«Днем я ходил по парку и ревел белугой». Минчанин рассказывает, что происходит в его семье после того, как государство закрыло частную школу, где учились дети

«Днем я ходил по парку и ревел белугой». Минчанин рассказывает, что происходит в его семье после того, к...
Уже второй месяц беларуские чиновники проверяют и фактически массово закрывают частные школы. За минувшую неделю закрыли 8, еще 12 получили предписания о прекращении деятельности. По словам министра образования Андрея Иванца, многие школы имеют отношение «к недружественным Беларуси странам», которые вмешиваются в воспитание «подрастающего поколения».

Уже второй месяц беларуские чиновники проверяют и фактически массово закрывают частные школы. За минувшую неделю закрыли 8, еще 12 получили предписания о прекращении деятельности. По словам министра образования Андрея Иванца, многие школы имеют отношение «к недружественным Беларуси странам», которые вмешиваются в воспитание «подрастающего поколения».

Родители этого подрастающего поколения в глубоком шоке – их привычная жизнь и жизнь их детей фактически разрушена фразой Лукашенко «зачистить все до невозможности».

Что послужило триггером для закрытия частных школ? Похоже, хулиганская выходка одного из учеников частной школы, после которой Лукашенко приказал разобраться и с этой школой («клоака образовалась антигосударственная»), и с другими частниками.

С Дмитрием, отцом двух дочерей, мы встретились в минувшую субботу вечером: всю пятницу и субботу он ездил по Минску и судорожно пытался устроить детей в госшколу. К сожалению, три года учебы в частной школе, как и все хорошее в беларуской действительности, быстро и резко закончилось.

Мы гуляли с Димой по еле освещенному скверу: молодой человек отвечал чуть взволнованным голосом и иногда пытался шутить. А уже в воскресенье вечером в письме признался: «Днем ходил в парк, чтобы пореветь белугой. Не думал, что будет столько слез и ругани. Шел под дождем и плакал по-настоящему. Кажется, что после смерти бабушки от ковида я был менее эмоционален».

Почему государственная школа в Беларуси – это чаще всего про «так себе»: «Гнетущая казенщина»

– Как у вас в семье возникла идея отдать дочерей в частную школу?

– История частного образования у нас в семье началась, когда мы отдали младшую дочку в частный садик, – нам этот опыт очень понравился. Плюс я сам в 10-м и 11-м классе поступил из обычной школы в «продвинутую» и на своем опыте знаю, насколько колоссальной может быть разница.

Когда пришел черед вести старшую в школу, мы просили поделиться опытом друзей, смотрели на разные частные школы столицы – их тогда было намного меньше. В итоге отдали в госшколу в своем районе, к «своему» преподавателю. Но опыт оказался не очень: учительница была старательной и держала детей в строгости. Насилия не было, но спустя два года у ребенка развился страх ошибки и зажатость. А к английскому языку образовалась стойкая аллергия. За все время у нее сменилось 4 преподавателя.

Друзья рассказали про знакомых, которые решили сами делать частную школу. Мы поговорили с ними, наши взгляды на образование и отношение к детям сошлись, в итоге мы забрали документы из госшколы. А чуть позже отдали в ту же школу в первый класс и младшую.

В классе частной школы у нас было 15 человек – против 33 учеников в государственной: думаю, это было одной из причин строгого стиля учительницы.

– Насколько велика разница между государственным и частным образованием в Беларуси?

– Государственная школа производит впечатление казенщины: одинаковые здания, масляная краска на стенах, бетонные полы, крашеные двери, коридоры часто без окон.

Я, когда выбирал дочери школу, лично походил по школам района. Ни в одной из них не хотелось задерживаться, не было уюта. А сейчас еще сталкиваешься с турникетами – и эта история совсем не про безопасность, как утверждает государство. Это про ощущение, что тебе здесь не рады как родителю. Ты стоишь и ждешь, зажатый между входной дверью, турникетом и невежливым вахтером.

