Как это любить. Гид по усадьбам и храмам оборонного типа в Беларуси

Любить все сложнее. Все сложнее находить в себе силы видеть доброе и вечное за злым и временным, настоящее и осмысленное – за наносным и халтурным.

К счастью, у нас нет выбора, поэтому мы продолжим кататься по родине и задумчиво смотреть сквозь наследие – вдруг этот рентген любви что-нибудь да подскажет, чему-нибудь да научит. И окажется, что за слоями краски поросячьих цветов, штукатуркой-короедом или сайдингом – спасенная каменная кладка, за утонувшим в термошубах декором – забота о тепле, а за синей металлочерепицей – желание выжить. Ну или за всем этим – некоторая бедность.

Окажется, что сегодняшние руины и новоделы, консервации и реконструкции прошлого – самая что ни на есть живая книга о Беларуси с кучей вырванных и испорченных, переписанных страниц. Отражение неоднозначности и противоречивости человека, времен и обстоятельств, в которых ему доводилось и доводится жить, отражение непрерывной трансформации ценностей. Ну или отражение невежества, бед и несчастий.

Ценность этой книги – в честности отражения: если в синагоге некому молиться, она становится сетевым магазином, если за старинной усадьбой никто не видит выгоды, она превращается в нарядного зомби, если в рядовой застройке неудобно жить, она перестраивается до неузнаваемости. Жить в ней станет удобнее, просто часть чьей-то истории исчезнет.

Но у зданий и сооружений-то нет выбора: где тебя построили – там и стоишь, пока позволяют стены и фундамент. Терпишь режимы и их смены, войны, безалаберность, забвение. Полы проваливаются, балки гниют, отделка сыплется, у скульптур отваливаются носы, внутри то и дело случается пожар, крышу вообще сносит, а ты терпеливо ждешь любви. Ведь, пока живы стены, при трезвой памяти и чистой совести все можно починить.

Жемчужина локальной архитектуры добротно припрятана, поэтому, чтобы докатиться до нее от трассы Е30, придется проехать через узкий бетонный тоннель и череду полей с проселочными дорогами. Но эти испытания ничего не стоят по сравнению с маленьким костелом Наисвятейшей Троицы, возраст которого уже давно перевалил за полтысячелетия.

Не стоит разочаровываться, что единственный полностью сохранившийся памятник готической архитектуры в Беларуси не похож на канонический Нотр-Дам. Ни тебе окна-розы, ни каменных горгулий, ни ажурных шпилей.

Западноевропейская готика приходила в край болот и озер медленно и скорее в виде отголосков-элементов, которые в сочетании с местными традициями, материалами и технологиями давали самобытный сплав – ту самую аутентику и true, за которыми и стоит ехать хоть из самого Парижа в Ишкольдь, к деревенскому храму.

Приземистый и скромный, крепкий – будто принимающий тяжелые реалии, в которых ему предстоит быть столетиями, – и вместе с тем сохраняющий устремленность вверх и некую нежность, текучесть архитектоники, присущую готике, храм хорошо иллюстрирует двойственность существования. А человеческий масштаб сооружения в сочетании с каким-то простодушным, но очень изящным щитом-фронтоном делает менее ощутимой дистанцию между земным и сакральным – делает храм больше похожим на гостеприимный дом и убежище, чем на культовое сооружение.

Ни увиденное, ни пережитое нашу готику не берет. Со времени освящения в 1472 году она претерпела относительно небольшие изменения: утрачены фрески, в православную бытность в XIX веке стесаны боковые контрфорсы, кирпичные стены с узорами из пережженного кирпича спрятались под штукатуркой, а в лихом XX исчезла башенка над центральным нефом. Ну и вместо зеленой поливной черепицы напоминанием о XXI веке лежит металлопрофиль.

Вероятно, по цвету и фактуре храм был когда-то намного ярче, но и сейчас его самобытность зашкаливает. Впрочем, у него есть предшественник – костел во Вселюбе, схожий по многим параметрам, но перестроенный и получивший в начале XX века модную неоготическую башню на главный фасад.

Что любопытно, фундатором «самого старого костела на территории современной Беларуси» (судя по всему, храм во Вселюбе заложен в начале XV в.) был Ян Немира – или один из его сыновей. А костел в Ишкольди стал улучшенной версией храма, построенной другим его сыном, что похоже и на преемственность, и на зачатки типового строительства. К счастью, в отличие от неоготических храмов начала XX века, которые часто схожи, нашу древнюю деревенскую жемчужину и в целом мире ни с чем не перепутаешь.

Что еще любопытнее, так это то, что бум костельного строительства XV века был связан с окатоличиванием знати, которая с 1387 года (когда Ягайло стал католиком и Владиславом) автоматически получала льготы и привилегии за принадлежность к Римской церкви – в отличие от дискриминируемых представителей православия. Говорят, с тех пор и понеслась эксплуатация разницы вероисповеданий, жонглирование и манипуляции сердцами верующих католиков и православных всеми подряд – для своих политических целей.

Хорошо, когда не утихающее до сих пор внутриполитическое напряжение можно немножко списать на Ягайло. Тем не менее жить и мириться со всем этим наследием приходится и сегодня – и нам, и необыкновенному храму в Ишкольди.

Судя по нему, справимся. Троицкий костел два раза закрывался, два раза переоборудовался: полвека был кальвинским сбором, полвека – православной Троицкой церковью. Одного из его священнослужителей – Винсента Лотаревича – в 1919 году убили богоборцы-красноармейцы, а в какой-то из дней, после того как в 1969 году костел во второй раз закрыли, к храму подъехал грузовик с солдатами и людьми в штатском – забрать костельное имущество. Узнав об этом, местные жители окружили машину с просьбами не вывозить утварь, а несколько человек легли под колеса грузовика и лежали, пока экспроприаторы не уехали, оставив храм в покое.

Теперь в одном из окон – красивом стрельчатом проеме в стене возрастом полтысячелетия – привет из XX века, витраж на память: грузовик с солдатами, прихожане под колесами. Так победим.

Буквально через поле от Ишкольди, за очищающей паузой из милых сердцу пейзажей, можно снова оказаться среди памятников истории и культуры. Один из них – нарядный костел св. Юрия – сразу бросается в глаза и пышет здоровьем. Второй – Полонечковский дворец Радзивиллов, построенный, по Федоруку, «по проекту неизвестного итальянского зодчего», – будто бы прячется за старинными липами, немного стесняясь своего текущего состояния.

Его можно понять: вроде не такой уж и старик – чуть более двух веков, – а изрядно потрепан. Серая штукатурка, уравнявшая в свое время наличники и другой декор со стенами, частично осыпалась, обнажив завидную кладку из кирпича и валунов. Дворец потерял оригинальный фронтон с гербом владельцев и ослеп – заколочены окна и почти наглухо заложены галереи, соединяющие центральный двухэтажный объем с двумя павильонами.

