«Наш папа уже не вернется, его сожгли». Каково это – потерять всю семью и даже собственного сына

«Наш папа уже не вернется, его сожгли». Каково это – потерять всю семью и даже собственного сына
Ларисе Павловне 89 лет. За это время она похоронила практически всю семью, включая родного сына. Они остались только на фотографиях в семейном альбоме. Свою историю Лариса Павловна рассказала журналистке CityDog.by Дарье Трайден.

Ларисе Павловне 89 лет. За это время она похоронила практически всю семью, включая родного сына. Они остались только на фотографиях в семейном альбоме. Свою историю Лариса Павловна рассказала журналистке CityDog.by Дарье Трайден.

Впервые этот материал был опубликован на страницах CityDog.io в апреле 2018 года.

Лариса Павловна c мамой, предположительно 1946 год.

«Это мама, это папа, это мой брат – мы близнецы. Всех их уже нет»

– Мне было 11 лет, – Лариса Павловна хорошо помнит начало войны. – 1941 год, объявили по радио, чтобы никому и никуда, чтобы все сидели на своих рабочих местах. Рядом с нами жила какая-то дама из обкома партии. И вот она приехала на грузовике, сложила туда вещи, посадила ребенка и умчалась. Тогда папа сказал: «Пора и нам уходить».

Бабушке был 81 год, она наотрез отказалась сниматься с места. А мы пошли. Шли по Могилевскому шоссе, дошли до Лошицы, переночевали там и двинули дальше.

Все это время Минск бомбили. За спиной напуганных беглецов горел город. Лариса Павловна с семьей уже знали, что Минск заняли немцы.

– И вот мы подходим к речке... Ой, страшно вспоминать. Подходим к речке, и папа говорит маме: «Мне возвращаться в город нельзя, я директор советской школы – тут же расстреляют. Давай топиться». Мама его очень любила, говорит: «Давай».

Мы с братом бросились к ним, стали на колени, просим: «Папочка, мамочка, не оставляйте нас одних». Они поразмышляли – и пошли обратно в Минск.

Лариса Павловна, 6 лет.

– Я знаю, знаю, что это диктофон. Я же не простая старушка, – улыбается Лариса Павловна и подвигает ближе тяжелые альбомы с плотными картонными страницами. – Это мама, это папа, это мой брат – мы близнецы. Всех их уже нет, – спокойно перечисляет свои потери женщина.

Лариса Павловна Шелкановцева со своим братом-близнецом и родителями.

«Отец никогда не рассказывал о своем детстве»

Лариса Павловна Шелкановцева родилась в 1929 году в Минске. Она минчанка в третьем поколении: ее дедушка переехал из России и остался, найдя тут работу и любовь. Именно с дедушки начинается семейная память Шелкановцевых.

Про дедушку Лариса Павловна знает мало – раньше детей предпочитали не посвящать в детали семейных перипетий.

– Его звали Лев Степанович Шелкановцев. Он был известным адвокатом и когда брался за дело – а к нему обращались высокопоставленные лица, – то всегда выигрывал. Дедушка умер очень рано, в 40 лет: у него был диабет, а диабет тогда не лечился. Похоронили на Сторожевском кладбище, мы с папой ездили смотреть на его могилу, пока кладбище не исчезло. И фотографий его не осталось, – с сожалением говорит Лариса Павловна.

Бабушка – Марья Григорьевна Григорьева – родилась в Чернигове, но переехала в Минск, где стала белошвейкой. Умерла 3 марта 1943 года в Минске.

– Бабушка такая певучая была, такая красивая. Дед, когда ее увидел, сразу влюбился. Женился на ней, несмотря на разницу в социальном положении. И сразу дети пошли, бабушка была дома и за ними смотрела – дворянская семья, никто из женщин не работал. Дедушка ее обеспечивал. Не знаю, как она выживала, когда он умер. Пенсия у нее была очень маленькая, поэтому мой папа в 15 лет начал работать репетитором. Но он никогда не рассказывал мне о своем детстве, – Лариса Павловна показывает фотографии начала прошлого века.

Павел Львович в детстве.

Павел Львович с братом Владимиром и сестрой Анастасией (всего в семье было пятеро детей). Павел Львович, первенец Шелкановцевых, родился приблизительно в 1890 году.

Павел Львович в молодости.

Он же с братьями Владимиром и Николаем.

Павел Львович в гимназической форме.

В Первую мировую войну Павел Львович был офицером царской армии, получил ранение на фронте. Во время гражданской войны отец Ларисы Павловны также служил – но никогда не рассказывал семье о том, чью сторону занял.