Насколько я могу судить, уровень безопасности в школах до и после турникетов не изменился. А уровень тревоги повысился: «Турникеты от чего-то защищают, значит опасность есть».

В частной школе перед началом учебного года мы знакомились с учительницей, с человеком, который в ближайшие годы будет обучать нашего ребенка. Мы cмогли поговорить с ней, задали вопросы, увидели, как она взаимодействует с детьми, и все это было в неформальной обстановке.

Мы знали, что руководство очень внимательно относилось к подбору учителей, у них были высокие критерии, была возможность выбирать. Дело не в зарплате: хорошим учителям в нашей школе было выгодно и интересно работать . Администрация брала на себя большую часть рутины, оптимизировала процесс, чтобы учитель занимался детьми и своими предметами, а не заполнением бумажек и журналов.

Мы были довольны тем, что происходит с детьми. Они здраво рассуждают, умеют формулировать свою точку зрения, отстаивают ее, с удовольствием учатся, легко устанавливают контакт со сверстниками и другими людьми. Интересуются английским, говорят про второй иностранный.

Еще один критерий – контингент родителей. Чтобы пойти в частную школу, семье нужно принять решение об этом и заработать на нее. А это значит, что рядом с нами будут активные, неравнодушные, достаточно успешные в жизни люди, которые сами несут ответственность за важные решения.

– Одна из претензий государственных проверяющих – мол, в частных школах все плохо с планировкой и размером зданий, со спортивной инфраструктурой, с «начинкой» кабинетов точных наук.

– Да, недостатки в инфраструктуре — это главная претензия госорганов к частным школам. В их представлении школа должна быть большой, должен обязательно быть спортзал с баскетбольным кольцом и волейбольной сеткой, должен быть кабинет трудовика, кабинет физики со всеми прибамбасами, выделенная столовая и так далее.

Да, в нашей школе не было стандартного физкультурного зала. Но у школы получилось создать пространства и для физкультуры, и для общих сборов, дети ходили в бассейн, были решения, чтобы компенсировать недостающий класс с особыми требованиями.

Но для меня не это главное: гораздо важнее, чтобы у детей была возможность быть в контакте с интересным, увлеченным взрослым человеком, который общается с ними как с личностями и у которого они могут учиться.

– А что с педагогами? По статистике, учителей в Беларуси становится все меньше…

– У частной школы есть возможность приглашать хороших учителей. Если говорить про госшколу, то я знаю ситуацию, когда в выпускном классе нет учителя математики – и не предвидится: дети непонятно как занимаются, к ним приходит замена, учитель истории или иностранного вместо учителя по математике.

В нашей школе я доволен каждым учителем, который работает с моими детьми. Я наблюдал, каким образом учителя общаются с детьми, как разговаривают. Все они способны говорить с детьми на равных, уважительно, они видят перед собой личность.

В нашей школе учителя внимательно слушали, что говорят дети, детям давалось слово и на уроках, и на классных часах. И классные часы были не про информирование, а про возможность обсудить, что да как, дать детям поразмышлять самим и послушать друг друга. Вспомнить прошедшую неделю, что было хорошо, а что не очень. Классный час — это возможность детям поговорить друг с другом, рассказать, учиться рассказывать, учиться слушать других, учиться работать вместе.

Почему затея с закрытием частных школ – это катастрофа для семей: «Государство нагло вторгается в интимную сферу»

– Мы живем в Беларуси эпохи «после августа 2020 года», где всем понятно, что может случиться с любой частной инициативой, а тем более с частным образованием, которое всегда было бельмом на глазу у государства.

– Мы предполагали, что нашу школу могут закрыть. Ситуация ухудшалась с начала учебного года. Поговорили с детьми заранее, чтобы хоть так подготовить к тому, что их любимую школу могут закрыть. Не самое приятное дело.

