Во втором классе Аня (все имена в публикации изменены по просьбе героини) стала жертвой буллинга. Сейчас ей чуть больше 40, у нее есть муж и сын-первоклассник. Поговорили с минчанкой о том, как травля повлияла на ее жизнь после школы и почему она опасается за собственного ребенка.
– Я отношусь к поколению бэби-бума – людям, которые родились в самом начале 1980-х, после введения в Советском Союзе трехлетнего отпуска по уходу за ребенком, – рассказывает Аня. –Конечно, ситуация повысила нагрузку на систему образования в годы перестройки: в стране – экономический и социальный кризисы, в Союзе – развал, а в школах в это время наплыв учеников.
Когда я пошла в школу, у нас было 9 первых классов – это примерно 270 человек. Уже сейчас понимаю, что это была большая логистическая проблема, решить которую дирекции оказалось довольно сложно.
Как второклассница Аня стала жертвой травли: «В меня плевали, меня били, оскорбляли и унижали словесно»
Первый школьный год прошел для Ани спокойно. Учеба выглядела так, как ее показывали на картинках: школьники сидят за партами, учатся правописанию, а урок ведет «учительница первая моя». Родители довольны, дети тоже.
Но идеальный мир развалился, когда учительница серьезно заболела и была вынуждена уволиться. Во втором классе все резко изменилось: учителя сменяли друг друга так быстро, что школьники даже не успевали запоминать их лица. Уроки стали напоминать дикие джунгли: дети бесились, плевались, дразнили друг друга. Часто в класс «на замену» отправляли практикантку из пединститута, задача которой – разнимать в драках мальчишек, чтобы не допустить тяжелых травм.
– С прямым буллингом я столкнулась в третьей четверти, и продолжался он до конца учебного года. Как-то раз я шла в школу и у входа встретила одноклассниц. Одна из них посмеялась над моим внешним видом – и я ее за это обозвала. Свидетельница этой сцены, придя в класс, сообщила всем о моем поступке и сказала, что «с этой девочкой мы не будем дружить».
Так все и началось. В меня плевали, меня били, оскорбляли и унижали словесно, счищали масло с ссобоечных бутербродов мне в портфель и все в этом роде – участвовал почти весь класс. Некоторые издевательства были стихийными, другие – спланированными: например, как-то раз страницы моей тетради намазали парафином. Я писала контрольную чернильной ручкой – и вдруг все чернила растекаются.
Конечно, ты не понимаешь, что происходит, начинаешь рыдать, что-то объяснять учительнице, но она выгоняет тебя из класса и ставит двойку за работу. Я очень эмоционально и активно реагирую на подобные ситуации: плач, крики, попытки дать сдачи. Такие дети как раз и являются удобными объектами для травли.
Как сегодня говорит моя мама, я ей тогда рассказала обо всем. Но, когда она спросила, чем может помочь, я сказала, что разберусь со всем сама. Хотя сейчас мне кажется, что я очень нуждалась в ее поддержке, молилась, чтобы родители вмешались, но не знала, как их попросить, или боялась, что будет еще хуже.
Кажется, мама поговорила с учительницей, но та все равно не исправила бы ситуацию. Это была молодая специалистка, попавшая в школу по распределению, которая и сама к нам относилась чудовищно: каждый урок начинался с оскорблений в наш адрес – она сообщала нам, 8-летним детям, что нас ей «втюхали». А еще могла поставить ребенка из неблагополучной семьи у доски и унижать его за внешний вид и невыученные уроки при всем классе.
Однажды мне дали задание нарисовать часть декорации для школьного спектакля. Я не особо умела рисовать, поэтому сделала как смогла – и принесла в школу. Наша учительница наорала на меня на мероприятии в актовом зале. Тыкала мне в лицо этой декорацией и говорила, что я бездарность. С того момента травить меня стала вся параллель: теперь я не могла отдохнуть даже в коридоре – меня гоняли и там.
Но в первый день в третьем классе все резко изменилось: «Девочки сказали, что прощают меня»
Аня пять месяцев жила в мире, в котором не могла даже спокойно пройти по улице, чтобы ее как-то не зацепили. Спасало только то, что учебный год заканчивался – и девочка должна была уехать в деревню. Впрочем, три месяца лета тоже оказались очень тяжелыми: было страшно даже думать про школу.
Но, когда Аня пришла 1 сентября в третий класс, случилось неожиданное. К ней подошли девочки, которые организовали травлю, и сказали, что прощают ее и надеются, что она никогда больше не повторит те слова. Сказать, что это было счастье, – ничего не сказать. Но, уже будучи взрослой, Аня поняла, что в ту минуту настоящий кошмар для нее только начался.
