29-летняя Настя – ухоженная девушка с модельным ростом и красивой фигурой. У нее свое дело, заботливая семья. А еще две анорексии, депрессия и попытка суицида за плечами. Последние семь лет своей жизни она переживала ОРПП – общее расстройство пищевого поведения. И только недавно действительно признала, что больна.
«Начальница могла заметить, что блузка сидит на мне как-то слишком плотно и я перебираю с печеньем в обеденный перерыв»
В 22 Настя была самой обычной выпускницей университета: ела сладкое и бабушкины котлеты без всякого зазрения совести, работала в большой компании и строила планы на будущее. Вопросы веса совсем ее не волновали: лишних килограммов никогда не наблюдалось, а комплиментов по поводу внешнего вида, наоборот, было много.
Тогда при своем росте 176 см она весила 62 килограмма – была всем довольна и посмеивалась над манией других сидеть на диетах. Но однажды что-то переклинило – и начались проблемы.
– Я работала в большом коллективе, где распространенными вещами были соперничество, подколки и не слишком уместные шутки, – рассказывает Настя. – С этого все и началось: начальница могла вызвать меня к себе и как бы невзначай заметить, что блузка сидит на мне как-то слишком плотно и я перебираю с печеньем в обеденный перерыв. Наверное, это стало первым звоночком – я в себе засомневалась.
Подлила масла в огонь и моя лучшая на тот момент подруга: в какой-то момент она стала говорить, что мой рацион – это ненормально и если я продолжу в том же духе, то через несколько лет превращусь в бомбу и перестану быть привлекательной.
Мы очень плотно общались, какое-то время даже жили вместе, и она была для меня неким примером и ориентиром – в некотором роде из-за ее сильного характера. К тому же она давно изменила свое питание, была худенькой, подтянутой, и я подумала: неужели я не смогу так же?
Уже потом я поняла, что на тот момент подруга болела анорексией, – тогда я этого не осознавала и просто ставила ее форму для себя в пример.
Я четко решила, что мне нужно измениться и похудеть, и это стало точкой отсчета моей болезни.
«Помню, как тренер сказал: “Вот сейчас ты похожа на человека, а не на ту бабу, которая пришла в зал”»
– Первым делом я исключила мясо, жирное и жареное – но вес падал очень медленно. Меня это не устраивало, и скоро я отказалась от всего, кроме овощей и молочных продуктов с низким процентом жирности. Это было совершенно нетрудно – я человек упертый: если вижу цель – иду к ней. Так что никаких срывов не было: я ела морковь, помидоры, пила немного кефира и чувствовала себя комфортно.
К тому же у меня была поддержка со стороны подруги – она питалась так уже давно и жила вполне себе нормально. А чем я хуже?
Сначала я твердо решила сбросить вес до 50 кг – тогда эта цифра казалась мне эталоном красоты. И этого веса я достигла довольно легко.
Мне было важно похудеть быстро – поэтому к питанию я добавляла и физическую нагрузку: до работы занималась в зале, после работы тоже ехала тренироваться. До сих пор помню, как спустя год, когда я уже значительно похудела, тренер сказал: «Вот сейчас ты похожа на человека, а не на ту бабу, которая пришла в зал».
Эти слова жутко меня обесценили: я решила, что всю жизнь до этого момента жила некрасивой и непривлекательной, но никто мне этого не говорил. И еще сильнее убедилась в том, что нужно продолжать худеть.
По итогу за два года такого образа жизни я сбросила 14 килограммов. А еще ушла с предыдущей работы и стала работать фитнес-тренером – это очень коррелировало с моими убеждениями, и я хотела, чтобы мой внешний вид был примером для клиентов.
«Я весила 47 кг и искренне верила, что неправы и нездоровы все вокруг – но только не я»
Конечно, изменения в теле Насти не остались незамеченными – но, пока вес был еще относительно здоровым, родители девушки не торопились бить тревогу. Во-первых, жили в другом городе и не знали всей правды о питании и изнурительных тренировках дочери – но, когда приезжали на праздники и видели, какой образ жизни она ведет, начинали переживать и уговаривать поесть нормально, признается девушка.