Павел Львович в мундире унтер-офицера царской армии.

– Я не знаю, где во время гражданской войны был папа. Вот фотографии в форме, но что к чему… Не разбираюсь я в этих чинах, – признается Лариса Павловна. У нее остались отцовские стихи тех лет. Подписи к ним свидетельствуют о том, что Павлу Львовичу привелось много путешествовать. В 1919 году он был и в Минске, и в Одессе, которая в тот год чуть ли не каждый месяц переходила из рук в руки: то Антанта, то большевики, то деникинцы. Кому конкретно в то время симпатизировал тридцатилетний гуманитарий, в чем сомневался и на что надеялся – мы уже никогда не узнаем. Даже личному дневнику со стихами Павел Львович не доверял такие тайны. Оно и понятно – в те времена ставили не «дизлайк», а сразу к стенке.

Стихотворение 1919 года про «Бълоруссію» простое по форме, но задевает актуальностью, тонкостью передачи атмосферы – строки «и словно на Пинском болоте, теряется в ней человек» звучат едва ли не как макабрическое предисловие к «Шабанам» Альгерда Бахаревича.

– Дедушка был русский, а папа родился уже здесь, белорус. И я белоруска, и брат белорус. Все мы белорусы, – Лариса Павловна с улыбкой переворачивает альбомную страницу.

Павел Львович Шелкановцев, директор школы.

После революции Павел Львович приехал в Минск, преподавал русский и белорусский языки. Скоро стал директором школы: сначала средней школы в Гатово, потом – минской школы номер 35 на улице Осоавиахимовской. В Гатово он знакомится с молодой (у них было 14 лет разницы) учительницей начальных классов Антониной Андреевной.

Пять лет они работали бок о бок, а в 1928 году поженились. Это был не первый брак отца Ларисы Павловны.

– До нас у отца была другая семья, двое детей. Жили они в Тамбове. Не знаю, что у них там случилось, да и не мое это дело. Мама, может, и знала, но детей в такое не посвящали.

Мама нашей героини – Антонина Андреевна Гурская – была из бедной крестьянской семьи. Родилась в 1903 году в деревне Свинка (теперь Березовка) в Бобруйском районе.

Мать Антонины, бабушка Ларисы Павловны.

 
Семейный Альбом. Шелкановцевы.

Драматичная история одной минской семьи. Совместный проект Blog-Tv Trixter и CityDog.by - Журнал о Минске.

Опубликовано Blog-Tv Trixter 9 апреля 2018 г.

На основе фотоальбома семьи Шелкановцевых проект Blog-Tv Trixter сделал короткий видеоролик, в котором попытался представить сто лет Шелкановцевых в контексте исторических событий.

Дети никогда не сидели за одним столом со взрослыми

В семье матери Ларисы Павловны было много детей, но училась только она, любимая младшая дочь Антонина. Отец долго не решался отпускать ее в гимназию.

– Но она была такая способная, так хотела. Рассказывала: «Я ложусь на печку – и молюсь, молюсь, чтобы он меня отпустил. И слышу – запряг лошадь». Отвез ее в Несвиж, там мама окончила гимназию и получила право учительствовать. Позже она окончила еще и педучилище имени Крупской в Минске – накануне войны успела получить аттестат, – рассказывает Лариса Павловна.

Кстати, писатель Илья Данилович Гурский, в честь которого названа минская улица, – далекий родственник матери Ларисы Павловны. Когда мать была жива, он время от времени заходил к семье Шелкановцевых.

На этой фотографии Антонине Андреевне 25 лет.

Об отношениях в семье Лариса Павловна рассказывает немного, но в ее словах чувствуется нежность.

– Мама всегда говорила, что папа красавец, а она, мол, некрасивая, – говорит Лариса Павловна, улыбаясь так, как улыбалась, наверное, и ее мама, произнося эту лукавую фразу: по фотографиям из семейного альбома ясно, что Антонина Андреевна притягивала восхищенные взгляды (а в муже и вовсе будила фотохудожника с уклоном в легкую утреннюю эротику).

Антонина Андреевна в молодости.

Лариса Павловна помнит, как некоторые семейные традиции передавались из поколения в поколение. Например, не сидеть за одним столом со взрослыми. Отец Ларисы Павловны вырос в дворянской семье, а там такое не принято. Даже в праздники у детей был отдельный стол.

Поскольку дедушка Ларисы Павловны был дворянином, ее отец был вынужден всю жизнь скрывать свое происхождение. Павла Львовича дважды арестовывали, и если в 1930 году его быстро отпустили, то позже он попал в лапы НКВД куда серьезнее.