Главная и самая запоминающаяся особенность фасада – гермы, то есть головы бородатых дядек, венчающие колонны вместо привычных классических капителей, – продолжают задавать тон всему экстерьеру, но сохранились лишь на основном объеме. Вдобавок к этому правое крыло дворца недавно стало разрушаться и потому теперь огорожено – зато находится под патронажем аиста, разместившего свое гнездо на дымоходе.

К счастью, аист – не единственная надежда радзивилловского наследия: с декабря 2020 у палаца есть новые любящие владельцы и целая кампания, развернутая ими для спасения здания и возвращения ему статуса локального культурного центра. Но обо всем по порядку.

В далеком 1773 году Полонечка становится собственностью Мацея Радзивилла (1749–1800). Мацей вырос в богатом Несвиже, обучился у высокообразованных учителей из Западной Европы и исколесил кучу европейских стран, что являлось необходимостью в воспитании представителей знати. В итоге такого становления получился не только государственный деятель ВКЛ и патриот, но и влюбленный в театр поэт, драматург и композитор.

Мацей не только написал две оперы и ряд музыкальных произведений – во время русско-польской войны 1792 года князь пожертвовал фамильные недвижимость и арсенал в пользу войска ВКЛ, а позже участвовал в восстании Костюшко и даровал личную свободу присоединившимся к нему крестьянам. Обеспокоенный радикализацией восстания в 1794 году, он уехал в Галичину, а затем вернулся в Полонечку. Судя по всему, дворец в то время уже существовал и долгие годы являлся творческим хабом, центром общественной и культурной жизни.

После смерти Мацея Радзивилла в 1800 году усадьбой управлял его сын Константин – обеспокоенный заботой об образовании и культуре края этнограф, фольклорист, коллекционер, меценат и министр народного просвещения. При нем дворец в Полонечке оставался известным центром притяжения с огромной библиотекой, архивом и коллекцией произведений искусств.

О многогранности хозяина говорит и то, что, будучи камергером российского императорского двора, он состоял в тайном товариществе «Национальное масонство», руководил литовским филиалом антицарского «Патриотического общества», был арестован по делу декабристов, а в 1863-м заступался за участников восстания перед Муравьевым. Гаротная зямелька.

Вероятно, родившийся в Риме и умерший в Полонечке Константин и привел основное здание дворца к его позднеклассицистскому виду, потрепанную версию которого можно наблюдать сегодня: строгая трехчастная симметричная композиция, сдержанность, отсылки к античности в виде скульптурных голов на четырехгранных колоннах. В некоторых текстах можно встретить утверждение, что бородатые мужчины, глядящие на вас с Полонечковского дворца, – уважаемые древнегреческие философы, но это вряд ли, учитывая то, что все головы выглядят совершенно одинаково. Хотя к этому можно отнестись по-философски.

Внук основателя резиденции – снова Мацей – предпочел Полонечке имение жены в Зегже под Варшавой. Туда же уехала часть ценностей из коллекций. Правнук – Станислав Альберт – сделал очередную реконструкцию усадьбы и оборудовал ее по последнему слову техники начала XX века: снабдил электричеством и паровым отоплением. Но вместе с технологическими революциями пришла пора радикальных изменений и в устройстве мира.

Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции 1917 года, затем локальные и гражданские войны, а после Вторая мировая – дворец в Полонечке дважды горел и разрушался.

После 1945 года княжеская резиденция была отремонтирована и переформатирована под нужды советского общества. Основное здание лишилось части «философов» и фронтона с гербом, а также воздушных галерей – там заложили проемы. Во дворце разместилась школа-интернат, на месте разобранной неоготической оранжереи – котельная, а в партере французского парка – школьный стадион.

С 1945 по 1999 год школа выпустила в мир много учеников – дворец снова служил во благо образования и культуры. Министр народного просвещения Константин Радзивилл наверняка был бы доволен.

На рубеже столетий здание закрыли на капитальный ремонт, но вместо него палац на двадцать лет сдался капитальной энтропии и судьбе. Судьба человеческими руками растащила окна, впустила стихии и довела постройку до аварийного состояния.

Но продолжение у истории счастливое. С конца 2020 года у дворца в Полонечке есть новые хозяева, и они полны энергии и вдохновения спасти историческое здание и организовать на его базе что-то вроде локального культурного центра – с музейными экспозициями и пространствами для выставок и мероприятий. Окунувшимся в историю дворца и его хозяев явно будет чем вдохновляться.

Сегодня все внимание активистов сосредоточено на задачах чуть более актуальных, чем детальное планирование культурного будущего. Их главная задача сейчас – окружить потерпевшего заботой и уходом, спасти от разрушения и запустить процесс реставрации.

Проведенная работа очевидна и дает надежду, что у скульптур больше не будут откалываться носы. Дворец Радзивиллов законсервирован, фундаменты расчищены, проводится инженерное обследование здания, ведутся научные изыскания, и подписан договор на проект реставрации. Местные власти относятся к активистам благожелательно и помогают. А приехав на место, вы найдете не табличку «Частная собственность, проход запрещен», а кьюар-код с виртуальным гидом, потому что стараниями новых владельцев объект уже работает как touristic attraction.

Вдобавок к этому вокруг инициативы «Аднаўленне палацу Радзівілаў у Паланэчцы» развивается целое комьюнити из людей, небезразличных к наследию. Присоединиться к нему можно и в Facebook, и в Instagram. На страничках можно узнать обо всех новостях и победах, о предстоящих волонтерках и субботниках, а также найти симпатичные детали, от которых любое место оживает, становится объемным и раздает тепло.

Например, в локальной топонимике есть «Рыбій луг». Это, если что, поле: «Калісьці тут быў невялікі лужок з азярынай, дзе вадзілася рыба».

А один из Радзивиллов (есть подозрение, что речь о масоне Константине) просил после смерти не нести его к каплице в гробу, а вести под руки, и пока люди исполняли его волю, разверзлись грозой небеса, а как довели, стихли.

А в 1777-м через Полонечку ехал русский писатель Д. Фонвизин: «28 августа приехали обедать в местечко Полонечно, принадлежащее Радзивиллу. Тут мы приняты были очень хорошо в доме самого хозяина. Обед хороший, на серебре, и вина лучшие...» Примечательно, что, доехав до Варшавы, Фонвизин описал свой транзит через территорию нынешней Беларуси следующим пассажем: «Видишь, друг мой сестрица, что мы, проехав больше 900 верст от Смоленска, ничего не ощущали, кроме неприятностей и мучительных беспокойств». Штош.