Во-вторых, о РПП тогда еще не трубили из каждого утюга, никто не понимал всей серьезности ситуации. Все воспринимали это как временную диету и были уверены, что этот заскок скоро пройдет. К тому же сама Настя была полна энергии и считала себя совершенно здоровой. Хотя изменения в своем состоянии все же заметила – в первую очередь, в психоэмоциональном.
– Одна из главных проблем РПП – десоциализация: из-за гормонов характер меняется настолько, что ты попросту теряешь свое окружение. Становишься нервной, тревожной, а фокусировка происходит только на одном – на весе и отражении в зеркале.
Окружающих это раздражает – а тебя раздражают они. Меня буквально триггерило от людей, которые едят нездоровую пищу, и я искренне считала, что они безвольные, бесхребетные и умрут в 40 лет от атеросклероза.
В какой-то момент я поняла, что попросту не могу принимать тех, кто согласен жить с размером больше, чем S, и есть что попало, а советы окружающих чересчур выводят меня из себя, – и ушла и со второй работы.
Коллектив там был очень хороший, но в обществе мне становилось некомфортно – на тот момент мои ценности и ценности нормальных людей очень разнились, я искренне верила, что неправы и нездоровы все вокруг – но только не я. Так что начала работать дома на себя, чтобы не попадать в коллективы и большие скопления людей.
Примерно в тот момент у меня завязались серьезные отношения с парнем – моим будущим мужем. И теперь свое похудение я стала мотивировать тем, что хочу быть лучше для него. Так через три-четыре месяца я весила уже 47 килограммов и не собиралась останавливаться.
Сразу оговорюсь, что вина была только на мне – никто не шеймил меня за мой вес, парень поддерживал во всем и, наверное, тоже не понимал, что я больна. Он брал ответственность на себя и думал, что недостаточно делает для моего счастья, если я ищу решение проблем в похудении.
«Люди на пляже брали свои лежаки, пересаживались дальше и шептались о том, что я больна»
Скоро низкий вес стал отражаться на физическом состоянии Насти. Месячные пропали еще на отметке в 50 кг, но тут возникла другая проблема: никак не получалось завести ребенка, которого пара очень хотела.
Курсы гормональной терапии и обращения в разные клиники не помогли: в государственной сразу поставили диагноз «нервная анорексия» и сказали, что, пока девушка не наберет 20 кг, о детях может забыть. В частных были осторожнее – давали контакты семейных психотерапевтов и предлагали поговорить с мужем.
Но Настя все равно отказывалась признавать проблему: молодой организм боролся, и из зеркала на нее смотрела худая и подтянутая девочка без торчащих костей из пабликов «40 кг». Но скоро ресурсы справляться закончились – и тело стало превращаться в скелет, обтянутый кожей. На тот момент рацион девушки состоял только из зеленых овощей и воды.
– Помню, когда мы с мужем полетели отдыхать на море, я делала много фото в купальнике и сбрасывала друзьям и родителям. Мне казалось, что я такая красивая и худая, но мне вдруг стали звонить на другой конец света и говорить, что я больна и по приезде домой должна лечь в больницу.
Люди на пляже брали свои лежаки, пересаживались дальше и шептались о том, что я нездорова. Мне было обидно, что на меня так реагируют: я же вешу целых 46 килограммов, какая тут болезнь! Позже, когда я пересматривала эти фото в старом телефоне, будто видела на них другого человека – несчастного и тяжело больного. Это были уже не просто торчащие ребра – палка, на которую нацепили купальник.
«Мне поставили последнюю стадию анорексии – я весила 45,4 кг»
– Когда я вернулась домой, ко мне приехали родители и сообщили, что завтра я ложусь в «Новинки» – обо всем уже договорено. У меня началась жуткая истерика: я клялась, что здорова, и обещала покончить с собой, если мне так сломают жизнь. Мы все равно съездили на консультацию – там сказали, что мне нужна срочная госпитализация: в свои 24 у меня была последняя стадия анорексии – я весила 45,4 кг.
Я была категорически против лечения, но тут надавил муж – он сказал, что у нас не будет будущего, если я не поправлюсь. Тогда я подумала, что не готова потерять семью только ради того, чтобы оставаться худой.
Мои слезы, истерики и упрашивания сработали – родители сказали, что не будут рассматривать вариант с минским отделением, если я найду альтернативу. И я стала обзванивать зарубежные клиники.