Павел Львович, отец Ларисы Павловны Шелкановцевой.

Отца девять месяцев держали в тюрьме, но отпустили

– В 1938 году его все же посадили как врага народа. Только в августе 1939-го, когда к власти пришел Берия, выпустили. Мама очень добивалась его освобождения, ходила всюду к начальству. Спрашивала, когда можно будет принести передачи. Ей ответили: «Не нужно никаких передач, скоро он будет дома». И, что удивительно, действительно отпустили.

Павел Львович после выхода из тюрьмы НКВД (1939 год).

– Но он вышел больным, седым. Никому не рассказывал, что с ним делали. По улице Свердлова была тюрьма, там их держали девять месяцев. Отбили все на свете – но никого не выдал, – вспоминает Лариса Павловна.

Маленькая Лариса Павловна с братом, мамой и тетей на крыльце дома в Гатово.

Лариса Павловна хорошо помнит день, когда отец вернулся домой, и ту радость, которой его встретили, – причем рады были не только члены семьи.

– Мы жили по Осоавиахимовской улице (это около Авиационного переулка и Чкалова, теперь ее уже нет). Там, возле школы (теперь она первая, а до войны была восемнадцатая), рос дуб. И когда ребята увидели, что Павел Львович, директор школы, вернулся из тюрьмы, они прервали занятия, залезли на этот дуб, бросали вверх шапки и кричали «ура».

Эта сцена так ярко стоит перед глазами, словно я никогда не была старой.

После освобождения из тюрьмы и реабилитации Павел Львович уже не занимал руководящих должностей – перешел в сельхозтехникум в Курасовщине простым преподавателем.

– А тогда же Курасовщина была так далеко! Помню, как за папой приезжал извозчик, забирал его и еще одного педагога – и вез, накрыв кожухом, – смеется Лариса Павловна.

Семья Шелкановцевых в парке Челюскинцев (1936 год).

После ареста пострадала не только карьера отца. Изменилась вся жизнь семьи Шелкановцевых. Как семье врага народа от всей квартиры им оставили только одну комнатку, в которой они ютились после 1938 года.

– Мама тогда тоже потеряла работу. До событий 1938 года она занималась с умственно отсталыми детьми в папиной школе. Ей было тяжело: они ходили под себя, падали в обморок. Очень тяжелые дети, но надо было их как-то обучать.

Когда папу арестовали, всех этих детей вышвырнули, никто с ними не занимался. Мама раньше часто просила папу, мол, освободи меня от этой работы, так мне трудно, так трудно – но сама не уходила. И вот как потом все вышло.

Антонина Андреевна, мама Ларисы Павловны.

У Ларисы Павловны самые теплые воспоминания об отце.

– Папа оставил по себе добрую память – как директор и как педагог. После смерти к нам домой приходили его ученики, благодарили за то, каким он был. Его знали как интеллигентного и образованного человека. В войну все соседи шли к папе за помощью и советом, даже лечить их просили.

Как-то пришел мальчик с обожженными ногами – это немцы разбросали горящие поленья вокруг дома, чтобы никто не подходил, а он все равно полез. Так папа ему эти ноги долго лечил, хотя врачом не был.

Лариса Павловна с братом.

Лариса Павловна перелистывает страницу, показывает детские фотографии – последние предвоенные. Снова переходит к 1941 году, с которого мы начали разговор. Лариса Павловна хорошо помнит, как вместе с родителями возвращалась в занятый немцами Минск.

Не доходя до города, семья наткнулась на фашистский патруль, и Шелкановцевых отправили в фильтрационный лагерь. Мужчин содержали отдельно, женщин и детей – отдельно.

Некоторое время Лариса Павловна ничего не знала о судьбе отца: ее, брата и маму выпустили через неделю, а Павла Львовича продержали дольше. Немцы узнали, что он учитель, бывший директор школы и знает немецкий язык. Стали предлагать работать в немецкой управе.

Друзья учителя, уже включенные в подпольное движение, попросили согласиться: работа в управе открывала доступ к ценным сведениям, которые могли сыграть роль в деле освобождения страны.

Павел Львович работал в управе и передавал информацию подпольщикам, пока его не стали подозревать. Почувствовав угрозу, Павел Львович оставил должность. Лариса Павловна узнала о работе отца не сразу.

– Я узнала о подполье и о том, что делал отец, уже после войны – нас, детей, к такой информации не подпускали. Когда стали взрослее, мама уже стала рассказывать. И я потом делала официальные запросы.

Мама и брат Ларисы Павловны перед войной.

С продуктами было плохо – и в войну, и до войны

Лариса Павловна хорошо помнит, как семья выживала в голодные военные годы.