Посмотрите направо

В нескольких сотнях метров от бывшей резиденции великолитовских князей находится храм, который заставляет сомневаться, что ты на реке Змейка в Барановичском районе. Костел святого Юрия выглядит как романтическая импровизация то ли на швейцарские, то ли на баварские мотивы, и даже сельскохозяйственный ангар на холме не портит впечатления от этой деревянной сказочки.

Католический храм в Полонечке существовал уже вроде как с середины XVIII века. Так как в окрестностях было много униатов, в нем проводились богослужения и восточного, и римско-католического обрядов, и для каждого вида литургии в костеле хранился комплект одежды и посуды. Вот бы все так ладили.

В 1897 году на деньги Станислава Альберта Радзивилла сооружение перестроили (по некоторым источникам – построили с нуля на месте прежнего). Автором проекта был архитектор Константин Войцеховский, увлекавшийся историзмом – использованием в своем творчестве флера и форм исторических стилей. В результате мы и имеем сегодня незаурядное по внешнему виду сооружение, объединившее в себе готические элементы, модерн и традиции деревянного зодчества.

Готическое окно-роза, деревянные контрфорсы, кучерявые переплеты и вместе с тем шатровые крыши и выразительные карнизы, окрашенная в светлый шалевка и выделенный темным декор – все вместе создает нездешнее и даже праздничное настроение.

Если вам встретится добрый человек, который предложит открыть двери и заглянуть внутрь, ни в коем случае не отказывайтесь. Находиться внутри храма не во время богослужения – особое таинство, немного похожее на то, когда в детстве старшие уезжают и оставляют вам дом с недоступными прежде комнатами, и можно там все рассмотреть. Старинный резной алтарь, вековые деревянные скамейки, орган 1897 года с мехом – на случай отключения электричества.

Если повезет, вы даже сможете взять на церковном органе любимый аккорд (до органиста не всегда можно дозвониться). И даже нарушить на пару секунд тишину деревенского дня колокольным звоном, если на спонтанной экскурсии вам решатся продемонстрировать, как звучит колокол, подаренный в 2011 году кем-то из Радзивиллов. Благожелательность – великое дело.

Наверное, если бы виленскому барокко позволили технологии и физика, храмы этой архитектуры утекали бы в небо. Один из симпатичнейших примеров самобытного стиля прячет свои волнистые и волнующие фасады за деревьями бывшего пейзажного парка в деревне Вольно.

На закате существования ВКЛ культовая барочная архитектура радзiмы приобрела свои отличительные особенности. Беспокойные и плавные формы застывали здесь в точеных, устремленных ввысь храмах, созданных по изысканному рецепту самобытной виленской школы.

Ярусная вертикальная композиция, изогнутые плоскости фасадов, обилие декора и скульптур, динамичность и воздушность, две (чаще всего) колокольни. Все это побелить, поставить в красивом месте, и пожалуйста – лучшей рекламы относительно нового христианского течения для изнуренного жизнью в XVIII веке человека сложно представить (говорят, виленское барокко ярче всего воплотилось именно в униатских храмах).

Троицкая церковь в Вольно, построенная при монастыре базилиан и освященная в 1768 году, – одна из ярких униатских построек того времени. Говорят, что ступенчатые контрфорсы нижнего яруса, превращающие сооружение в скульптуру, похожую на космический корабль, заимствованы у соседки – готической жемчужины Ишкольди.

Преемственность здесь вообще весьма наглядна: пришло барокко, вплело в себя немного готики, ушли базилиане, пришло православие – и двухъярусный иконостас в неорусском стиле заслонил собой алтарь со скульптурами ангелов. Не то чтобы консенсус, но мы же верим в лучшее.

Церковь в Вольно не носит в себе грустных меток современности вроде металлочерепицы или окон-дверей из ПВХ и поэтому не теряет ни гордости, ни духа, ни какой-то натуральности и человечности. Рядом с лебединой песней виленского барокко и ВКЛ как-то тихо, медленно и спокойно. Непонятно, лежат ли еще в церкви принесенные прихожанами разномастные ковровые дорожки, от которых внутри по-домашнему трогательно и немного контрастно торжественному и мощному снаружи, – храм открыт только во время редких служб.

Кстати, в вольновской школе при монастыре базилиан учился Рафал Слизень – один из известнейших беларуских скульпторов и медальеров XIX века. Наверное, когда живешь рядом с таким мощным и изысканным храмом (в Вольно находилась семейная резиденция дворянского рода Слизней), легко вдохновиться и посвятить свою жизнь изобразительным искусствам или попросту поиску красоты.

После припрятанных в стороне от больших дорог сокровищ нам предстоит проехать через главные туристические аттракционы и must see родины: дворец Пусловских в Коссово и ружанский дворец Сапег. Они и так воспеты, у всех на виду и на слуху, поэтому погружаться в их истории с головой мы не станем. Но и миновать эти выдающиеся из среды шедевры, не восхитившись, не получится.

Если в последний раз вы были в Коссово в начале 2000-х, когда руины комплекса были не видны из-за деревьев, а единственными проявлениями жизни были волонтеры-энтузиасты, выдирающие кусты из старинных фундаментов и живущие рядом в палатках, то вы очень удивитесь. Величественный, как устремления романтиков XIX века, дворец практически восстановлен – и с его крыльца открывается такая панорама, что начинаешь завидовать Пусловским. Ну или как минимум сотрудникам музея и восстанавливающим здание строителям.

Неоготический красавец стоит на вершине холма и охотно демонстрирует свои зубчатые башни и стрельчатые арки всем желающим. Сегодня его внутренний двор стал парадным – с террасами, спускающимися к дому-музею Тадеуша Костюшко. Всё вместе – и восстановленный дворец богатых хозяйственников, и восстановленная усадьба семьи повстанца и борца за независимости – представляет собой, в общем-то, единый туристический комплекс.

Но вначале была усадьба, где родился и провел детство Тадеуш Костюшко – борец за независимость США и naczelnik (главнокомандующий) польско-литовских сил, сражавшихся в 1794 году против российских войск. В биографии героя можно легко и с восхищением заблудиться: неутомимости, целеустремленности и смелости шляхтича сегодня позавидует любой активист. Мозаики, из которой состояла его жизнь, хватило бы и на парочку исторических персон.

Человек, которому Конгресс США предложил заведовать фейерверками на День независимости в Принстоне, и человек, который ограничил панщину в своих владениях под Жабинкой и из-за этого влез в долги. Человек, который хотел пойти против короля Речи Посполитой, чтобы не допустить капитуляции перед Россией, человек, который требовал социальных реформ сперва у Станислава Августа Понятовского, а затем у Александра I и наверняка потребовал бы их у всех, кто правил позже, но не дожил – всё это один и тот же Костюшко.

