Алеся Житкевич училась в Академии искусств, а сейчас работает с графикой, видео и текстом, делает инсталляции. Исследует взаимосвязь сексуального и политического. «Сейчас моя психотерапевтка советует сделать выставку на тему стыда», – признается Алеся.
При чем здесь рай: «За пляж я “зацепилась”, когда на Минском море ОМОН разгонял нудистов»
С Алесей мы встретились на втором этаже Дворца искусств, где проходила ее выставка «Ближе чем рай»: черно-белый зал, стильные надписи, графика и шум пляжа – получилось очень инстаграмно. Но идеи, которые стоят за всем этим, гораздо интереснее просто красивой картинки.
– Объясни: почему столько пляжных отсылок?
– На самом деле за пляж я «зацепилась» еще в 2015-м, когда на Минском море ОМОН разгонял нудистов. Мне самой нравятся нудистские пляжи, поэтому та ситуация и вся ее абсурдность меня очень затронули.
Тогда и появились работы «Пустой пляж» и «Нудистский пляж» – это стало своеобразной отправной точкой той идеи, которую я развила до этой выставки.
А в начале 2017 года на выставке про утопию я тоже затрагивала пляжную тематику. Я очень люблю видеоработу, которая тогда получилась: она оказалась очень цельной, и сил на нее ушло довольно много. В общем, все эти идеи постепенно наращивались.
Почему столько внимания именно пляжу? Для меня это место максимальной свободы, но в то же время и территория столкновений. Во-первых, это как минимум очевидная граница воды и суши. А во-вторых, тут сталкиваются стыд и телесная раскованность, труд и отдых – это супериллюстративное место.
С пляжами связаны даже экономические общемировые вопросы: например, одна из работ с банановой пальмой и подписями про разные транснациональные корпорации – это отсылка к «банановой войне», когда к странам Карибского бассейна США применяли экономическое насилие.
– Как все это связано с раем?
– Пляж для меня – наилучшая ассоциация к райской обстановке. Не знаю, как у других, но, когда я думаю про рай, в моей голове сразу возникает пляж – знаешь, как из рекламы «Баунти».
Кстати, совершенно случайно в одной из работ возникла библейская отсылка. Иногда у меня в голове появляются какие-то образы, которые я фиксирую и потом воплощаю: так произошло с инсталляцией с флагом, на котором написано «райская береговая охрана» и изображена пальма.
«Личное – это политическое» – размышления на тему столкновения диктата красоты и критической позиции репрессивных стандартов.
А потом оказалось, что пальма в христианстве – один из главных символов рая, и это внезапно совпало с надписью. К слову, эта работа – одна из моих любимых на выставке.
– Всего тут 20 графических работ, 10 пластиковых, инсталляция и видео. В целом на их подготовку ушло буквально полгода – так что все это совсем свежее.
Мне сложно судить, что прочитает в этом зритель, – наверное, каждый должен увидеть что-то свое. Себе же я задавала вопрос «что такое рай» и могла бы развернуть эту тему еще шире.
Работа про домогательства в Академии искусств: «Эта тема всегда присутствовала в студенческой среде»
В 2015-м свой первый медиапроект наша героиня показала в галерее «Ў»: это была видеоработа с выпускницами Академии искусств, которых домогались преподаватели.
– Идея этой работы возникла в том числе и на личном опыте?
– Да, в том числе.
Эта тема всегда присутствовала в студенческой среде, и о том, что некоторые преподаватели не слишком соблюдают субординацию, прекрасно знали все, в том числе и их коллеги, которые тщательно друг друга прикрывали. К сожалению, некоторые из них не считают нужным относиться к студенткам уважительно и думают, что женщина в принципе не способна к искусству, а смысл ее существования – это радовать и вдохновлять.
Это обсуждалось в «своих» кругах, но никогда не выносилось на публику: никто не писал заявлений о домогательствах, никто не говорил об этом открыто.
– Я взяла интервью у пяти девушек, которые подверглись сексуальным домогательствам со стороны преподавателей, и очень благодарна им за смелость. Было ли мне страшно браться за эту работу? На тот момент да, страшновато: я как раз защищала диплом, а все преподаватели знали, что открылась выставка, критикующая Академию искусств.
В Академии в принципе нет того отношения между преподавателями и студентами, когда тебя считают равным и позволяют высказывать свое личное мнение. Если не идешь по тому пути, что большинство, ты отщепенец. Особенно когда дело касается внутренних тем.
Кстати, когда через пару лет после моего проекта пошла волна обличения харассмента, я подумала, что давно пора. По крайней мере, я решилась рассказать об этом тогда, когда почувствовала, что не могу это замалчивать.
– Тему домашнего насилия ты подняла тоже за несколько лет до того, как о ней стали так активно говорить. Расскажи про работу «Личное – это политическое», что ты в нее вкладывала?
– Эту работу я показывала в рамках проекта «Феминистская (aрт)критика» в 2014-м, приуроченного к международной кампании против гендерного насилия.
«Личное – это политическое» – лозунг феминистки и активистки Кэрол Ханиш, который я полностью разделяю. По сути все, что происходит в маленьких социальных группах, может масштабироваться до пределов государства и даже мировой политики. Поэтому семья – локальная среда, через которую мы можем рассмотреть, что творится в мире. Так через частные вопросы я стараюсь поднимать проблемы глобальные.