Вчера-сегодня у младшей замечаем любопытство от предстоящего перехода в новую школу, реакции старшей тоже кажутся уравновешенными. Волнение и возбуждение перед первым днем в новой школе ощущается. Предполагаю, что дети пока еще не осознают потерю. Посмотрим, как будет дальше. Надеемся на тот запас уверенности в себе и умение адаптироваться, прислушиваться к себе, который дети успели приобрести за годы учебы в частной школе. Но к слезам готовимся, к психологу записались, сводим детей обязательно.

– А как вы с женой переживаете эту ситуацию?

– Нам очень плохо – кажется, в разы хуже, чем сейчас нашим детям.

Государство вторгается в наше пространство, в интимную сферу жизни семьи. Вторгается резко, грубо, с угрозами, не считаясь с нашим мнением. Нам разрушают ту обстановку, систему, отношения с учителями, логистику, которую мы долго и старательно выстраивали.

Разрушают уверенность в то, что ребенка не обидят, что у ребенка все будет хорошо, что ребенок получит то образование и отношение, которое мы считаем подходящим. Берут и ломают все это, и у нас пока липкое и неприятное ощущение, что мы ничего не можем сделать.

Моя жена плакала, меня пока на слезы не пробивает. Из опыта личной психотерапии знаю, что слезы помогают. Жду, когда накроет. Сейчас стараюсь много ходить пешком, чтобы сжигать стресс, и общаюсь с людьми.

К вечеру воскресенья, за два дня (чтобы вы понимали: предыдущее решение о выборе школы мы вынашивали несколько месяцев) мы должны определиться, в какую школу вести ребенка. Я поговорил за сегодняшний день с 10 человеками. Это были и друзья, и коллеги, и директора школ-кандидатов, куда мы думаем отправить ребенка. Разговоры выручают, помогают озвучивать то, что происходит, описывать – в том числе самому себе – свое состояние и выдыхать на некоторое время.

– А что сейчас ощущают ваши коллеги, то есть другие родители из частных школ?

– Все охренели от ситуации. Людям буквально тяжело дышать. Притом что все предполагали, что это когда-то должно случиться, но когда это случилось, то стало по-настоящему больно.

Это похоже на то, когда твой близкий человек тяжело болеет, ты надеешься на чудо, на то, что он выздоровеет, но, наблюдая за динамикой, понимаешь, что, скорее всего, история этого человека закончится.

Так и здесь: ты видишь, как школа борется, чтобы жить и работать, но где-то в глубине подсознания понимаешь, что есть большая вероятность, что закроют. А когда тебе звонят и сообщаю, что твой близкий человек умер, – все, тогда эмоциональное состояние очень хреновое. Шок, оцепенение, невозможность дышать, соображать.

Отдельная история у родителей детей, которым, исходя из их психологических или физиологических особенностей, нужно особое отношение. Например, гиперактивные дети, дети с дислексией. Для них частные школы – это реальное спасение, в госшколах мало ресурсов и специалистов, которые умеют и готовы уделять внимание особенным детям.

Что переживают эти родители, зная, что их дети должны будут идти туда, где им когда-то было и будет плохо?..

– Кстати, это правда, что в конце недели представители госшкол ходили по семьям с детьми, которые учатся в частных школах, и ненавязчиво пугали родителей: мол, если в понедельник не придете в госшколу, семью поставят на учет как неблагополучную? Это вообще как?

– Да, я много слышал таких историй от коллег-родителей. Мы живем в пригороде, поэтому нас не дергали.

Самая большая активность началась неделю назад, когда буквально ко всем, до кого могли дотянуться, пришли или позвонили. Слали письма, приходили с визитами.

В одну семью директриса школы по прописке пришла в пятницу вечером. Легенда была такая, что ваша школа якобы закрыта (к юридической корректности формулировки «закрыта» есть много вопросов), вы как законные представители должны заниматься организацией учебы для детей. И если ваши дети в понедельник, 3 октября, не будут сидеть за партами, то мы поставим вас в так называемый СОП («социально опасное положение»). Это процедура, которую запускает государственная служба, чтобы разбираться с теми семьями, где за детьми плохо смотрят.