«Те же “Новинки”, но за сумасшедшие деньги – за лечение я отдала 4000 евро»
Настю положили в Вильнюс – в отделение пищевых расстройств. Самое интересное, вспоминает она, что все девушки с анорексией, которые лежали рядом, казались ей толстыми – она искренне не понимала, что они тут делают, когда выглядят так.
Следующие месяцы прошли под большим количеством нейролептиков и антидепрессантов: пациентки жили как растения – в основном спали и ели.
Каждый день им восполняли норму калорий – 2700–3000, когда все они еще недавно не набирали и тысячи в день. Много двигаться запрещалось – вся активность была ограничена двором у клиники, куда можно было попасть только на небольшое время под поручительство кого-то из близких.
Там девушка все равно старалась бегать и сжигать то, что ее заставили съесть: кто-то поступал так же, кто-то вызывал рвоту. Главным страхом стала перспектива превратиться в ту же страшную и никому не нужную Настю, которая весила 62 килограмма, – и этого нельзя было допустить.
– Под сильными препаратами я не ощущала всего того ада, который происходил. А ад действительно был: организм перестраивался так болезненно, что мне два раза вызвали «скорую»: болел желудок, шла кровь из носа.
В основном лечение было медикаментозным, но психотерапию тоже проводили – правда, только на литовском и английском. Там нас главным образом призывали подумать, что произойдет, если мы продолжим жить так же. Это было не слишком навязчиво, потому что главный упор все равно был на препараты.
По факту – те же «Новинки», только за сумасшедшие деньги: за лечение я отдала 3000 евро без учета медикаментов. С ними получилось около 4000.
«Из-за отмены препаратов начались панические атаки, и врач диагностировал депрессию»
– Меня выписали через два с половиной месяца с весом 57 кг – помню, как тогда писала в инстаграм посты о том, что «теперь я другой человек», и говорила маме, что теперь люблю себя и никогда не вернусь к прежнему образу жизни. Мне правда казалось, что я выздоровела. Но скоро начался кошмар.
На фоне окончания приема препаратов у меня случился жуткий синдром отмены: в первую же неделю после выписки начались панические атаки. До этого я вообще не знала, что это такое, а тут то жар, то холод, тревожность и галлюцинации. Я съездила к своему вильнюсскому доктору, и там мне сказали, что это нормально – надо просто потерпеть.
Но мне становилось все хуже и хуже, и я начала думать, что все было зря: и лечение, и потраченные время и деньги. Когда я весила 45, у меня была куча энергии, а уверенность в себе буквально зашкаливала – ты привыкаешь к такой жизни, а тут набираешь вес, который тебе, в общем-то, не очень идет, вдобавок чувствуешь себя вяло и ощущаешь ломку.
До этого я хорошо спала, жила с нормальным настроением и нравилась себе – а тут будто бы все сломалось. По факту я чувствовала себя хуже, чем во время болезни. Все сомнения продолжали наслаиваться, пока мой минский врач не диагностировал острое депрессивное состояние.
Я стала чувствовать, что совершила ошибку и зря набрала этот вес, но и худеть уже было неправильно: в мое лечение были вложены деньги, время и ожидания, и это было бы несправедливо по отношению к близким. Они-то считали меня героем и максимально поддерживали. Я не хотела жить такой, какая я сейчас, но и не имела права подвести родных.
Скоро мое существование превратилось в нескончаемое чувство вины – и я решила, что пора со всем этим заканчивать.
О самоубийстве Настя задумалась серьезно: по вечерам после работы заходила на форумы патологоанатомов и спрашивала, как покончить с собой так, чтобы это стопроцентно сработало, а во время прогулок с мужем уточняла, как найти доступ к крышам многоэтажек. Он был единственным, кто знал о ее состоянии и намерениях, – поддерживал, искал врачей, чтобы вывести жену из депрессии.
Но помочь не смог: однажды, когда он был на работе, Настя наглоталась нейролептиков, которые были дома, и приготовилась умирать. Но трагедии удалось избежать: посреди ночи у девушки началась сильная рвота, из носа начала идти кровь, и инстинкт самосохранения сработал – Настя вызвала «скорую». Девушке промыли желудок и поставили на учет в центр пограничных состояний.