В 1821 году, уже после смерти Тадеуша Бонавентуры, коссовское имение вместе с ветхим, пришедшим в запустение фольварком Костюшек выкупил Войцех Пусловский – крепкий хозяйственник, построивший в Коссово фабрику ковров, а в округе – десятки костелов и церквей. Выкупил он его у российского генерала, коих Екатерина II щедро награждала аннексированными землями.

Сказочный замок, уносящий в западноевропейское Средневековье из реалий жизни в Северо-Западном крае Российской империи, появился благодаря сыну Войцеха – Вандалину Пусловскому, промышленнику и ценителю искусств. Он же отреставрировал и домик Костюшко, и есть мнение, что все это – покупка земли у российского генерала, дворец «в духе английской неоготики», а не в популярных тогда в России формах классицизма, а также ремонт родного дома известного бунтаря – часть некого сопротивления.

Заложенный в 1838 году дворец имел не только паровое отопление, но и завидные интерьеры, а в лучшие времена в его зимнем саду даже жил лев. К сожалению, после того как один из наследников Пусловских продал его за карточные долги, Коссовский замок лишь терял.

В Первую мировую резиденция была разграблена и частично разрушена, в межвоенное время служила администрацией староства Коссовского повята и училищем садоводства, в 1939–1941-м ее обжили солдаты Красной армии, после – немецкие, а в 1944-м дворец вместе с домом Костюшко сожгли партизаны. Пожар длился десять дней и добил здание, а Государственный лесной фонд, вступив в права в послевоенные годы, вырубил непонятный старинный парк, заменив его понятными молодыми соснами.

Сегодня, глядя на беленький с розовеньким замок и ухоженную территорию вокруг, не верится, что еще 20 лет назад здесь стояли замусоренные руины. Заплатив символическую сумму, внутрь дворца можно войти и пошастать по восстановленным интерьерам, а при желании – отобедать и даже переночевать.

Совсем рядом находится восстановленная на оригинальном фундаменте усадьба Костюшко, где в атмосфере XVIII века гид поможет узнать что-нибудь новенькое про героизм и патриотизм, ну или про волю к свободе, которой на этих землях, как и несвободе, много столетий.

Дворец в Ружанах виден издалека. У подножья холма, на котором возвышаются руины главного корпуса и выдающейся аркады, хаотично рассыпаны беспретенциозные жилые домики – будто бы для наглядности масштаба. Пару веков назад картинка явно была чище, и от дворца открывался вид на девственные краявiды или парки, а не на шиферные крыши, огороды или мебельную фабрику, но нам ли горевать о чистоте. Именно беспощадный сплав всего не свете, именуемый жизнью, нас и интересует, а не какие-то там рафинированные виды.

Когда проходишь через главную браму и оказываешься в огромном внутреннем дворе комплекса, можно отпустить фантазию и попытаться представить себе, какие вечеринки гремели здесь всего пару веков назад. Влиятельнейший шляхетский род Сапег мог позволить себе что угодно – даже принимать королей со всей свитой и одаривать гостей соболями да рубинами.

Да что там те короли: Альбрехт Станислав Радзивилл (мы уже встречались с ним в украинской Олыке) вспоминал, что во время приема у Сапег для гостей в течение 9 дней были открыты погреба с вином и пивом!

В общем-то, сделал дело – гуляй смело. А Лев Сапега, построивший здесь в начале XVII века дворец, был завидно деятельным человеком. Начав карьеру писарем в Орше, он побывал и воеводой, и великим канцлером (по сути, министром юстиции), и великим гетманом ВКЛ (военным министром и главнокомандующим). Статут Великого княжества Литовского 1588 года, являющийся памятником юридической мысли и беларуской письменности, появился во многом благодаря ему.

Соответствующим влиятельному статусу и богатству строилось и жилье государственного мужа. Собрания книг и картин, мрамор в интерьерах, стукковая лепнина – все, без чего не могла обходиться резиденция знати того времени, в изобилии присутствовало в Ружанском дворце. Непонятно, как там принято сейчас, но в начале XVII века у главнокомандующего Льва Ивановича была коллекция из более чем 3 тысяч книг.

Изначальное здание палаца Сапеги было похоже на крепость, так как имело несколько оборонительных башен. Это не спасло его от череды грабежей и разорений в лихие времена. Гражданская «Домашняя война», во время которой изрядно пострадал дворец в первом воплощении, началась из-за того, что к концу XVII века Сапеги аккумулировали в своих руках слишком много власти, а представители других литовских магнатских родов не хотели этот авторитаризм терпеть.

Проигравшие в битве за влияние, Сапеги немного очухались. В середине XVIII века палац перестроили, а уже в 1770-х затеяли новую глобальную реконструкцию, чтобы спустя два с половиной века нас не переставал впечатлять размах архитектурной мысли и щедрость владельца. Правда, уже в виде руин.

Большой стройкой позднебарочной красоты занимался Александр Михаил Сапега, который, несмотря на серьезные государственные должности, предпочитал политике искусство. Свои пожелания он реализовывал через придворного архитектора с простым беларуским именем Ян Самуэль Беккер. Благодаря тому в Ружанах появился изысканный дворцово-парковый комплекс с собственной триумфальной аркой, бесконечной колоннадой и домиками для серн. А также, что немаловажно, «операхауз» – самый большой на тот момент на территории Беларуси театр: с королевской ложей, школой крепостных актеров и четырьмя десятками музыкантов «при бубнах и трубах».

Недолго музыка играла. Уже в 1786 году под давлением «социально-экономических и политических факторов» князь Александр Сапега был вынужден свернуть проект и сдать роскошный недостроенный ансамбль в аренду текстильщику Лейбе Пиносу – под суконную фабрику. Невероятно, но все накопленные ценности во дворце сохранялись, несмотря на «переоборудование», вплоть до 1832 года, когда имения Сапег конфискуются российскими властями. Традиционно за участие одного из представителей рода – Евстафия – в восстании. Только перечень списков конфискованного имущества составлял тогда три двусторонних листа.

Уже в 1834 году на заросшем травой дворе магнатской резиденции паслись козы, а интерьеры были утрачены благодаря любителям ценного и блестящего. К XX веку дворец пришел уже порядком запущенный, в 1914-м горел, а в 1933-м вернулся наследникам знатного рода. Правда, оставалось всего шесть лет до мировой войны, которая не оставила надежд многим, не то что Ружанской резиденции Сапег.