– С продуктами было плохо – и в войну, и до войны, вообще всегда. Но у нас иногда бывали хорошие талоны, потому что папа занимался с детьми партийного руководства. Во время войны мы уже просто голодали, никаких пайков не было.

В начале войны папа еще работал в управе, а потом уже сидел без работы. И мы с мамой пекли бисквитные пирожные и ходили продавать на Суражский рынок, чтобы немного заработать. Но худшее было впереди.

6 апреля 1944 года за отцом пришли. Павла Львовича и еще троих подпольщиков выдала их связная.

– Когда ее маме-старушке сказали, что ее дочь приехала в машине с гестаповцами забирать моего отца, она бросилась к нам, эта старенькая женщина, кричит ей: «Рая, зачем ты это сделала?» А та показывает на попу и говорит: «Били». Она не выдержала. И эти люди погибли, и она тоже, – Лариса Павловна замолкает, но потом возвращается к истории ареста отца. – Папа знал, что не вернется. Когда его забирали, мама подала ему хорошее новое пальто. Он сказал: «Нет». И взял свое дряхлое, дырявенькое. Так и ушел. На него даже наручники надели. Попрощаться не разрешили.

Павел Львович, 30-е годы ХХ века.

Гестаповцы увели отца в тюрьму, а семью повезли в Тростенецкий лагерь смерти. Но по дороге решили не возиться: велели рядовому расстрелять всех в придорожном лесочке.

– Мама рванула на себе рубаху, как закричит на этого: «Стреляй, фашист!» Он так опешил. Выстрелил в воздух – и показывает рукой, мол, бегите, шнелле, шнелле. Мы бежали в ожидании того, что нас настигнет пуля. Но ничего, добежали до леса, скрылись. Мама своей храбростью спасла нас, детей. И хороший немец попался. Может, он своих детей вспомнил.

Три дня Антонина Александровна с детьми провела в лесу, но потом пришлось на свой страх и риск возвращаться в Минск. Первое время их приютили на Грушевке, а затем они осторожно перебрались в родной дом.

Последние весточки от отца Шелкановцевы получали через бывших учеников Павла Львовича, которые пошли работать в полицию.

– Может, они не только были полицаями, но и боролись, – предполагает Лариса Павловна. – Все папины записки я храню, никому не отдаю, хоть там уже и трудно что-то прочитать.

В записках из концлагеря были в основном незначительные бытовые просьбы. Только о выдавшей их женщине Павел Львович пишет многословно и почему-то называет ее «человечище» – сложно сказать, какие эмоции скрывались за этим словом.

Останемся живы – значит, останемся. Ну, мы и остались

Фронт стремительно приближался. Эти дни Лариса Павловна вспоминает с ужасом.

– Ой, как Минск бомбили! Уже наши. В блиндаж нас не пустили, мы прятались дома, и я от каждого взрыва подскакивала на полметра: так было страшно, так хотелось жить! Мама меня с одной стороны держала, брат – с другой. Он посмелее был, а я – трусиха. Мама тогда сказала: «Дети, нам некуда идти, будем тут. Останемся живы – значит, останемся». Ну, мы и остались.

Страшная бомбежка была не последним испытанием – вскоре они узнали, что 30 июня в Тростенецком лагере сожгли их отца.

Лариса Павловна рассказывает, что известие об освобождении вызвало сложные чувства.

– Ночью загрохотали танки, люди стали смотреть – а это красные звезды, наши, все повыскакивали, закричали, это была такая радость. И в то же время и такая боль, такая тоска – наш папа уже не вернется, его сожгли. Я к нему была очень привязана. Мы потом столько ходили в Тростенец, искали его – а там еще дымились эти трупы. В одну из тех ночей он мне приснился и говорит. «Доченька моя дорогая, не ищите меня. Я в третьей могиле, но вы не найдете». Мы ходили, ходили, и действительно без толку – как понять, где там третья?

Лариса Павловна в 1945 году.

Антонина Андреевна после войны.

«Ну, за то, что вы учили меня, спасибо. А в остальном...»

После освобождения Минска семью ждал еще один удар. Подлый. Бывший мамин ученик, которого приютили из милосердия, оформил на себя одну из двух комнат и превратил в ад жизни тех, кто пытался ему помочь.

– Была бы там благодарность – так нет. Женька маме, своей первой учительнице, еще гадости всякие делал. Счетчик, например, был с его стороны, так он, когда уходил, выкручивал пробки, чтобы мы без света оставались. А маме нужно тетради проверять. При свечах приходилось. А он еще говорил: «Ну, за то что вы учили меня, спасибо. А в остальном...»

