей.

Я заметил, что им, шведам, не надо париться о том, что поесть сегодня. Самый простой работяга имеет дом, внутри – свечи на подоконниках, газонокосилочка у порога и все так ладно сделано.

Для них деньги – это не проблема. Они есть и есть. А у нас нужно постараться их добыть. Наш рабочий ходит на работу, чтобы потом заплатить за квартиру и купить себе что-нибудь – такая вот серятина. Шведам их положение позволяет быть позитивными и после рабочего дня не думать о том, как быстрее добраться домой, поесть чего-нибудь и лечь спать.

Я быстро сделал декорации, и мы всемером поехали в микроавтобусе на гастроли по Швеции и в Россию, в Смоленск. Перед выступлением я помогал расставлять декорации и, когда что-то повреждалось, реставрировал. Все роли исполнял Роберт. Это был моноспектакль-фантазия – что было бы, если бы после Ленина к власти пришел Троцкий?

А еще Роберта интересовала тема февральской революции, когда русские художники и поэты той эпохи поверили в перемены – Малевич, Татлин, Лисицкий, Маяковский. Их вера помогла создать много нового в искусстве. А Роберта притягивает все новое, революционное.

На сцене – серая ткань с революционными лозунгами того времени, репродукции Малевича, черепа на карусели, которая когда-то стояла в психиатрической больнице в Италии – ее поставили под углом и черепа на ней постоянно крутились.

Когда мы показывали постановку в смоленском театре – это, кстати, был театральный фестиваль – на лицах зрителей читалось «что это за отстой?» Но никто не ушел. Были даже и те, кому все-таки понравилось. На последний день, отыграв постановку, мы пошли в бар, утром загрузили декорации в наш микрик и уехали.

А в Швеции мы играли не в театрах, а в арт-пространствах. Зрители были заинтересованы – билеты практически все раскупили, зал был заполнен. Так мы ездили с труппой, пока моя виза не закончилась, и я вернулся обратно в Беларусь.

Беларусь: «Многие создают семьи. А я так, на стуле сижу»

Когда я вернулся – все время встречался с друзьями и говорил, говорил. Правда, вся наша тусовка рассыпается – многие создают семьи. А я так, на стуле сижу.

Вот, уже месяц прошел – и я понимаю, что если занимаешься искусством там, в Швеции, и у тебя есть идея, то тебе помогут ее воплотить, если ты – творческая личность, тебе помогут раскрыться. У нас – наоборот. И это не только разница между странами, но и между нашими городами. Что говорить, здесь несколько лет назад моя скульптура в виде фаллоса на университетском просмотре наделала много шума.

Когда я приносил свои работы, чтобы участвовать в совместной выставке в Витебске, мне отказывали с посылом «Студент, иди учись, что ты лезешь сюда». А бывало, что работы брали на выставку, но потом убирали – я на такое не реагирую. А есть ранимые личности, которым пару раз скажут, что их работы – отстой, и они вообще перестанут заниматься искусством.

Но, несмотря на все эти нюансы, для меня и в Беларуси, и в Швеции одинаково. Без разницы, где я нахожусь. В Швеции жил бы шикарно – не думал о том, что поесть, попить – посвящал бы время искусству и самообразованию. Но я захотел вернуться сюда – здесь непаханое поле. Из-за этого многие уезжают – едут туда, где, условно говоря, почва готова. А тут – целый огород с сорняками – бери и делай.

 

Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.

Фото: Александра Ткачева, архив шведского театра «Альбатрос», CityDog.by.

поделиться