«С момента выписки прошел год, и я снова начала худеть»
– Выйти из депрессии не получилось, и скоро я совершила еще одну ошибку, – продолжает девушка, – выставила в инстаграм фотку в своем текущем весе – 58-59 килограммов. И бывшая коллега по работе, которая помнила меня очень худой, написала, что раньше я была симпатичной и стройной – а теперь стала такая же, как все. Вряд ли она знала мою предысторию – но это сработало моментально: я сорвалась. С момента выписки прошел год, и я снова начала худеть.
Мне казалось, что это нормальное желание любой женщины – выглядеть лучше, что я просто убираю целлюлит и растяжки, которые появились у меня после больницы. Но по факту я проверенным путем шла по тем же граблям.
Поначалу я питалась какими-то морепродуктами и салатами, но скоро отказалась и от этого – и тогда все поняли, что болезнь вернулась. Меня просто умоляли поесть, начались серьезные ссоры с родителями, которые ставили ультиматумы и условия. Это заведомо неправильная политика общения с «эрпэпэшниками», но, если бы я была мамой, делала бы то же самое – никто не станет просто смотреть, как его ребенок умирает.
Когда я стала весить 50 кг, все просили меня снова поехать к врачу, лечь в клинику и были готовы пройти все это еще раз вместе со мной – но я снова не понимала, что больна. Зачем сдаваться на полпути, если я могу сбросить вес до 45?
Я видела, что вера родных в меня была подорвана: все били тревогу, паниковали и пытались вытащить меня – но больше мне не верили. Я же говорила, что в 28 лет это мой взрослый осознанный выбор, и продолжала худеть.
«В шесть утра я встала с постели, умылась и пошла пешком в сторону “Новинок”»
Через 10 месяцев вес Насти остановился на цифре 48,5 – и она поняла, что умирает.
Во второй раз резервы организма оказались исчерпаны – и он просто сдался. Начали крошиться зубы и выпадать волосы, а спать не получалось из-за кошмаров. Стало отказывать сердце: по ночам девушка вызывала «скорую», потому что думала, что у нее инфаркт. Врачи ставили дистрофию сердечной мышцы от недостатка жировой ткани – и Настя снова и снова перепроверяла результаты, потому что отказывалась в это верить.
В какой-то момент пропали силы даже просто ходить – то расстояние от метро до дома, которое раньше она пробегала за семь минут, теперь приходилось ехать на такси, потому что ноги отказывались идти. Состояние было настолько невыносимым, что Настя просто лежала, молилась и просила дать ей еще один шанс.
– Точкой невозврата стала одна ночь, когда у меня опять стало сильно болеть сердце, началась рвота и пошла кровь из носа. И я окончательно поняла, что заигралась, так что в шесть утра встала с постели, умылась и пошла пешком в сторону «Новинок».
«Я поняла, что должна спасать себя сама, – и выработала шаги, которые помогли побороть болезнь»
– Мне хотелось попасть к специалисту и просто выговориться, потому что это было уже просто дно, крайняя точка отчаяния: я понимала, что вроде бы живу неправильно, но и менять ничего не хочу – замкнутый круг, из которого мне было жизненно важно вырваться.
Доктор, который с удивлением в глазах сказал, что не знает, что такое ОРПП, ответил, что повода для срочной госпитализации нет. И предложил, как освободится место, лечь в палату с людьми с совершенно разными диагнозами.
В тот момент я хотела получить какую-то поддержку, услышать, что справлюсь, – но этого не было. Тогда у меня закралась мысль, что здесь мне вряд ли помогут – не потому, что врачи плохие, просто это не мой вариант.
И меня переклинило как по щелчку пальца – я поняла, что, если хочу жить, должна спасать себя сама.
Я отталкивалась от того, что помочь мне могут только те люди, которые сами прошли через ОРПП, – и стала искать информацию, вращаться в кругах людей с той же проблемой. Постепенно я выработала для себя шаги, которые помогли мне побороть болезнь – и которые, возможно, могут помочь другим.