Потом, когда привел свою девочку, стало вообще невыносимо. Натерпелись мы за свое желание помочь людям. Только через 22 года, когда они выехали, брат сходил в исполком и там добился вернуть нам комнату.

Лариса Павловна после войны.

Семья Шелкановцевых.

Но жизнь постепенно налаживалась. Антонина Андреевна смогла дать детям хорошее образование: брат Ларисы Павловны стал ведущим конструктором в области машиностроения, работал на МАЗе. Лариса Павловна окончила химфак и всю жизнь проработала в лаборатории катализаторов института химии при Академии наук. Лаборатория была важной точкой на карте науки БССР: тесно сотрудничала с нефтеперерабатывающим заводом в Новополоцке, химзаводом «Азот» в Гродно и прочими химическими предприятиями.

Первый курс химфака БГУ, 1949 год.

Выпускной курс.

Лариса Павловна на рабочем месте.

В 1953-м Лариса Павловна вышла замуж за Владимира Ивановича Ширинского, своего друга детства.

– Сестра его потом еще шутила, что мы влюблены с пеленок. И когда он мне предложение делал, то пришел домой и сказал: «Мамочка, это мой друг, и я хочу на ней жениться».

Лариса Павловна с мужем Владимиром.

Они же в скверике БГУ.

Муж был архитектором: окончил сначала архитектурный техникум, а потом политехнический институт. Участвовал в восстановлении Минска, занимался жилыми зданиями в районе Юбилейной площади. Работал с пленными немцами.

– Я даже с ними общалась – хорошие были хлопцы, не все же были гестаповцы там, – говорит Лариса Павловна.

Несмотря на хорошую работу, Лариса Павловна не купалась в деньгах. Женщина вспоминает, что даже защиту диссертации не отмечала: не было на что. Только спустя годы быт стал менее тяжелым: семья перебралась в так называемый генеральский дом на Куйбышева, а в 70-е – в хрущевку на Калиновского.

Радость обретения домашнего уюта прервалась похоронами: в 1975 году умирает Антонина Андреевна, мать Ларисы Павловны, которая храбростью и любовью спасала мужа и детей то от НКВД, то от фашистских солдат.

Антонина Павловна в своем уголке.

Застолье в старой комнатке на Чкалова.

Первомай отмечали всем домом.

Дальше все как у обычных советских людей. Работа, восьмое марта на работе, защита чьих-то диссертаций, на которые надевали все самое лучшее… Большой мир, большая история больше не касались своими убийственными пальцами этой женщины. Разве что косвенно: муж Ларисы Павловны фотографировался на фоне теплохода «Адмирал Нахимов». Того самого, который в августе 1986-го затонет после столкновения с сухогрузом и унесет с собой жизни почти пятисот человек.

И родственники время от времени напоминали о том, как обманчиво спокойствие советской жизни.

– Это Борис Гаврилович Брежнев, дядя Владимира по линии матери, ученый-физик. Он работал вместе с Сахаровым, стоял у истоков создания водородной бомбы. А вот его жена Неонила Евгеньевна Брежнева, тоже ученая, химик. У них не было детей, жили только наукой. Они в Москве были, засекречены, мы до них не дозванивались, – вспоминает Лариса Павловна, перелистывая альбом. Одеты засекреченные ученые по тем временам очень хорошо и выглядят совсем не советскими людьми.

Засекреченные ученые.

Лариса Павловна показывает последние фотографии: «Это мой сын Игорь, заядлый охотник. И рыбалку любил».

Лариса Павловна с сыном.

Лариса Павловна с мужем и сыном, первая половина 50-х.

Отец и сын.

Сын Ларисы Павловны погиб в 1998 году на Вяче. Рыбачил на берегу, увидел, как переворачивается лодка с тремя подростками. Спас их, но сам не выплыл.

Лариса Павловна закрывает альбом, в котором почти нет живых людей. Спрашивает, не заварить ли чаю. Ее голос звучит так же ровно и спокойно, как и в самом начале рассказа.

 

За помощь в подготовке материала благодарим Александра Долговского, историка, референта Исторической мастерской им. Леонида Левина.

 

Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.

Фото: CityDog.by, из архива героини

Еще по этой теме:
Люди подземелья: 26 жителей Минска погребли себя заживо в подвале дома, чтобы остаться в живых
«Я всегда боялась засыпать». История дочери алкоголика, которая спасала его от эпилептических припадков
«Взяла тачку для продуктов и повезла дедушку хоронить». Минчанка рассказывает про детство в оккупированном городе
поделиться