Одна из моих работ, представленных на выставке, называлась «Идентификация с агрессором», на ней были клыки агрессивно скалящегося животного. Тут подтекст в том, что агрессия может вызвать ответную агрессию, и поэтому надо быть сильным, не бояться давать отпор и говорить об этом как в малых социальных средах, так и в больших.
Серия литографий «Структура реальности»
Сексуальное и политическое: «Мне кажется, какие-то запреты у нас делаются по инерции»
– Ты часто говоришь, что исследуешь в своих работах взаимосвязь сексуального и политического. В чем проявляется эта связь?
– Мне интересно наблюдать, как сексуальность и восприятие тела меняются в зависимости от исторического и политико-экономического контекста.
Например, когда женщины получили избирательное право в середине ХХ века, вместе с возможностью отстаивать свои интересы у них появилась и возможность распоряжаться своим телом – но, с другой стороны, женщин признали полноправными членами общества только в ответ на их протесты, когда они сами стали формировать новое восприятие. И эти взаимосвязи можно обнаружить в любую историческую эпоху: из последнего, например, не могу не упомянуть протесты против запрета абортов в Польше и в некоторых штатах США.
Эту открытую связь между человеком и малыми социальными группами, обществом и государством и этот процесс взаимного влияния я стараюсь показывать в своем творчестве.
Например, в работе ASEXUAL BELARUS для выставки квир-архива Кароля Радзишевского, которая проходила в Минске в 2016 году, частью моей работы была аудиодокументация разгона ЛГБТК-парада в Минске. Или уже упомянутый разгон нудистов – я фиксирую эти болевые точки, потому что мне хочется обнажить их, в какой-то мере возмутиться и заархивировать это как историческую абсурдность исключения, запрета и конфликта с личной свободой каждого человека.
Мне кажется, в какой-то мере у нас это делается по инерции, потому что в определенные периоды дискриминация использовалась как элемент поддержания государственного или религиозного строя. Но сейчас это не имеет никакого смысла – и чисто с человеческой точки зрения никогда не имело. Возможно, именно поэтому у меня появилась тема некой утопии: я верю в возможность всеобщей горизонтальной самоорганизации.
– Какую тему поднимешь в следующих своих работах?
– Моя психотерапевтка советует мне сделать выставку на тему стыда. Я обожаю стыд – это прямо мое ключевое чувство. Хочу поразмышлять над этим в широком смысле – думаю, это должно быть интересно.
Каково быть молодым художником в Беларуси: «Искусство пока меня кормит слабо»
– Я думаю, в Беларуси в принципе тяжело быть молодым художником. Потому что, занимаясь искусством, жить комфортной жизнью не получится вообще никак: придется искать какую-то работу, которая будет тебя кормить, а искусство оставлять для себя.
Меня, например, пока оно кормит слабо, поэтому на хлеб я зарабатываю дизайном. Кто-то делает афиши, иллюстрирует книги, кто-то идет в гейм-индустрию – сейчас эта сфера очень прибыльна, а навыки реалистичного рисования там востребованы.
Лет 5-10 назад многие делали какие-то госзаказы: мозаики, витражи – теперь это уже не приносит столько денег, но вот еще один вариант «нормальной» работы для художника.
Все это происходит потому, что искусство плохо продается: оно мало применимо для жизни и создано по большей части для того, чтобы услаждать какие-то эстетические желания.
На самом деле с современным искусством в Беларуси все нормально: у нас много классных ребят, но не хватает ресурсов. Это в том числе вопрос сотрудничества и коммуникации с государством.
Я не поднимаю в своем творчестве что-то совсем уж страшное, но, если меня волнует, я не боюсь рассказывать об этом другим. Однако есть много людей, которые боятся. И, возможно, на то есть реальные причины – просто я такой наивный человек, которому это не до конца понятно.
В целом почти все белорусское искусство держится на инициативе. И может случиться так, что эта инициатива со временем перегорит и у меня, – но пока я не могу от этого отказаться. Именно потому, что искусство – это возможность рассказывать про темы, которые волнуют, а это очень классно.
Поэтому мне непонятно, когда из Академии уходит столько художников, которые перестают заниматься искусством. А уходит 90% выпускников – наверное, большинство из них предпочитают комфортную жизнь без затрачивания лишних средств, времени и эмоциональных ресурсов.
– Академия учит быть художником?
– Да, если мы говорим об академических навыках: рисунок, живопись – это все преподается хорошо и может приносить достаточно неплохие деньги, в гейм-индустрии, например.
Но в Академии не учат думать – и это огромный минус. Конечно, возможность самообразовываться есть всегда, но нашей системе образования этого не хватает, ведь художнику без этого никак.
– И все-таки: современное искусство должно быть понятным?
– Думаю, оно должно как минимум просто быть.
А вот готовность понять его всегда зависит от человека. Дело в том, что многие думают, что искусство дает ответы, – но на самом деле оно задает вопросы. И зрителю, и художнику в том числе. Поэтому у меня самой больше вопросов к своему творчеству, чем ответов по нему.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Виктория Мехович для CityDog.by.