Сегодня через восстановленную вместе с флигелями браму можно пройтись к руинам главного здания дворца и полюбоваться сквозь величественные аркады небом. Во дворе размером со стадион туристы теряются и фотографируются с милыми сердцу каждого беларуса обломками незнакомого прошлого, пытаясь вместить в объективы королевский масштаб.

В остатках роскоши из осыпающегося кирпича, под табличками «Опасно для жизни» тусуются игривые подростки. Вполне возможно, что кто-нибудь из них может предложить вам рассказать кое-что о дворце совершенно бесплатно. Ну и что, что, скорее всего, это будет коллаж из пары статей в интернете, рассказанный скороговоркой, – не отказывайтесь. Всем нужна любовь.

Центр местечка тоже заслуживает внимания: два храма двух основных направлений христианства, расположенные друг напротив друга, руины синагоги, рядовая застройка. Если, конечно, сочетания ковки с растительным орнаментом и поликарбоната не ранят вашего внутреннего эстета.

С другой стороны, к черту снобизм – возможно, когда-нибудь в учебниках по истории архитектуры Беларуси всё это назовут каким-нибудь пост-рококо, и дело в шляпе. Явления, казалось бы, убийственные для подлинности и аутентичности – тоже часть культуры. Новая подлинность.

Удивительно: родившийся в Подороске археолог и католический миссионер Максимилиан Рылло одним из первых ознакомился с остатками древнего Вавилона и привез в музей Ватикана кусочки добиблейского царства. В Подороске музея пока нет, но мы будем верить в лучшее, ведь 500 лет истории нужно куда-то помещать.

Есть миф, что впервые упомянутый в 1522 году Подороск уже в 1660-м получил Магдебургское право – привилегию, дающую населенному пункту независимость от феодалов. В городах с этим правом начинали действовать органы самоуправления и локальные правила, регулирующие бытие и взаимодействие горожан: ремесленников, торговцев и прочих (кроме почему-то евреев – на них Магдебургское право не распространялось). Сегодня от средневекового Подороска ничего не найти – агрогородок выглядит по-аграрному современным. Но на берегу Зельвянки есть кое-что из нашего общего далекого прошлого.

Изысканный палацык в Подороске был построен Грабовскими в конце XVIII века на месте старинной усадьбы и, покочевав по известным шляхетским фамилиям, перешел к Альжбете Чечот, ставшей впоследствии женой Роману Бохвицу. К концу XIX века новым владельцам удалось организовать здесь образцовое поместье с хозяйством, выдающим всяких спиртов на 14 835 царских рублей.

В начале XX века на благо Бохвицей работали и паровая молотилка, и машина по добыче торфа, а в коровнике мычали 130 коров. Заведовал всем этим уже сын Альжбеты и Романа – отучившийся в Пражской сельхозакадемии Роман Оттон Бохвиц.

В 1939 году, после прихода в Западную Беларусь Советов, он, как и многие представители знатных родов, был арестован и умер в тюрьме Волковыска, а по слухам, был расстрелян и брошен где-то здесь же – в безымянной могиле. Часовня с фамильными захоронениями не сохранилась, а в крипте, руины которой можно попробовать поискать в старом парке, в советское время располагался скотомогильник.

Про Бохвицей мы уже рассказывали, путешествуя в Павлиново и Флорианово. Усадебные дома у них получались на славу и имели запоминающиеся черты, будь то резной неоготический щит из кирпича или похожая на груду древнего замка композиция.

Так и в Подороске: дом с мезонином, построенный в конце XVIII века, получил свою архитектурную изюминку при Романе Бохвице, в конце XIX в. к классически-скучноватому дворянскому дому был пристроен нарядный двухэтажный портик с аркадой и выступающей половинкой ротонды.

После 1944 года (в период оккупации 1941–1944 гг. в здании, судя по всему, располагались представители Вермахта) дворец попробовал себя в новых ролях – в какой-то момент его делили контора колхоза и музыкальная школа. 8 лет, начиная с 2004-го, здание простояло в запустении, а в 2013 году начался длинный путь его восстановления. Усадьба заботливо защищена от ненастий, на территории вокруг очевидны следы реконструкции, но сами работы, видимо, на паузе.

Окрашенное в белый, здание изящным лебедем плывет в зелени парка на берегу водоема в пойме Зельвянки. Наполеон, который, по легенде, останавливался в доме при Грабовских (где он только не останавливался), наверняка оценил бы изысканность его нового образа.

Территория огорожена, и, имея совесть, попасть туда сложновато – придется перебираться через старинный, бережно законсервированный забор. Либо любоваться дворовым фасадом, отражающимся в Зельвянке, и огромной въездной брамой с разорванным антаблементом.

Самое старое здание в деревне – построенный в 1780-х храм. Минималистичный до скупости, он тоже вполне себе музей: униатский, католический, православный, атеистический (при Советах в нем хранилось зерно и удобрение), сейчас – снова православный. Музей с меняющейся экспозицией, ведь ничто не вечно. И внешний вид лучше иметь поскромнее, а стены – понадежнее.

Въездная аллея с мостом через реку Зельвянку, ведущая куда-то сквозь огромные канадские тополя Marilandica, выглядит сказочно и многообещающе, но не обольщайтесь. Табличка на воротах попросит вас воздержаться от посещения и, кажется, пригрозит какой-то там статьей из КоАП. Поэтому, даже если ворота распахнуты и вы видите пейзажный парк с вековыми соснами, а сквозь все это проглядывают романтические контуры усадьбы Сегеней, хорошенько подумайте. Частная собственность – дело такое.

Немного печально, но пока что усадьба Краски не особо ждет любознательных туристов и краеведов. По крайней мере, без приглашения. Поэтому даже на народных офлайн-картах вроде Organic maps объект наследия никак не обозначен.

Но если вам все же удастся выйти на контакт с сегодняшними хозяевами и попасть на территорию реконструируемой усадьбы, симпатичное произведение неоготики в образе рафинированного средневекового замка вас не разочарует.

Свою яркую архитектуру усадебный дом приобрел в начале XX века, когда revival готики продолжал шагать по территории современной Беларуси. Флажок-флюгер над башней говорит про 1905-й. Тогда к изначальному деревянному зданию, возведенному предыдущими владельцами, был пристроен двухэтажный объем с выразительными башнями с кренеляжем (зубчатыми парапетами), а лаконичный ризалит объединил все это в одну асимметричную композицию.

Судя по всему, Сегени, владевшие фольварком Краски до того, как он стал санаторием для чахоточных и ЛТП, были обстоятельными эстетами. Металлическая сетка, которой обернули башню, чтобы по ней вился девичий виноград, придавая образу усадьбы еще большую картинность, говорит о том, что хозяева умели организовать себе красоту и порядок.