– За третий и четвертый класс моя обидчица Вероника организовала еще 4 бойкота – она по очереди изощренно мучила за пустяковые, часто выдуманные проступки («Оля не вернула книгу в нашу домашнюю библиотеку») всех своих близких подруг. Правда, с каждым разом людей, которые ее поддерживали, становилось все меньше: если сначала мальчики активно подключались к травле, позже им это стало неинтересно.
А в пятом классе у нас появилась новая классная руководительница. За два года она сильно изменила ситуацию: очень много времени проводила с нами вне уроков – и не для галочки, а с душой. Возила нас на экскурсии, «на природу», подключила родителей к жизни класса. Чей-то папа-биолог устраивал нам лекции в лесу, а чья-то мама приглашала нас на вечеринки в стиле сериала «Элен и ребята». Думаю, это сработало: мы стали лучше узнавать друг друга и наконец подружились.
Но к этому времени буллинг уже стал неотъемлемой частью наших отношений и продолжался до 8-го класса. Помню, последний бойкот был объявлен девочке Ире: с ней ребята не разговаривали полтора года за то, что однажды она спешила в музыкальную школу и не попрощалась с Вероникой.
Наверное, по-настоящему счастливым человеком я стала, когда Вероника разрешила снова дружить с Ирой. Все годы, когда травили других девочек, я молча смотрела на это и боялась предпринять хоть что-то, чтобы изменить ситуацию, ведь боялась, что и меня снова начнут травить. Думаю, этот страх очень сильно меня деформировал.
Что помогало Ане справляться с буллингом: «Я получала безусловную любовь, меня ценили»
– Не так давно я прочитала эссе о гражданском обществе известного беларуского философа Владимира Мацкевича (сейчас он признан политзаключенным. – Ред.). Он говорит о том, что в советское время у нас были разрушены локальные сообщества и их роль стали восполнять группы по интересам.
Направлений, доступных школьникам и студентам, в 90-е было очень много: туристические кружки, спортивные секции, кружки бардовской песни, клубы «Что? Где? Когда?» и КВН, краеведческие и экологические кружки, неформальные сообщества и религиозные общины. Как рассказывали мне многие беларуские собеседники, такие группы часто становились местом, где можно было спрятаться от травли.
Для Ани такой отдушиной стал спорт: девушке пришлось поменять несколько направлений. Смысл был не в том, чтобы показывать высокие результаты, а в том, чтобы найти новый коллектив. И важным здесь было то, что его выбрала она сама, а не кто-то за нее. Школьную систему ей навязали, поэтому ей там плохо – так объяснила это себе Аня в детстве.
– И еще мне очень повезло с семьей. Я получала безусловную любовь, меня ценили. У родителей был широкий круг общения, и от всех их друзей я слышала только похвалу, ведь я была красивая спортивная девочка, отличница. Отношение взрослых давало мне понять, что проблема, возможно, в обстоятельствах, а не во мне. Это же дало силы тогда не сломаться.
Можно ли уберечь ребенка от буллинга в школе: «Нужно укреплять психологический иммунитет»
Во время нашего разговора Аня подчеркнула, что не является психологиней. Повзрослев, она стала анализировать произошедшее с ней, читать специальную литературу, поднимать тему школьной травли в личных разговорах с большим кругом людей в Беларуси и не только. Сейчас Аня чувствует в себе силы делиться своим опытом и наблюдениями, чтобы помогать другим в сложных ситуациях.
– К буллингу чаще всего относятся как к частным ситуациям. На самом деле буллинг – это своего рода эпидемия. Она поражает не отдельных людей – заражен весь коллектив. В контексте школы травлю можно сравнивать с эпидемией гриппа, а потому и профилактика должна быть серьезная: если «обезвредить» «нулевого пациента», распространение инфекции можно остановить. Нужно укреплять психологический иммунитет.
Сейчас мой сын пошел в школу. Конечно же, я панически боялась этого момента всю жизнь. Но, поскольку я родила ребенка после тридцати, у меня было время «изучить матчасть», так что этот страх был освоен и я поняла, как можно действовать, чтобы минимизировать последствия буллинга в случае чего.
- В первую очередь я ответственно подошла к выбору школы – пошли в ту, о которой было много хороших отзывов, в том числе и о том, как администрация справлялась с травлей. То, что эти ситуации были преодолены, – хороший сигнал.
- Первые месяцы учебы показали «хороший старт». Меня порадовало, что в нашем классе есть ритуалы: например, принято лично поздравлять каждого одноклассника с днем рождения. Мне кажется, такой подход сближает и очеловечивает отношения между детьми.