Кто-то говорит, что это только запугивание. А кто-то говорит, что в каких-то районах Минска собираются запустить СОП по ускоренной процедуре. Возможно, у чиновников есть какой-то deadline. По сути, это угроза, хотя напрямую они это не признали, когда их спросили.

На самом деле это достаточно серьезно. Если посмотреть на то, что происходит со школами, складывается ощущение, что государство идет по головам. Логично предположить, что такая история может случиться и в отношении семей. Процедура СОП – это не шутки, может получиться еще одно вторжение в пространство семьи. Мало того, что отбирают школу, так еще и под кровать будут заглядывать и смотреть, правильно ли воспитывают детей в каждой конкретной семье. Поэтому приходится делать выбор.

– Выбор небольшой.

– Мы не понимаем: что за спешка? Есть неисправимые нарушения –закройте школу по закону, дайте время на принятие решения, а не запугивайте оцепеневших и растерянных родителей. Или дайте школе время исправить нарушения. А лучше помогите, поддержите. Одно же дело делаем – растим умных и здоровых детей.

Да, я пытаюсь представить стресс и для госшкол, администрации которых вынуждены работать все выходные и в свой праздничный День учителя, перестраивать классы, расписание, чтобы принять детей из частных школ.

Зачем это все государству: «Несколько семей приняли решение уезжать из страны»

– Знаю, что для какой-то части родителей учеба детей была сдерживающим фактором от эмиграции. А что у вас в семье?

– Четыре знакомые семьи после закрытия частных школ приняли решение уезжать.

Для нас хорошая школа – тоже один из якорей, которые держат в Беларуси. У нас есть и другие, но мыслей про эмиграцию становится больше.

Мы с женой уже обсуждали варианты, их последствия, в том числе каково будет детям переехать в другую страну – и как мы бы сами справлялись. Обсуждаем плюсы и минусы разных стран. Таких разговоров у нас в семье стало больше. И это тоже болезненная история. Получается, что нас выпихивают из родной страны: хочешь дать детям то, что считаешь хорошим, – собирай чемодан.

– А как ведут себя сотрудники государственных школ?

– У меня сложилось впечатление, что на уровне учителей, некоторых директоров и завучей отношение к частным школам и к внезапному переселению учеников скорее сопереживающее. У меня было ожидание, что вот приду в госшколу на знакомство, а надо мной будут злорадствовать.

Нет. Такого не было. Нас слушали, отвечали на наши вопросы, старались показать, что с детьми все будет в порядке. У меня есть впечатление, что в учительской среде госшкол сложилось хорошее отношение к частникам, потому что они знают, как у нас идут дела. Учителя, которые переходят в частные, сохраняют контакты, общаются с коллегами, делятся информацией и опытом. И, похоже, это производит впечатление и рождает уважение.

В каждой школе, где мы успели побывать, встретили вполне человечное отношение, готовность рассказывать про школу, помогать в этой ситуации. Это даже вызвало какую-то надежду, что в системе есть люди, для которых ценность профессии именно в том, чтобы дать детям хорошее образование и не навредить психологически.

– Твои дети идут в понедельник в школу?

– Да. Мы надеемся, что они адаптируются с минимальным стрессом. И надеемся, что наша школа вернется. Только что вступил в силу новый порядок лицензирования, в том числе школ, и государственных, и частных. Мы не знаем, может ли это повлиять на будущее школы, но надеемся.

Через день после интервью Дмитрий написал мейл в редакцию: «В первое утро в новой школе младшая горько заплакала в раздевалке на лавочке рядом с мамой. Похоже, стало доходить. Мне больно. Пойду в аптеку за фенибутом».

 

Перепечатка материалов CityDog.io возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.

Фото: Unsplash.com; Freepik.com.

#Минск #Беларусь
поделиться