По словам местных, Сегени образцово вели хозяйство: усадьба содержалась в идеальной чистоте, в конюшнях были чугунные поилки, в садах – огромные плоды-ягоды. По весне – кадки с кактусами и агавами в парке, в коровничке – 60 молочных коров, которым три раза в день убирали стойла. Рай, через который проезжала на собственной автомашине его хозяйка Ванда.

Все это в печально известные годы Второй мировой закончилось. А с развалом СССР закончился и расположившийся в романтичном замке лечебно-трудовой профилакторий для алкоголиков. До 2009 года здание стояло в запустении, но хорошо сохранилось, так как находится немного в стороне от большого мира и вообще не очень-то заметно в джунглях старого парка.

В 2009 году усадьбу Сегеней выкупил российский предприниматель Вадим Селихов, и началась новейшая история комплекса, которая, как и реконструкция, продолжается по сей день. Еще один объект туристической Волковыщины медленно, но верно проявляется через тщательную реставрацию, и, возможно, скоро можно будет вселиться в обещанный в усадебном доме отель или отведать вина в дегустационном зале ресторана.

Сложно, конечно, представить, чего стоит новым владельцам восстановление спадчыны. Но, учитывая объемы работ, уникальность многих задач, а также необходимость выполнять кучу норм и условий договоров с государством, кажется, что спасать наследие намного тяжелее, чем одеть его в сайдинг или дать развалиться. Даже если у тебя много денег и сердце болит за красоту. Даже если хочешь превратить историю в бизнес и подарить региону редкие вне городов рабочие места.

Кому хочется пожелать удачи, так это усадьбе «Богуденки», которая тихонько стоит на краю городского поселка Порозово. Памятник деревянной архитектуры в свои 150 с лишним выглядит кинематографично ярко, но это кино – про беспощадность времени, тщетность и умирание. Что ж, во всем этом тоже полно особой, драматической красоты.

Название имения, по легенде означающее благодарность богу (по-польски: dzięki Bogu), видимо, таки помогает резному чуду выстоять, но для деревянного здания отсутствие жизни, а следовательно, отопления равносильно медленной мучительной гибели.

Добродушный сторож, который охраняет постройку, на вопрос о хозяине лишь пожимает плечами. Говорит, что какие-то люди, конечно, появлялись, некоторые даже успевали устроить в старинном доме вечеринку, но серьезных работ по восстановлению или консервации того, что есть, так никто и не начал. Кстати, вечеринки здесь продолжаются, и для местных подростков заросший, одичавший усадебный парк – место встреч и свиданий.

Завидный палацык был построен то ли в середине XIX, то ли на рубеже XIX-XX веков. Сведения разнятся, но, судя по всему, возводил его Тадеуш Буттовт-Анджейкович. Тадеуш был богат и даже имел собственное авто, на котором гонял в Варшаву на обед. Вроде как ломаные шатровые крыши, башни-алькежи, кокетливые балюстрады и прочие барочные извивы немного загнали его в долги, но каков результат! Усадебный дом получился таким симпатичным, что даже брутальная котельная, пристроенная в послевоенное время, его не портит. Наоборот, пикантно так получилось, в духе времени.

В 1937 году здание выкупила у владельцев местная гмина, чтобы обустроить в нем больницу, но с 1939-го все изменилось. В войну в бывшей усадьбе жили погорельцы и располагалось немецкое лесничество, а после новая власть таки переоборудовала дом Буттовт-Анджейковичей под больницу, которая действовала до самого 2002 года. Примерно с тех пор более-менее постоянный житель дворца – бусел, что соорудил свое гнездо на одном из дымоходов.

Вряд ли в здании не топят, чтобы не закоптить аиста. Но жаль, что охрана памятника архитектуры не подразумевает мероприятий, сохраняющих его несущие конструкции. Заглянув в окошко, можно увидеть мрачноватый интерьер лечебного учреждения, в котором, говорят, сохранились оригинальные печи.

Что ждет Богуденки дальше, непонятно. Фермерское хозяйство, которому «отдали» усадьбу в 2010-м, нашло инвесторов, среди которых была даже шведская IKEA, но инвесторы, кажется, смутились инвестиционного климата и отвалились. Литовско-французский бизнесмен родом из соседней деревни выкупил здание в 2014-м с желанием организовать в нем «элитный клуб для охотников» и характерной для наших широт обязанностью «ввести объект в хозяйственный оборот». Вроде звучит как счастливый билет в светлое будущее: хотя бы элитные охотники смогли бы тогда наслаждаться игривыми барочными формами. Но что-то явно пошло не так.

В остальном Порозово – бывший центр гончарства, известный уникальной черной керамикой, – выглядит весьма ухоженным. Рядовая застройка чередует в себе эпохи и подходы последних веков. Синагога молчалива, но ухожена – вернее, законсервирована: в ней заколочены окна. Рядом – памятник жертвам нацизма. Небольшая церковь второй половины XIX века эклектична, но мало отличима от многих других церквей, построенных во времена реакции на восстание 1863-го. Аккуратный костел времен классицизма с необычной брамой чуть оттеняет грустную, но гордо заброшенную плебанию. И все это нанизано на улицу Ленина, пересекающую улицу Советскую.

А черной порозовской керамики жаль. Уникальную посуду, получаемую «дымлением» после обжига, здесь вроде бы делать больше некому.

На въезде в Гнезно (не путать с древней столицей Польши – там нет сельсовета!) не пропустите гигантскую хозпостройку – старую конюшню. За ней прячется не только причудливый и нелепый дом рыбака на берегу квадратной лужицы, но и неплохо сохранившаяся усадьба Тарасовичей.

В симпатичном усадебном доме с мезонином и флигелях расположился сельсовет и другие актуальные учреждения: например, в милом игрушечном алькеже с арочными окнами – пункт охраны правопорядка. Малые формы, расположенные во дворе комплекса, конечно, не подыгрывают позднеклассическому облику дворца, зато можно порадоваться за состояние объекта, чуть прищурить глаза и попробовать рассмотреть некую космическую гармонию в том, что есть. Взойти на синий мостик над заболоченным прудом, полюбоваться лядоўняй со смешной шапкой крыши или вечной бутовой кладкой одной из хозпостроек. Главное – оставьте побольше места для восторга от того, что впереди.

В далеком 1524-м на месте языческого капища тогдашние владельцы Гнезно (Ян Шеметович с Эльжбетой из Ильиничей) построили кирпичный храм с метровой толщины стенами. Они старались не зря – переживший различные метаморфозы, войны, пожары и несколько периодов запустения, по-средневековому грозный старичок скоро отметит свое 500-летие. Потоп, Северная война, война 1812-го, пожар 1838 года, когда расплавился даже колокол в башне, – все это костел Св. Михаила Архангела пережил, как и обе мировые.

