«Свои комплексы можно обтесать, когда скажешь другому, что он дурак». Почему мы так друг друга не любим

«Свои комплексы можно обтесать, когда скажешь другому, что он дурак». Почему мы так друг друга не любим
Сергей Кравченко, архитектор и музыкант трио Port Mone, размышляет, почему мы не хотим слышать голоса других. Или не можем? Или все-таки не умеем?

Сергей Кравченко, архитектор и музыкант трио Port Mone, размышляет, почему мы не хотим слышать голоса других. Или не можем? Или все-таки не умеем?

 

Почему мы так болезненно реагируем на ПРОЯВЛЕНИЯ ДРУГ ДРУГА

Свой голос есть у каждого – и это вовсе не про исправно функционирующий речевой аппарат. Это про трансляцию себя через действия. Голос – это присутствие.

Голос человека может быть никому не слышным, и тогда ему может быть одиноко, ведь никто не отзывается. Голос может быть сильнее самого человека, и тогда у него нет выбора, кроме как звучать. Громкость голоса и его слышимость может быть не важной для его обладателя, и тогда можно говорить о спокойствии и мудрости, о звучании без слушателя, о религиозном опыте созидания без ожиданий. Но это – редкость не меньшая, чем альтруизм.

В основном человек следит за эхом, за отражением, за реакцией среды на свой голос, на свое дело, на себя. Почти каждый нуждается в отзывах, в реакции окружения. И нуждается он вовсе даже не в похвале и поощрении, а в уважении и принятии. Иногда – в признании собственного существования. 

Вот тут и начинаются проблемы. Толерантное белорусское общество в основной своей массе болезненно реагирует на голоса, появляющиеся в его гулком зале ожидания перемен. Или не реагирует вовсе. Из громкоговорителей тихонько кряхтит Цой про «требуют наши сердца», кто-то в углу отгородил себе оупен спейс и аутсорсит, кто-то заказывает такси к другому вокзалу, чтобы наконец уехать, а в основном все сидят, кашляют-чихают (давно нет отопления) и брюзжат, что нет поезда. Всё не то и нет поезда. Нет и нет поезда. Некоторые еще добавляют, что, мол, в Японии они ездят со скоростью 300 км/ч. 

Любой, кто встает и предлагает сделать ремонт, ехать на дрезине, взять велики напрокат или хотя бы вскрыть бар и повеселиться, сразу нарывается на шиканье, желчь, презрение или отхватывает по щам. Либо на игнор. Иногда достаточно просто встать, чтобы кругом возмутились. Зал ожидания приемлет только гудение ожидания, жужжание, этакий зуд небольшого напряжения мышцы присутствия: работа, налоги, нормы, вечеринки в пятницу, успех, антидепрессанты, размножение. А на любое проявление другой жизни реагирует брюзжанием о том, что эта жизнь проявилась не так, как надо. 

У меня вовсе нет желания защитить любое проявление жизни или лупить палкой по абстрактному телу «белорусского общества» (кстати, часто в нем брюзжат даже аутсайдеры и недоинтеллектуалы, левые и правые активисты, что ловко объединяет их с ненавистными им обывателями). 

Мне, скорее, интересно проговорить культуру фидбека – как то, что как минимум помогает сообществу и явлениям внутри него выздоравливать, оптимизироваться, развиваться, а как максимум – помогает устранить ненависть и деструктивные конфликты вместо того, чтобы устранять друг друга.  

 


ОТЗЫВЫ, ОТ КОТОРЫХ ВСЁ ХУЖЕ 

Представьте себе, что вы на что-то решились – ну, там, спеть собственнолично написанную, пережитую и выстраданную песню друзьям, показать новое проявление себя, новую грань. 

Просите внимания посреди вечеринки, зажигаете свечи, беретесь за гитару – брынь-брынь, бла-бла-бла – готово. Оставляете инструмент, волнение, трепет, взгляд на слушателей, а там: 

– Ну и п***ц, Валера.

– Мог бы хоть первую ми подтянуть.

– Ты вообще этого, как его, Лу Рида слышал? Вот там мощь.

– Ребзя, может, еще вина? Кстати, а креветки остались – те, остренькие? Я бы попробовала. 

Не очень, да? Гораздо приятнее было бы услышать реакцию, одобрение или критику совсем в иной форме: 

– Спасибо, что поделился, Валера! Честно говоря, мне не очень понравилось – возможно, это просто не мое.

