Эта история началась с того, что мы наткнулись на пост в Facebook одной минской психотерапевтки: из своего личного опыта и опыта клиентов она сделала вывод, что во многих случаях буллинг происходит по наводке учителей или с их молчаливого согласия. Там же были и более широкие размышления: «Нас научили в школе толерантности к насилию».
Комментировать наши вопросы авторка отказалась, но все равно было жутко интересно – поэтому мы поговорили об этом с психотерапевткой Дарьей Альперн-Катковской, сын которой успел поучиться в белорусской школе, а теперь доучивается в израильской. Получился разговор на грани психологии и социологии.
– Буллинг в школе, некоторые особенности групповой динамики и психологической реакции действительно похожи на то, что происходит в нашем обществе в отношениях гражданин-государство. Сама метафора мне нравится – то как сейчас мы, белорусы, живем, во многом похоже на начало, продолжение и последствия буллинга. Например, жертвы буллинга действительно в какой-то момент начинают оправдывать агрессора.
«Основа буллинга – это конкуренция. Это наша природа»
– Недавно один из моих друзей, которого я считала очень взвешенным человеком, написал пост о том, что белорусы не заслужили свободы. Украинцы заслужили, литовцы заслужили – а белорусы нет. Это было обидно.
– Да, как будто обязательно нужно умереть, чтобы заслужить свободу. Господи, люди, 21-й век на дворе! Почему обязательно нужно за что-то умирать?
– Мне очень нравится, что белорусы не обостряют: протестующие в Минске никогда ничего не крушили, никому не пытались бить морду. Мне кажется, это правильная позиция и в ситуации буллинга. В одном из наших текстов героиня говорила: «Если бы мне давали отпор, я бы не буллила». Правда? Что-то не верится. Буллила бы – но, возможно, кого-то другого.
– Буллинг практически неизбежен в закрытой системе – и среди детей, и среди взрослых. «Повелитель мух» Голдинга – это нормальное развитие групповой динамики в закрытой группе. Но если мы говорим о школе, то группа не должна быть закрытой – там есть учителя, должна быть какая-то супервизия, участие, и поэтому не происходит того, что написано в «Повелителе мух».
Основа буллинга – это конкуренция. Конкуренция возникает в социальных структурах всегда. Это наша природа, мы такие. Но кроме природы есть общественный договор – мы действуем в рамках морали и тех договоренностей, которые есть в обществе.
Что почитать по теме: Меня гнобят на работе (в универе, в армии, в семье). Что делать?
«Одна из ярких черт буллинга – жертва не жалуется»
– Мой старший сын три года учился в белорусской школе и вот уже четыре года за границей – сначала в британской, а потом в израильской. Примерно четыре года понадобилось, чтобы начать доверять учителям: что можно пожаловаться, что можно сказать «нет, я не согласен».
В Беларуси его никто не буллил, школа была хорошая, но атмосфера, которая там создается, не самая здоровая. Жаловаться бесполезно: детям или скажут «решайте свои проблемы сами», или сделают какой-то административный заход сверху, что не решит вопрос. Задача хорошего учителя или супервизора не сказать «ты прав, ты виноват – расходитесь по углам», а сделать так, чтобы дети договорились.
Но этого не происходит, и вот одна из ярких черт буллинга – жертва не жалуется ни дома, ни учителю. У нее появляется это ощущение беспомощности: жаловаться бесполезно. Я помню эту атмосферу: если ты выступаешь сам за себя – это сразу обесценивается. А следующим этапом жертва говорит: «Может, я правда это заслужил(а)?», «Они все такие умные, спортивные, красивые, а я худой очкарик без интересов».
То, что я вижу в политической сфере, правда похоже: нам много лет рассказывают, что бесполезно предпринимать какие-то действия: «10 августа вы очнетесь и поймете, что все это было зря». И еще накладывается тот лейтмотив, что мы сами это все заслужили, потому что ничего не делали. Это тоже неправда – каждый из нас что-то делает в силу своих возможностей, как-то за свои права борется. Или избегает конфликтов, что тоже является неплохой стратегией.
«Учителям говорят, что все, что они могут, если уйдут из школы, – это мыть полы»
– Есть момент сильного страдания, когда кого-то из друзей загребли, а ты приходишь домой и думаешь, что, может, лучше 15 суток, чем переживать эту беспомощность.
– Когда у тебя есть старший брат или сестра и его наказывают, а тебя нет, эта ситуация более разрушительна для психики, чем само наказание. Ты при этом присутствуешь, чувств возникает много, но у тебя нет права вмешиваться. То же самое с буллингом.