Храм часто помогал людям укрываться от разных напастей – в его фундаменте можно даже отыскать застрявшее там пушечное ядро. Так вот, пушечное ядро – ерунда по сравнению с состоянием костела в недавнем 1986-м после десятков лет забвения (ну, или существования в качестве склада сельхозпредприятия – есть и такая версия). Тогда он стоял заброшенный, с провалившейся крышей.

Впрочем, сложных готических сводов в нем и не было. Вместо них, как и сейчас, было плоское деревянное перекрытие. Существует мнение, что кальвинисты, в чьем ведении храм был на рубеже XVI-XVII веков, заменили крестовые своды по идейным соображениям – чтобы внутри храма было более светски, что ли, попроще.

Зато снаружи – сплошная уникальность. Долгая тщательная реконструкция, начатая в 1989-м, вернула старинный костел к жизни, и суровая беларуская готика, приукрашенная ренессансными арками и карнизами, сегодня открыта к посещению. Высота главного дверного проема при этом такая, что вы так или иначе уважительно поклонитесь при входе.

В какой-то момент истории в расположенную под храмом древнюю крипту, в которой находила покой местная знать, перестали помещаться новые захоронения. Говорят, был случай, когда пришедшие на смену протестантам католики даже пытались убрать гробы кальвинистов из подземных склепов и заменить их на более правильные, католические, в результате чего повредили алтарь и фундамент. Позже могилы и усыпальницы знати стали устраивать снаружи костела, и теперь там можно найти и Ельских, и Коллупайло, и Тарасовича, чей дворец и сегодня служит на благо сельсовета.

Преемственность, мир и порядок.

Есть ощущение, что почти все, кто подобострастно фотографирует «беларуские Мальдивы», немного подкручивают saturation, чтобы вода выходила побирюзовее. Чтобы выглядело всё как на далеких и труднодоступных островах, привлекательно и оправдывая вот это вот с легким привкусом провинциальной закомплексованности название.

Но даже в своем натуральном виде и без яркого лейбла, эти рукотворные пейзажи самодостаточны и внезапны для местного ландшафта. И могут крепко впечатлить скучающего равнинного жителя. Возможно, не только тем, что здесь поросшие сверху соснами белоснежные террасы обрываются и исчезают в несколько инопланетной, завораживающе-лазурной воде, но и тем, что все эти прелести находятся, в общем-то, в запретной зоне.

Запретные и желанные Мальдивы – серия (пост-)индустриальных объектов, которые досталісь романтичным беларусам от карьероуправления Красносельского завода строительных материалов.

Завод с 1914 года производит всякие нужные материалы и изделия вроде цемента, клинкера и асбестоцементных листов и монструозными карьерными экскаваторами разрабатывает недра Волковыщины на предмет полезных пород. В итоге за сотню лет неутомимого производства в окрестностях г.п. Красносельский сформировалась огромная живописная песочница из заросших холмов и затопленных меловых карьеров. Песочница, сквозь которую носятся огромные БЕЛАЗы, рассыпая меловую пыль по округе, осыпая ею, как мукой, дома, деревья и всех, кто встретился на пути.

Несмотря на то что райские места, которые так нравятся туристам-дикарям, льнущим к голубой воде, – дело техники (ведь это всего-то вовремя не рекультивированные карьеры), это ничуть их не портит. Если вам повезет и вы не застанете там шашлычный дым и громкую музыку, есть шанс провалиться в медитативные созерцания воды с растворенными солями кальция или в философствования на тему природы 2.0. А может, и на другие темы, особенно если наткнетесь на выцветший венок на каком-нибудь дереве у обрыва.

Можно сказать, что заводу «Красносельскстройматериалы» удалось без отрыва от основной деятельности, считай случайно, реализовать гигантский проект по преобразованию окружающего ландшафта в клевую рекреационную зону. Осталось только его осмыслить и завершить, потому что, к сожалению, не все отдыхающие справляются с обрывами, топким дном и тремя десятками метров глубины без инфраструктуры и спасателей.

Затопленных карьеров под Красносельском много, и есть такие, которые за давностью стали обычными озерами: берега их осели, заросли, а воды наполнились рыбой. Это, конечно, скукота. Зато желанные меловые обрывы охраняются силами предприятия, и подъехать на автомобиле к ним сложно – особенно если вы следуете предписаниям дорожных знаков.

Вроде как в планы местных властей и завода входит создание какой-то туристической инфраструктуры вокруг линз карьеров. А пока что запрещающие таблички и взорванные подъездные пути как могут оберегают дичающие постиндустриальные озера и туристов друг от друга.

После тиши и благолепия опасного и прекрасного рукотворного ландшафта самое то прокатиться через городской поселок Красносельский – глянуть на производственные мощности, к которым мчат самосвалы со шлейфами пыли. Индустриальные сооружения огромных заводов имеют свой шарм. Известковый и цементный выглядят как на картинках про колонизацию других планет. А цеха старого производства, которые сейчас в процессе демонтажа, похожи на вымерший город из какой-то ретро-футуристической антиутопии. Как говорится, инджой.

Немножко в стороне от завода-гиганта, на берегу одноименной реки, находится весьма уютное и старомодное местечко Россь, в которое тоже можно заглянуть. Поводов для этого много.

Например, приятный и по-местечковому тихий центр с культурными наслоениями и кодами последних двухсот лет. Скверик, в котором пьют вино смуглые мужчины на фоне пятиконечной звезды-клумбы и рядовой застройки времен межвоенной Польши. Синагога, ставшая магазином «Хит!», с беспощадной металлочерепицей и печеньками на баннере. Дом садовника, от которого веет доброй сказкой. Церковь начала XX века в псевдорусском стиле и костел начала XIX, построенный по канонам классицизма. В общем-то, типичная многослойность беларуского культурного ландшафта, в котором вроде всему есть место, но не всегда удобное.

Всё не перелюбишь, поэтому Волковыск, как и Зельву, мы вам предложим изучить самостоятельно. Но что точно нельзя упускать, раз уж нас занесло в эти богатые на аутентичную архитектуру края, так это церковь Святого Михаила в Сынковичах.

Ее можно и не заметить: она находится в стороне от большой дороги, старинным замочком возникая за далеким холмом. На подъезде к храму бывшая винокурня и что-то вроде огромного коровника продолжают скрывать сокровище, но стоит быть настойчивее и не сдаваться. Уже за поворотом раскроется шедевр беларуской культовой архитектуры. Чуждая архаичной красоте старого храма блестящая колокольня, восстановленная на деньги российских спонсоров, конечно, немного отвлекает, но с XIX века она тоже часть ансамбля.