– Ничего себе – сыграл с расстроенной струной! Молоток! Но больше так не делай.

– Знаешь, интересно. Напоминает Лу Рида – обязательно послушай, если еще нет.

– Я ничего не поняла, дружище, извини – ничего сказать не могу. 

С одной стороны, дело просто в форме, в вежливости, в обходительности. А с другой - в первом случае Валера запил, уволился и наорал на дочь, после чего она ненавидит отца, мать, гитары, Лу Рида и ходит к психотерапевту. А во втором – Валера послушал Лу Рида и понял, что лучше пересесть за контрабас или играть жесткое техно, стал счастливым и даже знаменитым, и вино ему теперь ни к чему. 

Так вот, политкорректность или жалость здесь ни при чем. Дело здесь в том, что уважение, вежливость и внимание к каждому созидательно и дает шанс этому каждому стать ок, а не проводником унизительной идеологии или боевиком непризнанной республики. 

Или вот еще абстрактный пример. 

В небогатом на культурную жизнь городе N человек берет да открывает клуб. Продает квартиру, машину, попугая, вкладывается в ремонт, худеет, запускает мероприятия с артистами, которых тщательно выбирал, а потом читает в интернете: 

– Да он за людей нас не держит – такие цены на кофе.

– В туалете была очередь и протекал кран – никогда не пойду туда больше.

– А группу «Скорпионс» нельзя было, что ли, привезти? Везут только хмырей каких-то – небось, тупо своих знакомых.

– Да он же худой! 

Налицо искажение изначального импульса и сути – человек старается улучшить культурную жизнь города, изнывающего от комплексов, вкладывается, а получает реакцию, от которой хочется все бросить, купить попугая и уехать на воды. 

Отзывы и реакции, транслируемые в общественном поле, могут, конечно, быть и не важными для него вследствие уверенности в себе и своем деле (ну или, положим, он в принципе не рефлексивен). Но сама культура фидбека, сами записи в книге отзывов, формирующие среду, контекст для будущего в том числе, – это чаще всего ужас. 

 

ПОЧЕМУ НАША РЕАКЦИЯ НА ДРУГИХ – ЭТО УЖАС 

И в этой связи вот что удивляет: сострадание, защитнические рефлексы и бережное отношение к незащищенным слоям населения и вместе с тем хамство по отношению к якобы защищенным, к повседневным, «видимым» друг другу. Ну, типа на больного, слабого или пожилого никто не орет, а вот на кажущихся здоровыми – запросто. А как, вы думаете, здоровые делаются больными? 

Наши реакции друг на друга оставляют желать лучшего. Реакции на то, что кто-то решился испечь хлеб, реакции на то, что кто-то решил усомниться в справедливом устройстве патриархального общества, реакции на то, что кто-то вышел без шапки в феврале. 

Правда, иногда реакции нет вообще, притом что живущему, а тем более делающему что-то человеку необходимо слышать эхо своего голоса, видеть свое отражение в зеркале других, необходимо внешнее подтверждение того, что он заметен, что вот это он делает классно, а вот это – не очень. 

В Минске часто возникает чувство, что на тебя смотрят в глазок из квартиры, в которую постучал. Ты слышал шорох, видел, как потемнело отверстие глазка, но никто не открывает, будто никого нет дома. Будто бы тебя самого нет. 

Очень радостно, что благодаря интернету все получили возможность высказать свое уникальное, личное мнение. Это радует, как «Будка гласности» когда-то радовала жаждущих слышать правду и ею делиться. Однако быстро выяснилось, что сказать-то особо и нечего.

Правда – категория, не нуждающаяся в оценке и от нее не зависящая, а вот личные мнения и высказывания в обозримом поле чаще всего построены именно на оценках или даже обесценивании друг друга. Они больше похожи на разной степени вялости попытки потыриться. Зачем? Торчат комплексы. Неудобно жить. А так их хоть как-то можно обтесать, когда скажешь другому, что он дурак.

 Мнение колумниста может не совпадать с мнением редакции.

Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.

   Фото: Сергей Кравченко.

поделиться
Еще по этой теме:
«Минск – серый, сервис – ад». Почему не стоит стесняться своего
«Ой, налепите что-нибудь, я еще так похожу». Стоматолог о том, как вставить зубы и не облажаться
Ценные указания: как правильно общаться с инвалидом-колясочником – и не облажаться