Кроме того, в школе есть здоровые традиции. Как-то раз мой ребенок заблудился (школа небольшая, но запутанная), ища библиотеку. Старшеклассник предложил помощь: отвел его куда надо было и на прощание пожал руку. «В нашей школе так принято», – прокомментировал сын. Корпоративность – неоднозначная вещь, но именно здесь мы видим, как закладываются здоровые отношения и минимизируется риск издевательств старшеклассников над маленькими. - Если есть выбор, я бы рекомендовала отдать предпочтение той школе, в которой учится меньше детей. В этом случае администрации легче с ними справляться и контролировать происходящее в коллективе. Также важно понять, есть ли у руководства школы возможность и желание помогать учителям решать конфликты, много ли там кружков и секций, которые расширят круг общения ребенка.
- Сейчас безусловное правило почти во всех школах – объединять родителей в чатах. И эти инструменты очень важны, чтобы улучшать жизнь в классе. Кроме того, не стоит пропускать родительские собрания, дни открытых дверей, чтобы наблюдать, какая атмосфера в школе, как общаются дети.
- Если кто-то из родителей видит или узнает из разговора с ребенком, что в классе появляются первые симптомы травли, об этом следует сразу сообщать в чатах, чтобы в курсе были все родители. Также стоит немедленно предупредить учителя о возможной проблеме. Но не нужно сразу кого-то обвинять: ведь «зачинщиками» и «исполнителями» могут быть неочевидные люди. Лучше аккуратно подчеркнуть, что буллинг травмирует каждого ребенка в классе, даже если он в нем не участвует.
- Вероятнее всего, не все родители захотят участвовать в решении проблемы. Но это и не нужно. Главное – объединить тех, кто понимает ответственность, кто готов решать вопрос не в одиночку, а совместными усилиями. Ваша первая задача – остановить прямое насилие и защитить жертву.
- Общаясь с другими родителями, узнала, что сегодня некоторые минские психологи, которые занимаются проблемой буллинга, продают выездные семинары для школ. Не знаю, насколько они эффективны, но сам факт, что такая возможность есть, – это уже хорошо. Ведь любое групповое обсуждение проблемы приводит к прогрессу, даже если не моментальному.
- Очень важный момент, о котором всегда надо помнить: даже незначительный конфликт может обернуться тяжелой психологической травмой, если родитель не становится на сторону своего ребенка, когда того травят, а вдобавок оправдывает мучителей. Даже если ваш ребенок – очевидный агрессор, нужно принять сторону защиты хотя бы на публике: это правило игры.
- Популярные родительские лайфхаки «Давай сдачи», «Не обращай внимания» и «Не бяры да галавы» работают, но краткосрочно. Если травильщики отцепились от вашего ребенка и прицепились к другому – вы не достигли решения проблемы.
Смена школы – это последнее, что стоит предпринимать. Уходить нужно только в случае, если все испробовано, если ни учитель, ни другие родители, ни администрация школы не откликнулась на проблему, а лишь замяли ее или утаили. Да, такое решение ребенок может воспринять как поражение, что скажется на его характере. Но если вы установили, что сын или дочь не в своей тарелке и в другом коллективе ему (ей) будет лучше, то смена школы может повлиять позитивно.
Как пережитый в детстве буллинг сказывается на жизни взрослой Ани: «Удар по самолюбию, психике и самооценке»
После школы Аня не общалась с одноклассницами 15 лет: каждая строила свою жизнь и карьеру. А когда появилось желание встречаться, она постаралась поговорить с ними (кроме обидчицы, которая до сих пор не выходит на контакт) о том, что происходило в школе.
Каждая получила серьезный удар по самолюбию, психике и самооценке. Также многие приобрели синдром самозванки, а лично у Ани развился еще и синдром выученной беспомощности, в том числе из-за того, что много лет она наблюдала, как мучают ее одноклассниц.
– После разговора с одноклассницами я поняла, что мы ходили в одну школу, дружили, но это была только видимость отношений. Многие, как и я, придумали себе убежища, в которые прятались от школьных подруг: спорт, музыка, поездки в деревню. Одна из нас запретила себе думать о школе на следующий день после выпускного. Серьезно: всё забыла! Поставила блок на огромный период жизни.
Уже после университета, когда у меня начались первые взрослые проблемы, моя история из детства возвращалась эхом: я просыпалась от снов, связанных с травлей, от плача, от криков. Я понимала, что с этим надо разбираться, но решила сама разложить все по полочкам, разобраться, почему люди поступали так, а не иначе.
Важным оказалось понять поведение Вероники. Я пришла к выводу, что она могла вымещать на школьных товарищах давление, которое получала от родителей. Ее семья была одной из самых уважаемых в школе, и от Вероники ожидали отличных оценок, а способности она имела средние.
Но одно дело понять, а другое – простить. Простить я пока не способна, поэтому говорить о том, что я преодолела свою проблему, рано. Думаю, последствия буллинга и принятие последствий для меня – это история на всю жизнь.
Перепечатка материалов CityDog.io возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Unsplash.