- Первые изменения должны произойти в голове: главное – перестать себя обесценивать. Я – это не мои килограммы и сантиметры, я – жена, дочь, сестра, я – личность. Понять это мне помогли блоги девочек (раз и два) , которые справились с болезнью: их я прочитала от корки до корки. Как и книги, которые они написали: «Ты – это не только твое тело» и «Просто ешь еду» – искренне рекомендую их всем, кто стал на путь восстановления.
- Второе – важно понять, из-за чего началась болезнь, и проработать это. Чаще всего это перфекционизм и неуверенность в себе. У людей с ОРПП очень высока потребность во внимании и любви – я ее недополучала и почему-то постоянно жила с чувством, что никому не нужна.
Психотерапевты говорят, что все из детства, но я так не считаю: у меня благополучная семья, и если бы проблемы начались в детстве, то и заболела бы я тогда, а не во взрослом возрасте. А до окончания университета у меня не закрадывалось и мысли, что я толстая и выгляжу как-то не так.
В клинике в Вильнюсе, когда мы подробно разбирали ситуацию со специалистом, мне сказали, что во всем виноваты несчастная любовь и беда в семье, которые случились в моей жизни с небольшой разбежкой. Но, если честно, я так не думаю: ищу проблему в себе – наверняка она была раньше, просто «выстрелила» в тот момент.
- Третий шаг – отписаться в соцсетях от всех людей, которые хотят донести до тебя псевдоценности. От всех суперзожников, счастливых мамочек со стальным прессом и блогеров, которые пишут, как похудеть после Нового года.
- А вместо этого начать общаться с людьми, которые сейчас переживают то же, что и ты. Не с теми, кто болеет анорексией и хочет ее продолжать, а с такими, кто стал на путь восстановления, у кого те же проблемы с желудком, депрессией и социализацией.
Я вступила в чат поддержки в Telegram, где девочки, пережившие анорексию и булимию, помогают друг другу справиться. Так я увидела, что таких, как я, еще сотни тысяч – и, что самое ужасное, большинству этих девочек нет и 15 лет.
- Еще один важный шаг – задать себе вопрос: для чего тебе все это? Будут ли важны эти 40 килограммов через 10 лет или ты просто не доживешь до этого времени? А если и доживешь, то останешься одна со своим MyFitnessPal на айфоне, куда бесконечно будешь вбивать «сколько калорий в брокколи».
- Нужно прислушаться к себе и своим ощущениям – у тебя стопроцентно есть проблемы со здоровьем, и не надо это отрицать.
- В восстановлении есть штука, которая научно называется сильным голодом: от недели до трех месяцев поглощение пищи может быть неконтролируемым. Так организм возобновляет всю ту норму калорий, которую недополучил, – и чем дольше ты сидел на ограничениях, тем более затяжным будет этот период.
В моем случае это заняло неделю: я просто ела все, что попадалось мне на пути. И этого не надо бояться – да, появятся отеки, испортится кожа, будет болеть желудок. Но это нормально при перестройке.
Организм – умная штука, и он сам выведет тебя на ту норму калорий, которая ему нужна. Мне, например, очень хотелось каш, хлеба, сыра – а продукты, которые я ела во время болезни, вызывали отвращение. До сих пор не могу смотреть на зеленые овощи и обезжиренный творог.
- Не взвешивайтесь! Убрать напольные и кухонные весы обязательно – об этом вообще нельзя думать. Если ты постоянно вскакиваешь на весы и пытаешься влезть в юбку размера XS, ничего не выйдет.
Я узнала свой вес в декабре на приеме у врача – тогда он был 57 килограммов. Я снова вернулась к тому числу, которое мой диетолог назвал оптимальным для меня.
С момента начала моего восстановления прошло всего три месяца – так же, как в больнице в прошлый раз. Сейчас я ем обычную человеческую еду: блинчики, вареники и творожную запеканку с изюмом, которую мне готовит бабушка, – не спрашивая, сколько тут сахара. Ем, когда голодна, не считаю калории и чувствую себя здоровой.
Но я не проповедница и не гуру, который говорит, что окончательно вылечился и точно знает, как помочь другим. И я не могу обещать, что из-за какого-то серьезного триггера все снова не начнется заново, – и я этого очень боюсь. Но я совершенно точно чувствую изменения в своем сознании и понимаю, что не хочу возвращаться обратно. Надеюсь, у меня получится.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Таня Капитонова для CityDog.by.