Объект буллинга выбирает лидер, у него есть группа поддержки. И есть остальные люди – им тяжело наблюдать. Большинству людей из нейтральной группы это не нравится, но сделать они ничего не могут, потому что у лидера крепкие позиции. И, конечно, люди просто начинают игнорировать – это их личные дела, пусть они сами разбираются.
Если продолжать аналогию про наше общество, то это позиция «я не читаю новости, политика меня не касается».
Молчаливая поддержка буллящей группы – это еще и про опасность: если я буду за того, над кем насмехаются, то со мной случится то же самое. Большинство не согласны с ценностями и интенциями лидера, но проще выбрать сторону сильного – для чувства безопасности.
– Учителей явно тоже буллят – на административном уровне…
– Абсолютно: я уверена, что они проецируют то, что делают с ними. Учителей запугивают: «Вы больше нигде никому не нужны» – что, если они уйдут из школы, у них закончится хоть какое-то материальное благополучие (насколько, конечно, это можно назвать благополучием).
Им говорят, что все, что они могут вне школы, – это стать уборщицей, что их никуда не возьмут, что у них будет волчий билет. И это рождает ситуацию, что жаловаться бесполезно, бесполезно противостоять: «давайте перетерпим» – «вы же сами все понимаете».
Учителей буллит не только администрация, но и дети: «Чувствовал себя так, будто г**ном забросали». Откровения молодого учителя
«Система “жертва–палач” разрушается, как только из этой связки уходит один элемент». Вот несколько лайфхаков, как не быть жертвой
– У меня обычно такой способ: когда кто-то начинает в мою сторону жестить, я просто переворачиваю это сообщение в голове – он говорит не обо мне, а о себе.
– Чаще всего объект буллинга лидер выбирает так: «В нем есть какая-то крайность, которую я в себе не признаю». Например, я сильный и накачанный, и я выбираю в качестве объекта ботана потому, что я боюсь быть слабым. Вместо того чтобы работать со своими чувствами, я начинаю вымещать это на других. Такой способ избегания своих эмоций.
Когда с тобой несправедливо обходятся, ты переворачиваешь эти слова и понимаешь, что, скорее всего, они относятся к обидчику – я полностью согласна с таким способом. Задача того, кого начали буллить, – не включаться в манипуляции. Система «жертва–палач» разрушается, как только из этой связки уходит один элемент. Не быть жертвой очень важно.
Мой собственный опыт очень похожий: если происходит что-то несправедливое или злобное, если со мной непропорционально обходятся, я думаю о том, что человеку, который это делает сейчас, явно плохо.
Люди не делают гадости, когда они накормлены, обласканы, залюблены. Все негативное, что выливается, происходит из состояния «плохо» внутри них и связано с каким-то их опытом. И если я в состоянии не сливаться и не участвовать, то из этого легче выйти, ведь на самом деле это меня вообще никак не касается. Это его какие-то проекции, его какие-то попытки что-то сделать с собой от меня.
Как повернуть ситуацию, если ты учитель?
– Задача учителя здесь – cнимать противостояние разными способами. Например, постоянно смешивать людей в разные мини-группы. Не должно оставаться устойчивых групп, где лидер и его группа поддержки постоянно находятся вместе. Одиночка никогда не буллит, лидер не буллит без поддержки, поэтому задача учителя – разбивать эту устойчивую группу и перемешивать.
Вторая задача – не давать оценочных суждений, например «Петя не прав». В какой-то степени у обоих этих детей есть недостаток уверенности – один делает агрессивные вещи, потому что не очень уверен в себе, а второй является объектом по той же причине. Но это две крайности одного и того же. Поэтому нужно подрастить самооценку у обоих.
Если кто-то буллит ботана, то учителю нужно показать буллящему, что он тоже хорош в учебе, что есть вещи кроме физкультуры, которые у него получаются. И другого ребенка подтянуть в его слабых местах.
Дать им вербальную уверенность, показать, что учитель не выбирает ничью сторону – просто модерирует. Нужно для начала, чтобы дети хотя бы научились длительно находиться в одном пространстве и не вступать в конфронтацию, а в идеале – чтобы смогли как-то договариваться.
Ситуацию буллинга исправляет группа, потому что это часть групповой динамики. Замешаны все в разных ролях. Разбитие лидирующей группировки очень хорошо расслабляет ситуацию, но и жертве по-хорошему тоже нужна какая-то буферная зона, группа поддержки. Нужно вокруг нее сплачивать тех детей, которые очевидно нейтральны или на его стороне, – у жертвы тоже должен появиться какой-то социальный круг.