Культурная многослойность и сложность тутэйшага существования, кажется, воплощены здесь в камне. Диковинная и самобытная, трогательная и скромная, суровая и недоверчивая, но какая-то очень живая церковь посреди беларуского нигде – памятник мировой архитектуры. Готика с чертами романской, византийско-русской архитектуры и ренессанса. Крепость с восьмиконечными крестами и бойницами, чтобы отбиваться от врагов. Немного асимметричная из-за несовершенства измерительных инструментов церковь оборонного типа, которой с полтысячелетия. Бывший зерносклад и овощехранилище.

Предположительно храм построен в первой половине XVI века – то ли на деньги Боны Сфорцы, то ли на грант гетмана Острожского, точных данных вроде как нет. Зато есть легенды:

• что объект уж точно появился не позднее 1460 года, потому что под полом нашли колокол с этой датой;
• что Сынковичская церковь – перестроенный Витовтом в 1407-м прусский замок;
• что исследователи находили под слоем штукатурки надписи еще XII–XIV веков (причем что-то нелестное про Ольгерда).

Так или иначе, перед нами – одна из древнейших православных церквей Беларуси, два века бывшая униатской (о чем инфостенд на двери тоже отзывается нелестно).

Наверное, во время богослужений здесь многолюдно и не так спокойно – зато тогда церковь открыта, и можно пробраться внутрь, чтобы повосторгаться изящными древними сводами.

Впрочем, и снаружи можно долго гулять и рассматривать: аутентичную гонтовую крышу, испещренный нишами щит фронтона, карниз из бойниц-машикулей (таких, чтобы шпулять стрелами в тех, кто околачивается внизу), аркатурный пояс – все это взвешенное, продуманное великолепие, которое превращает фасады храма в каменный рушник с зашифрованным посланием.

Переживший полтысячелетия и восстановленный из овощехранилища храм выглядит удивительно бодрым, за что можно поблагодарить настоятеля церкви и всех причастных к его реконструкции. Реставрацией интерьеров православной святыни занимался известный беларуский художник Алесь Пушкин. Алесь Пушкин умер в тюрьме.

Интересных объектов и локаций в западной части Беларуси очень много, а мы одни, поэтому часть припрятанной красоты мы укажем лишь в качестве дополнений к основному маршруту. Это ничуть не значит, что они менее интересны, это значит лишь то, что перед вами открытый мир с кучей возможностей, и только вам выбирать, куда направлять свой фокус.

Так, после Вольно можно отправиться в сторону Дятлова. Этот крюк стоит того, если вы хотите посмотреть на разрушающую каноны треугольную церковь в Большой Своротве. Или на восхитительный неоренессансный костел в деревне Дворец. Или, на худой конец, на кусок ледника.

Не менее стоящий пункт в этом крюке – само Дятлово, где можно повздыхать по уютной рядовой застройке или навестить дворец Радзивиллов, построенный в 1751 году и проданный российскому бизнесмену за 100 рублей. Стоит симпатяга с морскими раковинами на фасаде прямо рядом с Дятловской районной больницей.

Если вы неўтаймавальны буслік, от Порозово в Гнезно можно прокатиться через Свислочь и Большую Берестовицу.

В Свислочи можно посмотреть на правый флигель бывшей Свислочской гимназии, где учился Кастусь Калиновский. Не смущайтесь только грустных младенцев на руках родителей, глазеющих на вас из окон за нарядным белоколонным портиком, – в здании сейчас больница.

А в Большой Берестовице на центральной площади гордо и безмолвно стоит огромная груда старажытнага костела кармелитов. Примерно триста лет возраста на нем здорово сказались, а мебельный магазин, расположенный в костеле в конце 1980-х, стал причиной пожара, после которого у него нет крыши.

После Гнезно можно проведать еще два ярких сооружения, расположенных совсем рядом. Это высоченный (один из самых высоких в Беларуси) и торжественный Троицкий храм в Шиловичах и необычной архитектуры костел в Мстибово, где адепты неоготики, кажется, весьма смело поиграли с формами.

От Росси рукой подать до Волпы и Репли. За этими игривыми названиями – снова чудеса культовой архитектуры!

В Волпе – лаконичный, но очень утонченный и изысканный в своей простоте и графичности деревянный костел Иоанна Крестителя (к нему хочется по-северному уважительно и по-южному фамильярно прижаться). Очень контрастной по отношению к выдержанному двухсотлетнему старику выглядит местная православная церковь, построенная в 2003-м.

В Репле – шикарная неоготика напротив ядовито-зеленого гастронома и загадочной формы усыпальница Глязеров, бывших местных землевладельцев.

На обратном пути можно заехать в богатый на наследие Слоним. Фрагмент канала Огинского, реконструированная, отчего немного пластиковая, центральная площадь, старая городская застройка, монастырь бернардинцев со старым костелом и огромная синагога 1642 года постройки. В общем, слишком много, чтобы не залипнуть там на полдня, особенно учитывая, что в бывшем предместье, в Альбертине, есть неплохо сохранившаяся усадьба Пусловских. Одна красочная скульптура футболиста на фоне флигеля чего стоит – что уж говорить о бледно-зеленом усадебном доме со спящими на крыльце львами или о завидной конюшне.

Дорога

Ничего сверхъестественного в дорогах этого маршрута нет, кроме, конечно, того, что они красивые. Везде можно уверенно проехать на легковом автомобиле, и даже грунтовки, которые встречаются на пути, дружелюбные. Путешествуя вокруг Красносельска, следите за дорожными знаками – можно часто встретить «Движение запрещено», и там оно действительно запрещено. Несущийся из-за угла БЕЛАЗ пояснит почему.

В целом, даже не отвлекаясь от основной траектории на Дятловское рококо или Волпу с Реплей, у вас вряд ли получится охватить всё за один световой день. Поэтому придется либо выкроить пару деньков и неспешно потребить все описанные жемчужинки, либо выбрать приоритеты и импровизировать. Свободка!

Еда

Error 404 и терра инкогнита, хотя в городах побольше есть с чем поэкспериментировать. Суши-бар «Капибара» или пиццерия «Венеция» в Слониме, кафе-паб «Росинка» или фирменный магазин мясокомбината «Пятачок» в Волковысске – так или иначе, с голода вы не умрете. Не отказывайте себе в том, чтобы наведываться и в одинокие сельпо в деревнях – там часто бывает вкусный хлеб из малюсеньких местных хлебозаводов.

Ночлег

Раз уж это и так далекая даль и край земли, можно разбить маршрут на две половинки и наградить себя ночевкой в Гродно. Тогда к вашим услугам куча вариантов в самых разных диапазонах комфорта и цены, но и опасность застрять в одном из самых красивых и насыщенных памятниками архитектуры городов Беларуси.

Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.