Буллят одиночек, которых легко защемить где-то на перемене, – а когда я вижу, что где-то недалеко ходят его друганы, я этого, скорее всего, делать не буду. Если возвращаться к политической истории: почему сейчас многие из старой оппозиции болезненно переживают, что все сплачиваются, что много людей? Это такое переживание травмы одиночества. Нас было мало, нам было сложно, а где ж вы раньше все были?
Вхождение в какие-то группы, где меня понимают, со мной примерно одинаковых ценностей, взглядов, очень важно. Важно создавать себе какую-то питательную среду, в которой тебя поддерживают, где видят таким, какой ты есть, где никто не атакует твою самооценку.
Как быть родителям, если ребенок стал жертвой буллинга?
– Если ситуация не представляет опасности для физического здоровья, никаких резких движений делать не надо. Вообще в любой похожей ситуации задача родителя – замедлиться, укорениться, немножко затормозить ребенка, успокоиться и разобраться.
Второе – послание ребенку, которое очень важно сказать: я очень рад, что ты мне это рассказал, я это очень ценю. Показать близость, поддержать то, что человек начал жаловаться.
Даже если родитель узнал это из третьих рук, то месседж должен быть таким: «Я узнал, я тебя поддержу, я тебе верю, я на твоей стороне, ты можешь мне рассказать». Нужно создать питательную среду для того, чтобы ребенок начал говорить. Поддержать его жалобы. Возможно, они будут больше окрашены в обиду. Так или иначе, ему нужно как-то высказаться.
После этого мы выясняем, хочет он остаться в школе или нет. На самом деле очень часто жертва и буллер не обязательно ненавидят друг друга: они могут быть похожи, и, возможно, в будущем у них вполне могут быть нормальные отношения – я знаю такие истории, когда сначала школьники два года враждовали в классе, а потом стали лучшими друзьями, преодолели это.
Есть смысл приглашать родителей обсудить, кто из детей в этой группе нейтрален или на твоей стороне, дружит или мог бы дружить, начать приглашать их в гости в разных комбинациях. Но желательно, чтобы родитель был отстранен, чтобы это тоже не выглядело как покупка лояльности. Это должны быть реальные, настоящие отношения.
Быть внимательным, контактировать с учителем – что я делаю дома, что вы делаете в школе, работает это или нет. В любом случае и родителям, и учителям здесь нужна поддержка. К сожалению, наша система образования не предусматривает супервизии и психологической и методологической помощи учителям.
Мой сын сейчас перешел в старшие классы: в израильской школе спросили, хотела бы я, чтобы он ходил на групповую терапию. Каждую неделю собираются школьники, группа в диапазоне 12–16 лет. Это просто колоссальная поддержка и способ их сблизить.
С половиной из этих мальчиков – даже не из его параллели – он начал дружить. Причем в школе сказали так: мы хотим, чтобы он туда пошел, потому что это будет хорошо для него, но в то же время нам очень нравится, что он учился в разных странах, знает больше языков и может быть полезен своим опытом.
Они видят тебя не только как того, кому можно дать, но и что ты можешь давать – это важно для формирования не-жертвенной позиции. Мы тебе поможем, но ты тоже важная часть группы и много в нее приносишь.
К чему истории с буллингом могут привести во взрослой жизни?
– Буллингу подвергались очень многие, но часто это не длительная история, а точечная. Иногда так получается, что мы не совсем включены в группу, но ничего плохого в этом нет. Это хороший опыт, который можно реконструировать во взрослом возрасте и понять, что мне тогда помогло, чего не хватило, на что я могу опираться, когда группа не со мной, когда где-то меня поджимают, как я выруливаю из этой истории.
Если говорить о ситуации длительного буллинга, то это травматизация – как результат, человек с пониженной самооценкой не доверяет себе (в плане физических и эмоциональных ощущений), не может понять, успешен он или нет. Когда что-то несправедливо, а среда не поддерживает – может, правда, среда права, а не я? И тогда размазывается эта граница: как вообще понять, что я сейчас прав, что мне так надо?
В психотерапии тут будет работа с восстановлением собственной физической и эмоциональной чувствительности, возвращение себя себе. Потому что фактически люди, подвергавшиеся длительному буллингу, потеряны сами для себя: не очень себя знают, не очень умеют с собой обращаться и выносить себя. Как одно из последствий – такие люди могут вступать в парные отношения похожего толка, где их мнение учитывается в меньшей степени.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
